— На меня напали, — возразил я, это были не самые мудрые слова, потому что он сразу должен был принять их за признание вины, но я взял на себя ответственность и должен был объясниться. — Я защищался.

Он слегка вскинул голову и посмотрел на меня поверх своего длинного носа. Слабая улыбка расползлась по его губам.

— А ты знаешь, — спросил он, — Что за применение оружия в королевском городе полагается штраф?

— И какой же?

— Штраф… — медленно произнес он, словно для того, чтобы я не пропустил ни слова, — В виде конфискации меча.

Я сглотнул и подумал, не пора ли бросаться наутек. Хотя я понимал бесполезность этой попытки: они верхом на лошадях и легко поймают меня, а бегство только укрепит мою вину в их глазах.

— Давай сюда меч, — зарычал рябой.

Я взял его за клинок и осторожно, чтобы не порезаться, протянул ему рукоятью вперед.

Он подозрительно посмотрел на меня сверху вниз и взял меч.

— Ты шел по улице с обнаженным мечом, — сказал он.

— Мои ножны лежат здесь, — сказал я и указал на пятачок снега, который сейчас закрывал то место на обочине дороги, где я сбросил портупею.

Он посмотрел в направлении моего пальца, потом снова на меня. В его глазах ясно читалось презрение.

— Это правда, — настаивал я. — Все, что я сказал, правда.

— Пойдешь с нами, — заявил рябой.

Он дал сигнал своим людям, которые спрыгнули с коней и схватили меня за руки. Я попытался стряхнуть их, но они вцепились крепко, заламывая мне руки за спину.

— Мале услышит об этом, — сказал я сквозь стиснутые зубы, когда они потащили меня по улице. — Он пообрубает вам руки, клянусь.

— Подождите! — голос звучал повелительно.

Рыцари остановились. Я повернул голову, глядя из-за плеча. Голос раздавался из середины толпы.

Зрители расступились и благообразного вида человек в черном плаще выехал вперед. Черты его лица были угловатыми, нос длинный; он выглядел моим ровесником или чуть старше. У меня было чувство, что я уже видел его раньше, но не мог вспомнить, где и когда. Он прямо сидел в седле, приближаясь к нам. С его пояса свисали ножны, по всей длине украшенные алыми самоцветами, замысловатый золотой узор извивался вокруг них.

— Как тебя зовут? — спросил он меня, его голос звучал спокойно.

За ним ехал еще один человек в более скромной одежде — слуга, решил я.

Он был худой, с чисто выбритыми щеками и шеей, и такой бледный, что я подумал, уж не выходит ли он из дома только по ночам.

— Милорд, — сказал рябой. — Извиняюсь, но мы должны доставить этого человека к риву города. Там его допросят.

— Меня зовут Танкред Динан, — перебил я его.

Человек в черном уставился на меня, хотя его взгляд нельзя было назвать враждебным.

— Ты знаешь моего отца?

— Вашего отца? — повторил я, прежде чем понял, почему мне знакомо это лицо.

Действительно, теперь я ясно видел сходство не только в чертах лица, но и в посадке головы и в наклоне плеч.

— Гиойм Мале, Синьор Гравилля из-за моря. Ты знаешь его?

— Я у него на службе, милорд.

Насколько я помнил, виконт не упоминал ни о каком сыне. Хотя это само по себе мало значило, почему он должен был говорить со мной о своей семье?

— Милорд, — повторил рябой с ноткой отчаяния в голосе. — Позвольте сказать, что сейчас не время для бесед. Нам пора идти.

— Какие у вас нему претензии? — спросил его человек, назвавшийся сыном Мале.

— Он обвиняется в нападении с оружием на своего товарища-француза.

— У вас есть свидетели?

— Есть один, милорд, — сказал один из рыцарей, толстый и неуклюжий, выглядевший слишком большим для своих доспехов.

Он указал на старуху, она отпрянула в толпу.

— Всего один свидетель, — сказал сын Мале. — к тому же женщина, да еще и английская.

— Всегда можно найти других, — мягко возразил рябой. — Нельзя отмахиваться от такого дела.

Сын Мале обратился ко мне:

— А что ты скажешь? Ты поднял оружие против соотечественника?

