– Например?

– Ну, не знаю. У них есть обвинительный акт большого жюри, они готовят дело против Корвина, откуда же мне знать, на что ты способен? Один твой неверный шаг, и это дело полетит ко всем чертям!

– Флетчер ненавидел свою жену, – спокойно сказал Карелла.

– Многие ненавидят своих жен. Половина мужей в нашем городе ненавидит своих жен.

– Судя по словам Харта...

– Ну хорошо, она немножко гуляла на стороне, ну и что с того? Позволила себе немножко поразвлечься, а кто не без греха? Да половина женщин в нашем городе в эту самую минуту...

– Но ее «маленькие развлечения» дают Флетчеру отличный повод для... Слушай, Пит, чего тебе еще нужно? У него был мотив, у него была прекрасная возможность и даже оружие – нож другого человека торчал у Сары в животе! И ты еще сомневаешься? Чего тебе еще нужно?

– Доказательства. Стив, ты забыл, в каком городе и в какой системе мы работаем? Прежде чем арестовать человека и предъявить ему обвинение в убийстве, надо иметь доказательства.

– Правильно. Все, о чем я тебя прошу, это дать мне возможность раздобыть новые доказательства.

– И, конечно, организовать слежку за Флетчером. Ты только представь, что будет, если он подаст в суд на управление!

– За что?

– Уж он-то придумает.

– Да или нет. Пит? Я хочу получить у тебя разрешение установить за Джеральдом Флетчером круглосуточное наблюдение начиная с воскресного утра. Да или нет?

– Так и быть. – Бернс вздохнул. – Наверное, я сошел с ума.

Глава 8

В половине восьмого самого тоскливого и одинокого вечера недели Берт Клинг совершил глупость – он позвонил Hope Симонов. Он не ожидал, что она окажется дома, да и сам толком не знал, зачем ей звонит. Единственное объяснение, пришедшее ему в голову, заключалось в том, что, по всей вероятности, он испытывал острый приступ великой американской болезни, известной под названием «тоска субботнего вечера».

Приступ «тоски субботнего вечера», или ТСВ, как его фамильярно называют те, кто больше всего им подвержен, обычно начинается вечером в пятницу, когда «больной» начинает понимать, что ни с кем не договорился о свидании даже на такое замечательное время, созданное для зажигательного веселья и легкомысленных поступков, как СУББОТНИЙ ВЕЧЕР В США.

Впрочем, не стоит поддаваться панике на такой ранней стадии болезни. Все равно все эти волшебные развлечения начнутся не раньше чем через сутки, и у вас еще есть время обзвонить десяток, а то и сотню знакомых красоток. Не стоит слишком болезненно реагировать, если вы не успели сделать это в пятницу вечером, разве что можете слегка попенять себе за нерасторопность. У вас впереди еще весь следующий день, чтобы набрать тот или иной знакомый номер и... «Привет, крошка, ты свободна сегодня вечером? Мне кажется, мы можем отлично провести время и слегка расслабиться». Короче говоря, никаких проблем, времени сколько угодно.

Но часа в три в субботу начинают появляться первые признаки беспокойства, особенно когда на то или иное заманчивое предложение вам отвечают: «О нет, дорогой, я бы с радостью встретилась с тобой и пошла куда угодно, хоть в жерло пушки, но – Боже мой! – уже вторая половина дня, и нельзя ждать от девушки, чтобы она была свободна в СУББОТУ ВЕЧЕРОМ, правда, милый? Ведь ты звонишь в последнюю минуту и...» В последнюю минуту? Что значит – в последнюю минуту? Еще только три часа дня... четыре часа дня... пять вечера... Вечера?! Черт возьми, когда это успел наступить вечер? И тут на вас наваливается отчаяние.

Вы быстро причесываетесь, протираете дезодорантом подмышки, уверенно подходите к телефону (в углу рта зажата сигарета), небрежно перелистываете страницы маленькой черной записной книжки, решительно набираете номер и... «О, дорогой, я бы с удовольствием отправилась с тобой хоть на Луну или даже на Юпитер и обратно, но уже почти шесть часов самого РОМАНТИЧЕСКОГО ВЕЧЕРА недели. Ты ведь не думаешь, что девушка будет свободна в такой поздний час, правда?» И вот тут-то вас и настигает приступ ТСВ. Он бьет в полную силу, потому что на часах уже шесть, вот-вот будет семь, а в семь тридцать вы вообще никому не будете нужны.

