— Все мы виновны, все! Даже церковь говорит о первородном грехе, мы виновны уже родившись. Артур, я мечтал быть физиком, я бредил научными открытиями! А кто я теперь? Преступник, изгой, у меня нет ни прошлого, ни будущего! Даже свои, эти негодяи, замыслившие столкнуть великие державы и дорваться до власти, предали меня! — Гармов вместе с мрачным чернобородым помощником ближневосточного облика стояли совсем рядом, и Артур ясно видел палец олигарха с аккуратно подстриженным ногтем, замерший на выпуклой красной кнопке. Палец временами дрожал, и Артур, нервно сглатывая слюну, лихорадочно выискивал способ справиться с угрожающей ситуацией. Вильям раскрыл все карты: Фироз собирался убрать его, видимо, сразу после получения «формулы творения». Так что терять олигарху было нечего, и напоследок он, вероятно, решил выдать своего соправителя по «Инсайду», а заодно поквитаться со всем человечеством за свои нереализованные амбиции.

Потянул предутренний ветерок, дувший с Юрских гор на Женевское озеро. Не пели птицы. Круглая луна нырнула в тёмно-фиолетовую тучу, поднимавшуюся с запада. Артур видел развевавшиеся седые космы стоически молчавшего Огюста Венсана и зверски решительное лицо олигарха. Холодное безмолвие нарушил надорванный голос Гармова:

— Все мы когда-нибудь умрём. Не бойся. Нужно только уметь красиво уйти, Артур Салмио!

Наступила жуткая тишина, и палец олигарха забалансировал на гашетке. Очевидно, Гармов делал последнее усилие нажать спуск. Внезапно тёмный, сгустившийся до тошноты воздух разорвал грохот выстрела.

— Аллах Акбар! — прозвучал рядом хриплый вопль.

Вильям Гармов, выронив пульт, с прострелянной головой опрокинулся на асфальт.

Глава 50

Словно материализовавшаяся темнота, к Гармову прыгнули из-за павильона «Глобус» спецназовцы в чёрных масках и камуфляжных костюмах. Среди них выделялся своим высоким ростом Велимир Обрадович. Клацали затворы автоматов, раздавались гортанные команды. Стрелявшим оказался вовсе не снайпер, как в первый момент подумал Артур. Выстрел из пистолета совершил спутник Вильяма — коренастый мужчина с бешеными, навыкате глазами и чёрной всклоченной бородой. Он не сопротивлялся схватившим его бойцам, но на вопросы отвечать не стал, показывая знаками, что не понимает ни немецкого, ни французского, ни английского языков, на которых к нему обращались. Попытка Велимира поговорить с мусульманином по-русски также не привела к успеху. Стрелка увели полицейские. Вероятно, это был человек Фироза, приставленный им к Гармову на случай, если олигарх чрезмерно уклонится от намеченного сценария.

Артур шагнул к Венсану. Старик устало улыбался, покачивая голевой.

— Итак, мсье Огюст, всё закончилось? Вы были правы, зло и впрямь изжило себя.

— Нам повезло — один лидер «Инсайда» победил другого. Честно говоря, я уже почти не надеялся на счастливый исход.

— Заметьте, — подхватил Велимир. — Нас спас мусульманин! Человек той веры, которая, как надеялись Фироз Акджар и Вильям Гармов, станет путеводной звездой для массы их последователей.

— Активное солнце года Дракона показало себя, но оказалось милостиво: хорошо то, что хорошо кончается, — полушутя сказал Артур. Ему никто не ответил, но дружное молчание красноречиво свидетельствовало о согласии.

Они пошли к машине. Молодой человек подхватил под руку престарелого физика, шатавшегося от пережитого волнения и бессонной ночи. У полицейского джипа к ним присоединился Велимир. У всех троих кипел в крови адреналин. Они понимали, что буквально родились вторично и хотели расслабиться, отойти от, будто по волшебству, пролетевшей мимо них смертельной угрозы.

— У меня есть предложение, господа. По случаю избавления от лап психопатов с атомной кнопкой не пропустить ли нам по хорошему бокалу кальвадоса? Раньше я был равнодушен к этому напитку, но Гармов напомнил о нём, и я подумал, что это было бы в самый раз. Паштет из гусиной печёнки и тарелка буйабеса тоже не помешают, — весело сказал учёный.