Я колебался, испытывая соблазн отказаться от своего признания, тем более, что он, похоже, был склонен помочь мне. Но если я так сделаю, то все увидят, что я даю ложные показания, а это было так же плохо, если не хуже, чем нарушение общественного порядка.

— На меня напали, милорд, — сказал я, повторяя сказанное раньше. — Я только защищался.

Он медленно кивнул, и я почувствовал, как мое сердце сжалось; похоже, я дал неправильный ответ. Он посмотрел на слугу, но тот лишь моргнул и пожал плечами.

— Значит, вы считаете, что он может говорить неправду? — спросил он наконец.

— Лжет он или нет, — возразил рябой, — его заметили в королевском городе с обнаженным оружием.

— А где тот человек, с которым он был замечен? Полагаю, он может высказаться за себя?

Рыцарь открыл рот, задумался и закрыл его, потом оглянулся на своих людей.

— Ну? Где он?

— Милорд, его нет.

— Так, — резко сказал сын Мале, — У вас нет ни настоящих свидетелей, ни пострадавшего. — он повернулся к мужчинам у меня за спиной. — Отпустите его.

— Вы не можете этого сделать, — рябой не верил своим ушам.

Младший Мале посмотрел на него, как герцог на какашку.

— Я буду делать то, что хочу, а не то пойду к твоему лорду, городскому риву, и сообщу ему о твоей наглости. Теперь отпустите его, — повторил он громче. — Я сам с ним разберусь.

Рябой ничего не ответил, его окаменевшее лицо медленно наливалось кровью. Наконец он махнул рукой, оба его человека отпустили мои руки и полезли на своих лошадей. Я по очереди посмотрел на каждого из них, потирая руки, саднившие после их объятий.

— Верни ему меч, — приказал сын Мале.

Глаза рябого уже были белыми от бешенства, он швырнул меч вниз. Клинок упал в снег, я наклонился, чтобы поднять его, и с чувством глубокого удовлетворения наблюдал, как четыре человека скачут вниз по улице по направлению к рынку.

Рябой обернулся.

— Рив узнает об этом, — предупредил он.

— Очень хорошо. Когда будешь докладывать, не забудь упомянуть имя Роберта Мале. Если он будет не согласен, сможет обсудить этот вопрос со мной.

Рябой зарычал, а затем ударил коня пятками и поскакал догонять своих людей. Толпа сильно увеличилась, люди выходили из домов, чтобы не пропустить интересное зрелище.

— Расходитесь, — сказал им Роберт, одновременно размахивая рукой, словно разгоняя мух. Он наклонился с коня, чтобы поговорить со мной. — Позже я расследую это дело. Но сейчас нам пора вернуться в дом отца. — он огляделся. — Ты приехал верхом?

— Нет, милорд, — ответил я.

— Тогда, Танкред Динан, прогуляемся.

Он соскочил с седла и дал сигнал слуге сделать то же самое, потом похлопал коня по шее и перекинул уздечку вперед.

Я кивнул, не зная, что еще сказать. Теперь я задолжал обоим Мале и чувствовал, что эти долги будет не так легко выплатить.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Солнце поднималось над восточными болотами, пробивая лучами тонкий слой облаков и золотя небо. Под ним просыпался неугомонный Лондон. По улицам уже сновали люди: женщины с деревянными ведрами, мужчины с охапками дров. Кричащие дети гнались друг за другом с комьями снега в руках, они почти столкнулись с двумя дюжими парнями, несшими на плечах большие мешки. Внизу на реке несколько судов отходили от причала, направляясь в сторону устья и дальше к морю.

Мой меч вернулся на свое место у меня на поясе, и я рад был чувствовать ножны у бедра. Сын Мале шагал рядом со мной, ведя лошадь в поводу, а его слуга шел сразу за нами с его собственной лошадью.

— Какие у тебя новости от моего отца? — спросил он, как только мы выбрались из толпы.

— Вы еще ничего не слышали?

— Я не слышал вообще ничего, потому что только вчера отплыл из Нормандии, — сказал он. — Так что?

Я остановился у края дороги пропустить спускавшуюся с холма повозку.