Когда на Лисену легли руки Темных Звёзд, былая компания вдруг ощутила прежнее единство. Девчонки болтали, их глаза сияли задорными огоньками.

— Читала я статьи Карамо, — с небрежной гордостью говорила Эрита. — Он с первой войны изучает пришельцев — их язык, обычаи, культуру… Ещё ведёт раскопки древних храмов — тех времён, когда Гром только воцарялся.

— Хорошо бы он отвёз нас к гробу Девы-Радуги! — вслух пожелала Лисси, молитвенно сложив ладони. — Сейчас паломников меньше, можно даже прикоснуться. Гроб — он живоносный. Говорят, на нём мёртвые цветы вновь оживают, а у паралитиков руки и ноги начинают двигаться…

— …заложил в банк своё поместье — очень маленькое, — и семейное золото, чтобы снарядить поисковую команду. Вскопал пять квадратных миль, нашёл Святое Писание — свинцовый свиток, который читали первые громовники и мученики. Подарил в кафедральный собор… Красная корона выкупила его вексель и простила долг, — не забыла подчеркнуть Эрита.

— Рисковый человек, — заметила Лара, косясь на кавалера.

«С чего он так на меня смотрел?.. Хотя он красивый… по-своему. Только волосы длинные, будто поповские. Платье чудное. Словно из прошлого… Странные они там, в Красном царстве. Кавалер-бедняк всё имение на землекопов отдаёт, а царь возвращает!»

— Много рисковал, — согласилась Бези, — и много потерял.

— Ноги — это ревматизм, от простуды. — Лис решила защитить Карамо. — Он в пещерах работал безвылазно…

— Я не про ноги, Лисси. Я про руки.

— А что такое?

— Приглядись.

Первой поняла намёк Ларита и, ахнув, прижала пальцы ко рту. Но тут кавалер — на них с графом наседал сердитый Картерет — повернулся к ним спиной.

На левой руке — Лара успела увидеть, — кольцо развода!

Значит, в святой трибунал обращался. И в «Пастырской речи» писали: «Волею Отца Веры гере Такой-то и эрина Такая-то отныне свободны от уз брака. Во искупление разрыва уз они год и день не должны вступать в брак повторно…»

Это — стыд на всю империю, не говоря про знакомых и родных. Епитимья, денежное взыскание… Иную дамочку за грех в покаянный дом засадят, да и дворянина не помилуют.

«Ну и дела!.. Значит, что-то ужасное стряслось, раз до церковного суда дошло».

Между тем Картерет, в одночасье лишившийся двух левитесс и вещуньи, атаковал своих учеников:

— Граф, моя работа прервалась — вы здесь так пылко говорили о науке! — а кто мне заменит подопытных?

— Есть Верба и Хлыст. Можете посвятить всё время тому, чтобы их разбудить.

Памятуя о славе, которой пользовался профессор в академических кругах, Карамо неосторожно спросил:

— Эти несчастные — ваши жертвы, учитель?

— Жертвы науки! — Перст седовласого старца чуть не ткнул кавалера в лицо. — Они добровольцы. Рискнули заглянуть в ту область эфира, куда никто не осмелился проникнуть. Добыли бесценные сведения… но их сил не хватило, чтобы вернуться.

— Чёрный эфир, — пояснил граф. — Вещание на миллионы миль.

— И… были результаты? — Карамо смотрел с недоверием.

— Да. Они говорили — и им отвечали.

— Кто?

— Предоставляю вам найти ответ. — Профессор отвесил ему поклон с издёвкой. — Это вы у нас занимаетесь жизнью на иных планетах.

— Верба… это девица?

— Спящая красавица. Тогда ей было семнадцать. С тех пор она сильно изменилась.

— Она здесь?

— В подземном этаже.

— Вы проводите меня?

Граф велел Безуминке с компанией заняться сборами в дорогу — опыты окончены! Девчонки шумно удалились. Пата путалась под ногами и била хвостом.

Враждебно скрипя, профессор таки согласился отвести Карамо в склеп.

— Видите, некоторых успехов я добился, — похмыкивал он, обходя стеклянные саркофаги. — Годами сохраняю их живыми. Если, проснувшись, они останутся в своём уме…

— Сон в чёрном эфире, — шептал Карамо, озирая истощённые тела, застывшие в мертвенном свете. — Хотел бы я знать, что им снится…

— …у обоих мозг даёт сбивчивые токи. Несомненно, в их сознании что-то происходит. Они могут проснуться. Тогда… тогда я смогу предложить верный способ летать между планетами во сне, как мориорцы. Даже дольше!

