Предыдущий опыт взаимодействия этого клиента с врачами, психотерапевтами и знакомыми выражался в том, что все они явно или неявно отбрасывали как бредовую его идею о том, что он может улететь на орбиту. Разумеется, все эти люди будут уверять вас, что если суметь убедить этого человека, что его представление о возможности стать спутником Земли ошибочно, тем самым его проблема решится. Наш опыт, однако, говорит, что убедить людей логикой или красноречием в том, что их уже прочно укоренившиеся убеждения являются ошибочными, — задача по меньшей мере тяжелая, а то и вовсе невыполнимая. Это прежде всего касается тех случаев, когда оспариваемое убеждение занимает центральное место в повседневных мыслях и действиях человека. Независимо от того, какова реальная ситуация, молодой человек из вышеприведенного примера полагал, что ему действительно грозит опасность улететь на орбиту. Для него это было реальностью, а потому он по вполне понятным причинам считал, что любая коммуникация, исходящая от человека, пытающегося разубедить его в этом, исходит от того, кто не доверяет его личному опыту. Таким образом, наш будущий космонавт оказывается в безвыходном положении человека, вынужденного не доверять либо собственным ощущениям, либо окружающим людям. Эриксон, вероятно, оказался первым, с кем этот пациент поделился своей проблемой и кто отреагировал так, будто страх улететь на орбиту кажется ему обоснованным. Обретя в глазах пациента репутацию понимающего и заслуживающего доверия человека, Эриксон мог теперь перейти к вопросу о том, что следует делать по поводу этой опасной ситуации, вместо того чтобы безнадежно застрять в дискуссиях о том, возможна такая ситуация или нет.

Поведенческий раппорт

При необходимости Эриксон готов пойти значительно дальше простого словесного признания убеждений клиента. В силу своих убеждений, особенностей своей нервной деятельности или приобретенных привычек людям свойственно проявлять характерные индивидуальные формы поведения. То, как человек стоит, садится, ходит, как он вступает в разговор (или как молчит), как и в какие моменты он улыбается, хмурится и проявляет интерес — бесконечно разнообразные формы индивидуального поведения, и каждый человек делает это по-своему — так, как того требуют особенности его нервной системы, воспитания и модели мира. Соотнесение с этими поведенческими нюансами является эффективным методом установления раппорта — о таком соотнесении мы уже говорили, касаясь темы отзеркаливания. Однако если слишком увлечься отслеживанием тонких тональных и кинестетических аналоговых форм поведения (микроповедения клиента), легко упустить из виду формы макроповедения. Под «макроповедением» мы понимаем те формы поведения, которые в данный момент контролируются сознанием человека. Если, к примеру, во время разговора человек ходит взад-вперед по комнате, гневно топая ногами, и язвит по любому поводу, — это макроповедение, а тон, высота и темп речи, сжатые зубы и кулаки в момент притопывания и поднятие брови во время отпускания язвительных реплик — формы микроповедения. Мы проводим это различие для того, чтобы обратить ваше внимание к возможности реагировать на поведение другого человека, понимая его либо как совокупность множества мелких элементов, либо как меньшее количество более объемных блоков. Различие между этими двумя взглядами на поведение с точки зрения его использования заключается в том, что установление раппорта посредством соотнесения микроповедения (отзеркаливание) будет при правильном выполнении находиться вне зоны осознания вашего клиента (большинство людей, как правило, не осознают своего сиюминутного аналогового поведения), тогда как факт соотнесения макроповедения почти во всех случаях станет очевидным для человека на осознаваемом уровне. Если мое микроповедение не бросается в глаза, велика вероятность того, что вы не заметите, как я сжимаю зубы в те моменты, когда и вы сжимаете зубы. Однако крайне маловероятно, что вы не заметите, как каждый раз, когда вы топаете ногой, расхаживая по комнате, я топаю тоже. Очевидность такого макроповеденческого отзеркаливания для сознательной части психики вашего клиента вовсе не обязательно сводит на нет его ценность с точки зрения установления раппорта, однако такой метод требует, чтобы ваше микроповедение (при его соотнесении с макроповедением клиента) было конгруэнтным с целью или намерением этого поведения, — то есть таким, чтобы клиент чувствовал, что ваша демонстрация подобного поведения работает на него, а не в ущерб ему. Так, например, при взаимодействии с робким малышом, которое было описано в начале этой главы, Эриксон был полностью лишен возможности использовать такое средство, как слова, и мог наблюдать только поведение ребенка. Вместо того чтобы излучать дружелюбие или «выклянчивать» ответную реакцию, Эриксон прежде всего установил раппорт с ребенком, демонстрируя такое же робкое поведение, что и малыш. Успешно подстроившись к его поведению, он получил возможность побуждать его к проявлению большей отзывчивости. Следующий пример использования Эриксоном поведенческого раппорта являет собой образец того, как можно оказывать воздействие на других людей, прибегая исключительно к поведенческим средствам.

