Изменить стиль страницы

Совершенно неожиданно для писателя ему был нанесен жестокий удар, откуда он меньше всего мог его ожидать. Жена Синклера Льюиса Дороти Томпсон возбудила против Драйзера судебное дело, обвинив его… в плагиате. Она провела в ноябре 1927 года несколько дней в Москве и по возвращении в США написала книгу «Новая Россия», вышедшую из печати в сентябре 1928 года, и теперь обвиняла Драйзера в заимствованиях из своей книги. Падкая на сенсации буржуазная пресса всячески раздувала скандал, обвиняя Драйзера во всех смертных грехах. Правда же заключалась в том, что в обеих книгах были весьма незначительные совпадения, так как их авторы использовали одни и те же справочные работы об СССР. Но если книга Драйзера была целиком построена на материалах его собственных наблюдений, то Дороти Томпсон в своей работе в основном полагалась именно на справочники и рассказы американских корреспондентов в Москве.

Драйзер отнесся ко всей этой скандальной истории весьма сдержанно, объяснив любознательным репортерам, что и он, и госпожа Томпсон, вероятно, пользовались одними и теми же справочными материалами. В это время он был занят подготовкой к печати двух новых книг — сборника рассказов «Галерея женщин» и поэтического сборника «Настроения», и не хотел тратить драгоценное время на бесплодную переписку с Дороти Томпсон, которая могла играть лишь на руку его врагам. Через какое-то время госпожа Томпсон сама отказалась от выдвинутых ею обвинений.

Книга «Драйзер смотрит на Россию» стала событием не только литературной, но и общественной жизни Соединенных Штатов. О ней спорили на страницах газет и журналов, говорили с трибун на митингах и собраниях. С резким осуждением книги выступил на одной из лекций в Нью-Йорке белогвардейский эмигрант П. Н. Милюков.

Рассказ Драйзера о своем путешествии по Советской России — непредубежденный, откровенный, не всегда точный, иногда спорный, но всегда доброжелательный — не мог не привлечь внимание к СССР самых различных кругов американского общества, не мог не вызвать интереса у самого различного читателя. И тот факт, что рассказ этот велся устами крупнейшего писателя-реалиста, признанного мастера слова, бескомпромиссного борца с лицемерием и ханжеством, вызывал неприкрытую ярость со стороны всех правых сил, особенно же католической церкви.

Под прямым нажимом церковников суд присяжных в Бостоне отказался снять запрет с распространения «Американской трагедии» в этом городе. Присутствовавшие на заседании суда Драйзер, Дэрроу и некоторые другие были буквально ошеломлены абсурдностью всего происходящего. Присяжные, как оказалось, не имели ни малейшего представления о содержании романа и были уверены, что в нем проповедуются идеи… контроля над рождаемостью. Судья не разрешил Драйзеру и адвокату издателя изложить краткое содержание романа. Таким образом, присяжные вынесли свое решение, даже не зная содержания книги.

И судья, и прокурор, и большинство присяжных были католиками, что не укрылось от внимания Драйзера. Он прекрасно понимал всю ту опасность, которую представляет для человечества религия. «Я неоднократно заявлял и заявляю, — писал он в мае 1929 года в связи с запрещением книги Рабле в Филадельфии, — что сегодня главной угрозой для человечества является католическая церковь, потому что это — организация, охватившая весь мир, и потому, что она в основном нападает на интеллект — на развитие человеческого ума в любой стране мира, — так как ради своего собственного благополучия она верит в невежество масс». Писатель имел основания подозревать, что из-за вмешательства католической церкви вот уже три года не двигалась с места работа над кинофильмом по роману «Американская трагедия», который намеревалась ставить голливудская кинофирма «Парамаунт феймоуз плейерс».

По возвращении из поездки в Советский Союз Драйзер загорелся идеей пригласить в Соединенные Штаты на гастроли балетную труппу Большого театра. Оказалось, что осуществить эту идею не так-то просто: требовалась очень крупная сумма денег. Получив принципиальное согласие советских организаций на такое турне, Драйзер предлагает организовать коммерческую корпорацию для проведения в жизнь намеченного им плана. «Мой личный интерес, — писал он в заявлении, которое разослал многим влиятельным американцам, — исключительно театральный. Я не связываю с этими гастролями никаких финансовых интересов и не намереваюсь получить никаких доходов, желая лишь иметь удовольствие представить американской публике новую великолепную форму артистического выражения».