— Вы гурман, старина, — отозвался Велимир. — После пищи духовной, которой мы наглотались сполна, невредно получить пищу материальную. Пардон за тривиальность. Где бы нам осуществить ваш план?

— Я знаю неплохой ресторанчик здесь, в Мейрине. Он маленький, но уютный. Сейчас раннее утро и нам никто не помешает. Я, знаете ли, никогда не любил многолюдства. Покой и маленькая, но душевная компания — вот что нам нужно в этой жизни!

Артур только теперь заметил, что физик смешно произносит некоторые русские слова, слегка коверкая их. Его акцент загадочно колебался подобно синусоиде, то почти пропадая, то явственно заявляя о себе глубоким бархатным прононсом. Поэт и философ Салмио ни на секунду не забывал о «формуле творения», собираясь спросить о ней Венсана, и подбирал нужные слова. Но не успел. Не мешкая старик вдохновенно и не по годам бодро зашагал, почти побежал, но узкой и пустынной улочке спящего городка. Артур и Велимир Обрадович едва поспевали за ним. Когда они вошли в миниатюрный ресторан, тем не менее оказавшийся кафешантаном, Салмио со смехом сказал французу:

— Мсье Огюст, кто бы мог подумать, что терроризм так способствует аппетиту! Вы так рванули к еде, что я опасаюсь за профессиональную судьбу бармена. Вдруг он не успел сделать дополнительных оптовых закупок продовольствия?

— Велимир, Артур, располагайтесь, — не слушая никого, командовал Венсан. — Я торопился не зря. Возможно, мы даже услышим выступление моего любимого шансонье. Оно стоит того, поверьте! Садитесь, садитесь, никогда в жизни моя рука так не тянулась к бутылке. Мне далеко за восемьдесят и уже не страшно стать алкоголиком. Обжорой же я был всегда.

— Глядя на вас, старина, не скажешь, — заметил Велимир, комичным жестом изображая худобу учёного. — Впрочем, даже не надейтесь на нашу с Артуром скромность. Имейте в виду: с этой минуты пищевая промышленность Швейцарии может смело удвоить свою производительность. В доходах не потеряет.

Официант разлил по бокалам прохладный кальвадос. Выпили не чокаясь. Артур сказал:

— Мсье Огюст. Мне сдаётся, Вильям Гармов, толкая речь около павильона «Глобус», проявил вопиющую невоспитанность. Он так и не дал вам договорить о «формуле творения».

— Да, Артур. Однако его бестактность легко объяснима. Люди его породы уважают лишь те открытия, которые дают им в руки усовершенствованную по последнему слову техники дубину неандертальца. Этакая дубинка с электронной начинкой и с радиусом поражения, совпадающим с радиусом земного шара. Меньшее их, видите ли, не устраивает. В основе же мотивации собратьев Гармова и Фироза — та же древняя идея каменного века: как следует шваркнуть чудо-дубинкой по голове ближнего. Остальное для них — детали и лирические отступления. Что же касается «формулы творения» — как я уже и сказал нашему, ныне покойному, злейшему другу, это принцип Гейзенберга. Всё очень просто! — с озорным огоньком в глазах говорил Венсан.

— По принцип неопределённости Гейзенберга давно известен науке. Я не физик, а философ от физики, поэтому точное определение дать не возьмусь. В самых общих чертах принцип неопределенностей означает, что невозможно с одинаковой степенью точности определить координату элементарной частицы и её импульс. Иными словами, если мы знаем, где находится электрон или протон, то есть знаем его координаты, то не сможем точно указать, куда он будет в дальнейшем двигаться. Если же, наоборот, мы знаем направление движения, знаем импульс, то затруднимся с определением координаты. Отсюда и слово «неопределенность».

— Вкратце все верно, — ответил француз, чертя что-то на огрызке листка, вырванного из блокнота. — Вот он, — закончив, ученый повернул лист к Артуру и Велимиру. Взглянув на лист, молодой ученый увидел формулу и комментарии к ней:

Где Δx — неточность координаты, Δp — неточность импульса, ħ — рационализированная постоянная Планка, равная примерно 6,582 х 10^-16 эВ/с