Ясь стоял неподвижно; пан Кароль продолжал:

— А теперь, когда акт правосудия свершен, мы прощаем тебе все зло, которое ты нам причинил… Тадек, протяни Ясю руку!

— Отец! — тотчас вмешался Эдек. — Мой брат не может подать руку тому, кто ударил его по лицу!..

При этих словах осененное раздумьем лицо пана Кароля прояснилось, и он сказал:

— Дети мои! Хотя злопамятность — это недостаток, я утешаю себя, однако, тем, что вы умеете уважать свое достоинство…

После чего благородный филантроп поглядел на своих сыновей, потом на модель мусорного ящика, а под конец, поцеловав жене руку, шепнул ей:

— Это один из прекраснейших дней в моей жизни!..

Несколько часов спустя Яся снова вызвали в кабинет. Пан Кароль сидел в кресле, а в дверях стоял какой-то человек с красным носом.

— Ясь, — сказал пан Кароль, — вот твой новый опекун. Ты сегодня же отправишься к нему. Уложи вещи.

Когда Ясь вернулся в свою комнату, незнакомец прошел за ним; фамильярно взяв мальчика за лацкан сюртучка, он спросил:

— Сюртук-го этот, видать, не в Варшаве шит?..

— В Варшаве!.. — робко ответил Ясь.

— Как проучишься у меня, малый, лет пять-шесть, так лучше будешь шить!.. — пробормотал незнакомый опекун; оказалось, что это портной.

Пан Кароль и его жена холодно простились с Ясем. Когда он уже вышел на лестницу, следом выбежала старая кухарка и, сунув ему в карман несколько монеток, шепнула:

— Будь здоров, дитятко!.. Может, другие люди лучше в тебе разберутся.

Ясь, никогда не разговаривавший с этой женщиной, взглянул на нее с удивлением.

— Да! Да! — продолжала она. — Ты хороший и толковый мальчик, только, что говорить, — сирота!..

Ясь расплакался и поцеловал ей руку. От этой женщины он впервые услышал сердечное слово в доме вежливых, высоконравственных и милосердных марионеток.