Именно в семь тридцать Берт Клинг и позвонил Hope Симонов, абсолютно уверенный, что ее нет дома и что она где-то развлекается, как и все нормальные люди в субботу вечером в Соединенных Штатах Америки.

– Алло?

– Нора? – Удивлению Клинга не было предела.

– Да.

– Привет. Это Берт Клинг.

– Привет. А который час?

– Половина восьмого.

– Кажется, я заснула. Я смотрела шестичасовые известия. – Она зевнула и тут же добавила: – Извините.

– Может, мне перезвонить попозже?

– Зачем?

– Чтобы вы смогли окончательно проснуться.

– Все в порядке, я проснулась.

Наступила пауза.

– Ну и... э... как ваши дела? – осторожно спросил Клинг.

– Отлично, – ответила Нора и снова замолчала.

В течение следующих тридцати секунд в трубке слышались лишь легкие потрескивания помех на линии, пока Клинг решал, не задать ли ей рискованный вопрос, отрицательный ответ на который мог еще больше усугубить его страдания. Только сейчас он начал понимать, насколько его избаловала Синди Форрест, которая всего четыре недели назад находилась в пределах досягаемости в любое время дня и ночи, особенно в субботу, когда ни один нормальный американец не желает оставаться дома наедине со стаканом виски.

– Ну что же, я рад, что у вас все о'кей, – наконец сказал Клинг.

– Вы за этим и звонили? А то я уже подумала, что у вас появился еще один подозреваемый, которого я должна опознать, – засмеялась Нора.

– Нет-нет. – Клинг тоже засмеялся, но тут же посерьезнел и быстро сказал: – Да, кстати, Нора, я подумал...

– Да?

– Вы не хотели бы сходить куда-нибудь сегодня вечером?

– Что вы имеете в виду?

– Ну... пойти куда-нибудь.

– С вами?

– Да.

– О...

Следующие десять секунд молчания тянулись для Клинга гораздо дольше, чем предыдущие полминуты. Он понял, что совершил ужасную ошибку и теперь смотрит прямо в двуствольное дуло отказа, готовое снести с плеч его глупую голову.

– Кажется, я вам уже говорила, – сказала Нора, – что у меня есть человек, с которым...

– Да, я помню. Послушайте, Нора...

– Но как раз сегодня вечером я свободна и... если вы хотите погулять или...

– Я подумал, что мы могли бы где-нибудь поужинать...

– Ну...

– Лично я ненавижу ужинать в одиночестве. А вы?

– Да, я тоже. Но, Берт...

– Да?

– Вообще-то я чувствую себя довольно неловко насчет...

– Насчет чего?

– Я бы не хотела вселять в вас напрасные надежды.

– Но я ведь уже в курсе. Вы меня честно предупредили.

– Тогда я с удовольствием с вами поужинаю. Но...

– Вы будете готовы к восьми?

– Но вы понимаете, что я...

– Разумеется, понимаю.

– М-м-м, – с сомнением пробормотала она.

– Значит, в восемь?

– Лучше в восемь тридцать.

– До встречи. – Клинг быстро положил трубку, пока она не передумала. Он посмотрел в зеркало и усмехнулся, почувствовав себя симпатичным, уверенным и ловким – в общем, настоящим хозяином Америки.

Он понятия не имел, кто таков этот таинственный возлюбленный Норы, но теперь-то был абсолютно убежден, что она только изображает из себя тихоню, играя в старую как мир игру, и довольно скоро поддастся его мужскому обаянию.

Клинг не представлял, насколько сильно он ошибается.

Ужин прошел превосходно. Придраться было не к чему. За едой они обсудили множество самых разнообразных тем.

– Однажды я оформляла обложку исторического романа, – рассказывала Нора. – На ней была дама в таком бархатном платье с глубоким вырезом... в общем, представляете... и пока я рисовала набросок, я просто обалдела от скуки и нарисовала ей три груди. И, представьте себе, главный художник даже не заметил. Разумеется, когда я делала окончательный вариант, то третью грудь стерла.