Глава 1. Финикс 

Финикс

Финикс пылал под летним июньским солнцем 1978 года. Мы только что прибыли в этот оазис Аризоны после жаркой и пыльной дороги по бескрайним сверкающим пустыням, и теперь возможность растянуться перед стрекочущим кондиционером в номере мотеля казалась пределом роскоши. Несколько часов назад, пока мы жарились в автомобиле, у нас была масса времени, чтобы предаваться воспоминаниям о самых значительных в нашей жизни успехах и неудачах, надеждах и планах. Долгая дорога располагает к таким раздумьям и мечтам. Казалось, даже колючие кактусы, вздымающиеся холмы и бескрайние просторы, простирающиеся за окнами нашей машины, направляли нас в наших внутренних странствиях естественно, словно иголка, утягивающая за собой нить. И вот дорога позади, пейзаж ограничивается блеклыми гостиничными стенами, и каждый из нас начинает размышлять о великом событии, которое вот-вот произойдет.

Вот уже четыре года мы слышали восторженные отзывы о работе доктора Милтона X. Эриксона из Финикса, штат Аризона, известнейшего в мире гипнотерапевта, читали о нем и пытались изучить его методы. Мы заинтересовались работой доктора Эриксона, когда проходили обучение у Ричарда Бэндлера и Джона Гриндера (благодаря содействию которых столь эффективные гипнотические паттерны Милтона Эриксона стали доступны другим людям); словно стервятники, слетевшиеся на добычу, мы жадно проглатывали все печатные труды Эриксона, какие только могли раздобыть. Мы приложили массу усилий, чтобы превратить его паттерны в неотъемлемую составляющую повседневной коммуникации с окружающими. Мы не только использовали их в нашей терапевтической практике, но и преисполнились гордыни настолько, что стали разъезжать по стране, обучая других искусству коммуникативной алхимии доктора Эриксона. Мы беззастенчиво воспевали его техники и проницательность перед всеми, кто только готов был нас слушать, и наверняка во время этих проповедей глаза у нас сияли искренним энтузиазмом, а руки тряслись от восторга. Вот уже несколько лет мы разговаривали, ели, пили и спали с именем Эриксона в мыслях. Он стал членом нашей семьи. Честно говоря, мы даже подражали его голосу. И при этом до сих пор мы ни разу не ВСТРЕЧАЛИСЬ с этим человеком! И вот завтра мы наконец встретимся с Милтоном Эриксоном, и все наши прошлые подражания и проповеди будут оправданы греющей самолюбие индульгенцией личного контакта. «Доктор Эриксон? Ну конечно, мы знаем... старину Милтона...» Но только ли это означала для нас предстоящая встреча? До нее еще оставалось несколько часов, и пока что можно привольно предаваться мечтам, попутно освежая пятки, — спасибо продукции компании Феддерс, производящей кондиционеры... Но даже сквозь фильтры ветер пустыни доносил до нас что-то такое... нечто, к чему мы вряд ли были готовы. Нам предстоит не просто торжественный и почетный визит к человеку, ставшему для нас предметом национальной гордости, к человеку, о котором мы прежде только читали. Мы думали, что едем в Финикс, чтобы утвердиться в том, что мы уже знаем... и еще не предполагали, что вместо этого нам предстоит осознать, сколь многому мы еще должны научиться. Этой встрече суждено было стать не развязкой, а прелюдией.

На следующий день мы отправились в путь, окутанные еще прохладной, но уже готовой смениться зноем утренней атмосферой Финикса. В некоторых местах времена года меняются дважды, трижды, а то и четырежды в году. Пустыня претерпевает сезонные изменения пять-шесть раз в течение одних суток. Приходится либо приспосабливаться к этим флуктуациям, либо прятаться от них. Мы научились приспосабливаться, а потому нам было приятно отмечать едва заметные изменения светотени и перспективы, дуновения воздуха, звуки и смену ароматов, сопровождающие эти ежедневные сезонные изменения.

