Напоследок лишь услышав ещё одну краткую очередь Антона.. человека, который любил музыку, больше людей.
Бежал я не долго.
Протискиваясь сквозь туман, а вначале и вездесущие ветви ссохшихся древ, не отпуская данный мне моим другом подарок, я все глядел вперёд, каждую секунду желая увидеть нужные мне ворота, которых уже вполне возможно и не было вовсе.
Ветер разыгрался не на шутку – это я ещё у руин театра почувствовал. Налетая сильными порывами, он как бы подсказывал и предостерегал: грядёт Буря.
Но уже поздно было отступать… Да и некуда. Как, собственно, всегда.
В один момент мне, парню которому уже пульсирующая в венах кровь заложила уши, показалось, будто где-то не далеко прозвучал характерный пристук колёс трамвая. Страх охватил тело и резко остановился, зашарив глазами по выданному мне открытому пространству.
В голову лезли всевозможные звуки, жалобно гудел в окнах ближних домов ветер, при усилении причем стуча рамами. Но трамвая-призрака видно не было.
Я, надсадно дыша, огромными от испуга глазами смотрел кругом, пытаясь сообразить что же это тогда было. И я сообразил: музыки Korn больше не было слышно.. ка и выстрелов.
Развернувшись всем корпусом в сторону уже исчезнувшего кинотеатра, стоящего от меня где в метрах пятидесяти, я с неким сожалением в глазах понаблюдал за неспешно плывущим туманом, надеясь хоть на мгновение увидеть ту самую картину разрухи… Но вместо это слышал лишь разрезаемый воздух и нелепые взвизгивания.
Прикусив губу, я сильно, порывами, задышал, притом шмыгнув носом: сдерживался.
“Он поступил правильно. Как говорил тот старик, что вёз вас на Автозаводскую: только помогая людям можно узнать своё призвание,” – впервые как-то спокойно, даже будто соболезнуя, произнёс голос моего Альтер-эго.
“Он так не говорил,” – чуть успокоившись, про себя ответил я.
“Ну, тогда так сказал я,” – всё так же бесстрастно парировав Я.
“И что же тогда ты мне предлагаешь?” – всё ещё глядя в сторону могилы Антона, с недовольной издёвкой спросил я, в усталости вздымая грудь при вздохах и выпуская изо рта мелкие облака пара.
“Предлагаю и тебе помочь кому-то,” – серьёзно, даже каким-то жестким тоном, посоветовало мне моя вторая личность.
И в тот же момент я как-то машинально обернулся на сто восемьдесят градусов, уставившись в уже пресловутую молочную белену.
Но это был не конец: спустя мгновение я пошёл к ней навстречу. И чем больше я делал шагов, тем болей она разверзалась предо мной.
Кинув последний взгляд уставших, жалобных, ко многому безразличных глаз в сторону, откуда я и явился, я тут же повернулся голову обратно, завидев перед собой покосившийся, ржавый забор с обломанными штырями на конце.
Он стоял между двумя сложенными из камня столбами… Одного не было, поэтому войти внутрь ранее охраняемого объекта не составило большого труда.
Если верить карте, это место имело отнюдь не маленькие размеры. Но мне пока открывался лишь маленькие участок, который уже был переполнен разбитыми памятниками, поваленными крестами, разрытыми могилами…
Сильно дул, морозя нутро, ветер. Прикрывшись рукой, я медленно пошёл вперёд.
Когда порыв не надолго стих, я понял что окружение будто помутнело.. потемнело. Как-то начало двигаться и зашептало.
А вот это уже было плохо.
“Глаза лучше не закрывай, всё-таки увидеть тебе это придётся… Но по-другому никак,” – вновь в своей обычной шутливой манере, дерзко усмехнувшись в конце фразы, порекомендовало мне Альтер-эго.
На что я, надевая наушники и включая плеер, твёрдо отозвался, теперь вслух:
– Без тебя понял.
А затем, уже в который раз за столь не долгое время, заиграла музыка.
Сначала ударила гитара, к ней вдруг присоединилось, наигрывая некие грустные звуки, пианино. Так продолжалось пару секунд: некто просто бил один раз по струнам, а второй мерно нажимал на клавиши. Затем второго вновь сменял первый и так далее…
Это было красиво, очень. И сказать, что я сразу же узнал песню… Незачем хвастать. Однако тому, что Антон тоже слышал *Korn, я порадовался.
Я, зачем-то вынув из ножен BOLO, двинулся дальше.
Тут же к музыкальной, пока мало насыщенной, но уже прекрасной, картине прибавился и какой-то зловещий, будто шепчущий, бит. А с ним и спокойные слова, произносимые надрывным голосом, чуть отдающем хрипотцой:
* (Прим. Автора) Обе песни прекрасного американского рок-коллектива KORN, очень почитаемого мною. Название первой композиции написано в книге, второй – Do What They Say.
И мир погрузился во тьму окончательно.
Тогда же я, почти не надеясь на ответ, и мысленно спросил, немного поколебавшись: “Ты говорил, что если я не знаю, что мне делать, стоит лишь взглянуть вперёд. А что если впереди лишь мрак?”
И тут же, пока насыщенный битом и пиано проигрыш не кончился, прозвучал голос второго Я: “Если впереди лишь мрак, иди к нему: любая тьма содержит в себе кусочек света…”.
Я сглотнул, немного усмехнувшись: в эти слова очень хотелось верить.
Смешанный с мелодией голос протяжно, тихо, будто шипя, произнёс: “I-ice”.
За ним последовали слова, чьё произношение на последних двух стало чуть более громким и как будто потратило весь воздух певца:
Я же всё сильнее погружался в чрево чего-то пока мне неизвестного. Вскоре это нечто окутало меня настолько, что ничего кроме приближённых к лицу ладоней я не видел. От этого сердце заколотилось сильнее…
Уже знакомый голос шёпотом протяжно, в такт мелодии, выдохнул: “O-o-o”.
После в привычном отрывистом исполнении прозвучал и текст:
“Закадровый” голос по старинке прошипел: “Di-ie”.
И на этом моменте вдруг нечто прервалось. Композиция перестала течь своим спокойным, предостерегающим звучанием. Потому как будто бы откуда-то издалека начала “бить” заунывным воем, нарастая, сирена. И вот под неё зазвучало два наложенных друг на друга голоса, поющих на пределе высвобождения из лёгких углекислого газа:
В эти же мгновения начал изменятся и мир вокруг меня.
Сильно, одним кратким выдохом, подул ветер. За ним моё окружение в радиусе примерно полуметра приобрело какой-то приглушенно-оранжевый оттенок.
На секунду пошатнувшись, я всё-таки двинулся дальше. Пытаясь по большей мере сфокусироваться на музыке.
В это мгновение песня на долю секунды оборвалась и сразу же “ударила” бас-гитара, подначенная обычной, электронной. Они играли отрывками, давая свободу главной хозяйке сцены: звучащей на полную жалобной, холодящей кровь своим воем сирене.
Под это всё певец надрывно и выкрикивал, протягивая окончания:
Тут прямо передо мной, прямо в облаке бело-апельсинового цвета, из неоткуда образовалась еле различимая бледно-желтая тень, не имеющая кожи, прикрывающей мышцы, обеих ног, с оторванной нижней челюстью и выпученными глазами. Сильно подняв свою единственную челюсть она тут же ринулась в мою сторону, явно что-то вереща.
Если бы я не сходил по своим делам ещё в Цирке, то эта ситуация была бы для меня крайне не ловкой. Но сказать, что испугался – это совершенно ничего не сказать.