Идею писателя поддержали литераторы, бизнесмены. Вице-президент автомобильной компании «Дженерал моторс» Дж. Д. Муни писал в этой связи Драйзеру, что он «всем сердцем симпатизирует идеям, которые, подобно намеченному визиту, направлены на ускорение ознакомления между Соединенными Штатами и Россией… Гастроли балета являются прекрасной возможностью придать началу международных отношений уровень, который бы явился достаточным, чтобы иметь существенное значение».

Однако мечта Драйзера так и осталась мечтой. Необходимых средств не удалось добыть. Он, как свидетельствует Элен, «с большой неохотой решил наконец отказаться от своей затеи и вернул все пожертвования тем, кто согласился поддержать его».

«Приезд русского балета, — писал Драйзер, — я вынужден с сожалением признать — всего лишь прекрасная мечта из далекого прошлого. Оказалось невозможным привлечь достаточное количество людей со средствами…»

Глава 13

«АМЕРИКАНСКИЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ»

Пришедшие к Драйзеру мировая известность и финансовая независимость не отгородили писателя от повседневной действительности, а еще более обострили его видение, повысили чувство ответственности за все происходящее в мире. Он с охотой откликается на многочисленные просьбы радикальных организаций о финансовой помощи, вносит средства в фонд помощи забастовщиков, принимает активное участие в судьбе Томаса Муни. В это время он поддерживает писателя-коммуниста Майкла Голда, одного из первых пролетарских писателей в Соединенных Штатах, который в те годы редактировал журнал «Нью мэссиз». Голд, работавший над романом «Евреи без денег», прислал Драйзеру две главы из романа и попросил поддержать его кандидатуру на получение ежегодной стипендии Гугенгейма. Драйзер высоко оценил литературный дар Голда и согласился выполнить его просьбу.

Драйзер поддерживал тесные связи с общественными деятелями, группировавшимися вокруг журнала «Нью мэссиз», он участвовал в организуемых им различных массовых мероприятиях. Элен, например, вспоминает, как они с Драйзером в канун нового, 1929 года «поехали на костюмированный бал, устроенный редакцией «Нью мэссиз». На это необычное празднество съехалось много интересных людей самых различных профессий и направлений — художники, писатели, поэты, журналисты, политические деятели, социалисты, радикалы, педагоги, музыканты, драматурги и другие люди, так или иначе связанные с Гринвич-Вилледж. Я никогда не бывала на таких балах, и мое любопытство, естественно, было возбуждено. В течение вечера многие гости подходили к нам (мы сидели в одной из лож, расположенных между ярусами танцевального зала), чтобы перекинуться несколькими словами с Драйзером, и в перерывах между танцами, длившимися до утра, завязывалось немало интересных разговоров».

Писатель много времени уделяет работе. «Как легко себе представить, — отмечал он в письме от 6 сентября 1929 года, — я всецело занят работой и почти не имею времени, чтобы уделить своим друзьям. Таким образом, мои книги должны говорить за меня». В шести номерах журнала «Херст интернейшнл-космополитен» — с февраля по июль 1929 года — публиковались три новеллы Драйзера — «Аглайя», «Элизабет» и «Сидони», объединенные под общим заглавием «Это безумие». В письме преподавателю университета штата Кентукки Гранту Найту Драйзер писал, что опубликованные новеллы составляют часть книги, в которую должно войти еще четыре очерка. «Кроме того, вам следует знать, что очерки, как они опубликованы в журнале «Космополитен», ни в коей мере не представляют собой полный их текст, представленный редакции. Чтобы удовлетворить цензуру различных штатов и не вызвать возможные предубежденные отклики некоторых читателей, — хотя я плохо понимаю, как можно этого избежать, — материал был сокращен по меньшей мере на одну треть… Что касается содержания очерков, то они автобиографичны».