— Сделайте это, учитель. Вы внесёте величайший вклад в науку. А я… возьму на себя заботы о ней. — Сняв золотой перстень с рубином, Карамо возложил его на саркофаг. Затем поцеловал ледяное стекло над лицом стриженой Вербы. Его вздох лёг на гладь туманным пятном.

— Вы всё такой же влюбчивый, Турман, — осуждающе кряхтел профессор, оглядывая приборы, которые поддерживали жизнь спящих. — Помнится, ни одной юбки не пропускали. При вас даже лаборантка Синура, старая дева и змея, кокетничала как молоденькая.

— Это осталось в прошлом!.. Синура — та, с бельмом? где она теперь?

— Стала монахиней Ордена милосердия — замаливает участие в моих экспериментах. Служит здесь, при лазарете — сестра Мана. Ко мне ни ногой. Лучше и вы к ней не ходите, не смущайте — что былое ворошить?.. А вот насчёт того, что вы остепенились — бросьте, Турман! Люди не меняются, по себе знаю. Как меня звали «безумным учёным», так и осталось. Вот и вы — едва увидели девицу, тотчас ей перстенёк, хе-хе.

— Не ради красы. — Кавалер взглянул на тело под стеклом. Девушка скорей напоминала мощи святой мученицы в прозрачной раке, чем прелестницу.

«Боже!.. в семнадцать лет! Отказаться от всех радостей, от любви… ради чего? Кто отвечал ей, с кем она говорила там, за немыслимым пределом?.. Джани Трисильян тоже семнадцать, но какова разница! Одна поёт, услаждая театралов, окружена поклонниками, срывает цветы блаженства, а эта…»

— Если она решилась говорить с небом, хотя знала, что это может стоить ей жизни… На всём свете нет столько золота, чтобы сложить к её ногам.

— Всё бы вам пафосные речи говорить, голубчик. Сами-то золото в науку вкладывали, чуть не платье с плеч снимали — ради свитков…

— Ради святыни, гере учитель, — сурово выпрямился Карамо.

— …и подопытных умыкнули, как вейский пират, — брюзжал Картерет. — Чем я теперь буду заниматься, по вашей милости? Пробуждение мумий — нелёгкое дело, тем более в одиночку, всего с двумя ассистентами…

— Вопросы наследственности вам интересны? — подумав, спросил кавалер. — Передача свойств через поколения… Помнится, прежде вы ставили опыты… с горохом, если не ошибаюсь.

Профессор отмахнулся:

— Эту возню я давно забросил. Результаты путаные!

— Попробуйте с животными.

— Милый Турман!.. Полагаете, моего века хватит проследить, какие рога и хвосты будут в новых поколениях коров?

— Тогда — мыши. Плодятся с сумасшедшей скоростью. Содержать их не накладно, граф оплатит.

— Терпеть не могу мышиный запах.

— Ну а кошки? Имея сотню кошек, за два-три года наблюдений…

— Турман, — ехидно сощурился Картерет, — сознайтесь-ка — вы что-то замышляете? Выкладывайте начистоту.

Поколебавшись, Карамо подошёл к профессору вплотную и заговорил тихо, почти на ухо. Вначале старый Рикс внимал словам кавалера со скептической гримасой, затем морщинистое лицо его стало серьёзным; наконец, губы старика сложились в хитрой улыбке:

— Хм… Кажется, вы не зря посещали мои лекции — научились глубоко думать. Я принимаю ваш заказ.

К концу месяца хлебника с полярных морей прорвались холодные ветра. Низкие тучи затянули небо, то и дело лился унылый дождь. Будь в Гатаре урожай, как прежде, в церквах бы толпами молились о безоблачной погоде — не дай бог хлеба полягут!..

Но теперь вместо пшеницы — бурьян, поля изрыты фугасами, перекопаны траншеями.

Позиционная война!

Медленно, как палаческий ошейник, сжималось кольцо мёртвой зоны вокруг места, где полгода назад упала «тёмная звезда». Отдельный корпус «охотников за звёздами» мало-помалу теснил дьяволов к их кратеру — выслеживая подкопы и тоннели, подрывая их и заливая кислотой, пуская в подземные ходы ядовитый газ.

— Всю мать-землю протравим, — сокрушались те солдатики, кто из крестьян. — Как тут теперь пахать, как сеять?.. Одна колючая проволока вырастет.