Мы брели по просторным чистым улицам, обрамленным усеянными плодами апельсиновыми деревьями, пока не достигли окруженного буйной растительностью углового здания. Дом не был ни ухоженным, ни запущенным: нам подумалось, что он очень уютный, а вокруг растет как раз столько сорняков и странных растений, чтобы дом не казался чересчур уж вылизанным. Двор как бы говорил: «Идите сюда прямо по этому газону, для того он здесь и устроен». Подталкивая друг друга, мы робко приблизились к входной двери, где нас радушно встретила миссис Эриксон. Она проводила нас в кабинет доктора Эриксона. Кабинет оказался маленьким, а его стены, увешанные фотографиями и полками с книгами и бесчисленными сувенирами, были выкрашены в ярко-лиловый цвет. В комнате уже находились другие паломники. Мы обменялись с ними кивками, и это показалось нам достаточным проявлением учтивости, — даже почти чрезмерным. Каким-то образом мы чувствовали, что это не формальный прием, а личная интимная беседа. Мы расселись по местам, и словно индейцы в вигваме, молча сидели и ждали, нервничая, прихода шамана, который передаст духам наши мольбы.

И вот дверь отворяется. Миссис Эриксон вкатывает кресло доктора Эриксона. Вне всяких сомнений, он — единственный в этой комнате, кто не затаил в этот момент дыхание. Он одет во все лиловое, а на шее повязан шнурок, унизанный лиловыми ракушками каури. Несмотря на блеск хромированного кресла и буйство пурпура, наше внимание сразу привлекли изумительно сияющие глаза доктора — глаза юноши. Вот так так! Мы и не предполагали, что Милтон Эриксон окажется самым молодым среди нас. Он обратил пару своих сияющих прожекторов на каждого из нас по очереди, и каждый понял, что его заметили. Этого мы тоже никак не ожидали. Все наши штудии и приготовления теперь казались пустячной суетой, и вот, избавившись от бремени ожиданий, мы расселись по креслам и приготовились к настоящему уроку. Доктор Милтон Эриксон вдел нитку в иголку и принялся вышивать...

Итак, первое условие взаимодействия с пациентами, клиентами или испытуемыми заключается в осознании того, что каждый из них — личность. В природе нет двух одинаковых людей. Не найдется двух людей, которые бы одинаково поняли одну и туже фразу, а потому при взаимодействии с людьми нечего и думать уложить их в русло ваших представлений о том, какими они должны быть... Надо постараться выявить, каковы ИХ СОБСТВЕННЫЕ представления о себе. Я видел телепередачу о приручении дельфинов, в которой ученые пытались выяснить, как думают дельфины, как функционирует их интеллект. И оказалось, что ученые антропоморфизируют дельфинов... вместо того, чтобы понять дельфинов как дельфинов, а не как еще одну разновидность людей. А теперь передайте-ка мне вон того северного оленя... Дэн Гоулмен сказал, что это простое стеклянное пресс-папье. Он не заметил, что мой олень вмерз в айсберг... Так вот,

ЯЗЫК — это не только то, что мы ГОВОРИМ. Дельфины могут с целью коммуникации изменять положение своего тела, придавать своему телу различные формы, — так они передают или получают сообщения. То же самое делают и люди... Вот вам, к примеру, такая ситуация. Наша дочь жила на военно-воздушной базе в Окинаве, она жена полковника. В прошлом году ей предложили в качестве пилотного проекта посетить семьи двадцати трех подростков из семей военных, которые бросили учебу, и убедить их вернуться в школу, — просто попробовать это сделать, чтобы выяснить, возможно ли такое в принципе. Ей выделили здание с кухней и разрешили сформировать собственную концепцию школы. Всех ребят, бросивших школу, неоднократно арестовывали, обвиняли в изнасиловании, в наркомании, воровстве, вооруженных нападениях... в неповиновении властям. Все они пришли послушать, что эта учительница скажет о своей школе, которую им предстояло посещать. Моя дочь объяснила им, что они могут ходить в школу на добровольных началах. Добираться до нее придется пешком или на автобусе. Абсолютно добровольно. Но моя дочь пояснила, что преподает в этой школе и НЕ позволит никому мешать ей вести занятия... она будет исключать всех, кто станет ей мешать, — на день, на неделю или навсегда. Она установила и ДРУГИЕ правила. «Это ВАША школа. ВЫ ею управляете. Я здесь только преподаю».