При всем том характер у пана Анзельма был благодушно-веселый. Он любил посмеяться, рассказать веселый анекдот; как только ему случалось услышать или прочитать что-нибудь новенькое, он спешил поделиться с соседями, женой, гувернанткой и управляющим и под конец неизменно спрашивал:

— Ну, что скажете, остроумно?

— Еще бы… — отвечал собеседник.

— А ведь это я придумал!

Млынкевич, управляющий Анзельма, считавший своего хозяина образцом человеческого совершенства, донашивал не только господское платье, но и господские анекдоты, щеголяя ими в компании гуменщика, лесника и писаря. После каждого анекдота он добавлял:

— Ну, что скажете, остроумно?.. Это мы с паном Анзельмом придумали!..

В такой компании пани Винцентовой не могло быть плохо. Хозяева были добрые, дети приветливые. Наконец-то бедная женщина и ее сын вздохнули свободно.

Сразу же после приезда новой гувернантки пан Анзельм выдал ей несколько десятков рублей аванса. На эти деньги пани Винцентова обзавелась самым необходимым и, исполненная светлых упований, стала обживать свою комнатку в мезонине.

Нет, это была не комнатка, а игрушка! Чистенький пол, в углу печь, белые, как молоко, стены, с одним только единственным недостатком — они немножко пачкали платье. У одного из окон вились ветки дикого винограда, к другому прилетали голуби, взывая: «Горроху!.. горроху!..»

Там стояло несколько стульев вишневого цвета, комодик, шкаф, широкая кровать для матери и раздвижная кроватка для сына — на вырост. Были там еще две кошечки, очень славные, одна серая, а другая белая, — наследство… после прежней гувернантки, старой девы.

— Окотила нам панна Дыльская всю нашу округу! — не раз говаривал пан Анзельм, внимательно следя за тем, рассмеется ли его слушатель; когда же наступал ожидаемый момент, он добавлял с торжеством: — Ну, что скажете, хороший каламбур? Это я его придумал!

Если гувернантка была довольна хозяевами, то они и подавно не остались в накладе. Выяснилось, что пани Винцентова обладает многими талантами.

За один месяц она научила экономку откармливать индюшек, которые до тех пор были худы как щепки. Она умела гофрировать оборки на нижних юбках и закладывала занавески не хуже мастера-драпировщика, так что спрос на нее у соседей был огромный. Вдобавок она играла на рояле любые танцы, — поэтому без нее не обходился ни один званый вечер. Обычно ее приглашали на бал, как молодую вдовушку, которой следовало бы заполучить мужа. Однако вскоре, подкрепляя просьбы поцелуями, ее усаживали за рояль и отпускали только под утро.

Вдова прожила в доме четы Анзельмов три года, и время, которое она там провела, почитала счастливейшим в жизни.