Нужно встать на тот уровень, на котором находится другой человек, ведь не будете же вы вести философские беседы с младенцем, который еще только учится говорить... с младенцем вы будете СЮСЮКАТЬ и ГУЛИТЬ. Так вот, в больнице штата Аризона находился ребенок, девочка, страдающая аутизмом. Было собрано 50 тысяч долларов, и девочку перевезли в Чикаго, где ей был предоставлен особый уход. Множество психиатров и психоаналитиков работали с ребенком, пока все деньги не были истрачены, и тогда они отправили ребенка обратно, так и не добившись никаких изменений. Одной моей пациентке было очень одиноко, она хотела сделать доброе дело, посетила больницу штата Аризона, увидела там эту десятилетнюю девочку и в конце концов убедила администрацию отпустить девочку с ней погулять. И вот девочка пошла с ней гулять, гримасничая, издавая бессмысленные звуки, бормоча, постоянно вертясь, — вообще вела себя очень странно. И тогда эта пациентка решила привести ее ко мне. Она привела ее ко мне на прием. Сначала она зашла одна и рассказала мне об этой девочке, и я сказал: «Да, я ее посмотрю». Я заверил ее, что не буду лечить девочку, а просто посмотрю на нее один раз. Моя пациентка ввела девочку в кабинет и представила ее мне, а меня ей. И тут девочка издала несколько очень странных звуков, и я ОТВЕТИЛ ей такими же очень странными звуками; мы хрюкали и стонали, визжали и пищали добрых полчаса. А потом девочка ответила на несколько простых вопросов и моментально вернулась к своему аутичному поведению. И все же мы прекрасно провели время, визжа и пища, мыча и хрюкая друг на друга. А затем моя знакомая увела девочку в больницу. Вечером она снова взяла ее на прогулку. Позже она сказала мне: «Она чуть было не выдернуло мне руку, прямо-таки тащила меня по улице, — так она хотела увидеть вас... человека, который действительно умеет разговаривать на ее языке».

В этом примере макроповедением девочки является, конечно, ее писк и визг. Вместо того чтобы разговаривать с ней нормально и добиваться от нее того же самого, Эриксон подстраивается к ней, имитируя ее писк и визг. И вот, быть может впервые в жизни девочке представилась возможность общаться с человеком, который разговаривал на ЕЕ языке, с человеком, речь которого имела смысл для нее. Важно также обратить внимание на то, что Эриксон «прекрасно провел время», пища и визжа с этой девочкой, что свидетельствует о конгруэнтности его поведения. Любые признаки того, что зеркальное поведение Эриксона манипулятивно, неискренне или просто подражательно, несомненно, подорвали бы раппорт. Именно благодаря готовности и умению конгруэнтно изменять свое СОБСТВЕННОЕ поведение Эриксону удалось произвести на эту девочку такое впечатление.

Часто психотерапевты пытаются общаться с пациентами, используя научную медицинскую терминологию, пытаясь объяснить им понятия эго, суперэго и ид, сознания и подсознания, а пациент не может понять, о чем это вы ведете речь — о кукурузе, картошке или рагу. Поэтому пытайтесь говорить на языке пациента. Был в Ворчестере один пациент, который провел там уже девять лет. Его нашла полиция, но ей так и не удалось идентифицировать его личность по одежде и получить от него какую-либо информацию, так что мы даже не знали, откуда он родом. Не было никаких свидетельств, что он житель Ворчестера. Наверное, он был приезжим. И в течение девяти лет он сидел в палате, в которую мы заходили и из вежливости говорили «доброе утро». На это он отвечал словесной мешаниной типа «ведро сала, не заплатил, песок на пляже» и прочее в том же духе... бессмысленным набором никак не связанных слов. И когда я пришел туда работать, меня заинтриговал этот пациент, я буквально голову потерял от любопытства.