«Неогуманисты» и другие сторонники «традиций жеманности» не хотели, да и не могли видеть, что блестяще воспроизведенная Драйзером «атмосфера безнадежности и бессмысленности» обусловлена отнюдь не «фатализмом натуралистического характера», а вполне реальным состоянием общественных отношений внутри американского общества. Социальный реализм романа Драйзера тем и отличается от натуралистического восприятия действительности, что в нем американская реальность воспроизведена не просто точно и бесстрастно, а является результатом верного постижения писателем самого существа окружающей его жизни.
К большому огорчению Драйзера, с резкой критикой «Американской трагедии» в марте 1926 года выступил Генри Менкен. Статья его в журнале «Меркури» была озаглавлена «Драйзер на 840 страницах». Обвиняя автора книги в отсутствии «литературного такта», Менкен считал роман «бесформенным, отталкивающим чудовищем, громоздкой телегой, полной сырых заготовок для романа вперемежку с различным хламом, — огромное, небрежно сработанное, хаотичное творение в 385 тысяч слов, из которых по крайней мере 250 тысяч слов лишние! Что можно сказать о подобной скучнейшей чепухе? Что можно сказать о романисте, который после четверти века работы в этом жанре все еще пишет подобные вещи?» Менкен пришел к выводу, что «Американская трагедия» «как произведение искусства является величайшей халтурой, но как человеческий документ она преисполнена внутренней силы и твердого достоинства, а местами поднимается даже до уровня настоящей трагедии…».
Публикацией подобной рецензии, которая была не только несправедливой, но и переполненной личными выпадами против автора книги, Менкен разорвал долголетние узы дружбы, которые связывали его и Драйзера.
Но, несмотря на нападки различных критиков на роман, полстолетия, прошедшие после его написания, свидетельствуют о том, что «Американская трагедия» была и остается крупнейшим американским романом XX века. За это время в США вышло немало крупных произведений, но ни одно из них не может сравниться с «Американской трагедией» ни по силе изображенных характеров, ни по глубине показа действительности, ни по широте ее авторского осмысления. Трагическая судьба Клайда Грифитса и Роберты Олден до сегодняшнего дня является наиболее впечатляющим примером того, к чему могут привести и зачастую приводят «тщета и бессодержательность» жизни и устремлений простых американских граждан. История взаимоотношений и гибели Клайда и Роберты, та пародия на правосудие, которой подвергся Клайд, и сегодня составляют подлинную американскую трагедию, против которой со всей силой своего таланта выступил Теодор Драйзер. Это еще более ясно теперь, полвека спустя после опубликования романа. Достаточно ознакомиться с официальной американской статистикой преступлений, чтобы убедиться, что количество убийств в США не только не уменьшается, но неуклонно увеличивается. Растет и число убийств, обусловленных теми же мотивами, что и трагедия Клайда Грифитса.
Драйзер еще полвека тому назад указал американскому обществу на пагубные стороны неудержимого всеобщего стремления к богатству, своим романом он взывал к разуму власть имущих. Однако призыв писателя оказался гласом вопиющего в пустыне.
Исследователи творчества писателя отмечали, что во время, работы над «Американской трагедией» писатель глубоко интересовался произведениями Ф. М. Достоевского и Эдгара По. Он дважды прочитал роман «Преступление и наказание» — в 1916 и 1924 годах — и предлагал издать его для американского читателя. В интервью журналу «Букмен» в апреле 1926 года Драйзер сообщил, что образ Раскольникова произвел на него очень сильное впечатление. Лица, близко знавшие писателя во время его работы над «Американской трагедией», отмечали, что восторженное отношение Драйзера к творчеству Достоевского сказалось в его работе над романом, в частности над образом Клайда.
Типичность образа самого Клайда, как и типичность обстоятельств, в которых он оказался, определяются не документальной фактографичностью описаний, а передачей самого духа описываемой эпохи, тенденций общественного развития и их влияния на отдельно взятую личность. Драйзер сумел через судьбу Клайда и Роберты показать национальную трагедию своей страны, и в этом его непреходящая заслуга перед американским искусством. «Американская трагедия» — это не просто название романа, в этих словах заключено новое понимание трагического и трагедийного в жизни крупнейшей капиталистической страны. Драйзер сумел угадать «исторический смысл в тех непрерывных изменениях, которые претерпевала жизнь новых американских городов», и довести его до сознания читателей.
Измученный тяжелой работой над романом, Драйзер 8 декабря 1925 года уезжает вместе с Элен на отдых во Флориду. По дороге в одном из книжных магазинов небольшого города они приобрели экземпляр «Американской трагедии». В начале января 1926 года, находясь во Флориде, Драйзер получил телеграмму от Ливрайта: «Рецензии поразительны, полны энтузиазма, воздают вам должное. Ваше выдающееся положение в литературе признано, продажа идет блестяще».
Наученный горьким опытом, Драйзер отнесся к телеграмме скептически, нарочно не читал рецензий на свой роман, предпочитая собирать материалы для статей о штате Флорида. Когда в конце января Драйзер возвратился в Нью-Йорк, он обнаружил, что роман его действительно хорошо принят широкой публикой и большинством критиков, в конторе издательства его ждал чек на 11872 доллара — гонорар за книги, проданные в первые две недели. Конечно, романы Синклера Льюиса расходились еще быстрее, но для Драйзера, привыкшего к тому, что он не мог обеспечить себе даже сносное существование на гонорары от романов, успех казался просто ошеломляющим.
Правда, оставалась еще одна проблема: что предпримет Самнер? Драйзер отлично знал, что в 1925 году по обвинениям Самнера были арестованы 41 издатель и писатель. Правда, виновными суд признал только 21 человека. Это было значительно меньше, чем в 1920 году, когда он добился ареста 184 человек, из которых осудили 150 издателей и писателей. Становилось ясно, что время Самнера неумолимо уходило, однако он все еще был способен нанести удар. Но и Драйзер и Ливрайт могли только ожидать действий Самнера, предсказать или тем более предотвратить эти действия было практически невозможно.
По возвращении в Нью-Йорк Драйзер с интересом ознакомился с многочисленными рецензиями на роман, рассматривал свой портрет на первой странице воскресного выпуска газеты «Нью-Йорк таймс».
На первый взгляд казалось, что успех романа был полным. Однако Драйзер не случайно утверждал впоследствии, что американская критика «отдубасила» его за «Американскую трагедию». Мы уже ознакомились с образцами такой критической дубинки по писаниям Менкена и Бэббита. Были и другие не менее резкие высказывания. Но дело было даже не столько в этих критических нападках, сколько в тех реальных шагах, которые предприняли все те, кто не хотел широкого распространения идей романа, кто считал, что новый роман Драйвера — это очередной поклеп на «американский образ жизни», что рассказанная писателем страшная история не только не является типичной для США, но вообще представляет собой всего лишь плод больного воображения.
Все эти действия противников писателя проявились далеко не сразу. По возвращении в Нью-Йорк Драйзер и Элен поселились в гостинице «Пасадена», на 63-й улице, западнее Бродвея. «Отель был старомодный, спокойный, — вспоминала Элен, — однако мы вскоре поняли, что с этого момента в нашей жизни может быть все, кроме спокойствия. Не успели мы распаковать наши вещи, как сразу же почувствовали атмосферу чрезвычайного возбуждения и окунулись в водоворот событий, вызванных огромным успехом «Американской трагедии». Хорэс Ливрайт предвкушал колоссальный успех. Происходили совещания за совещаниями; шли переговоры о продаже книги для кино, о постановке пьесы за границей, о постановке ее на Бродвее».
Идея создать по книге пьесу и поставить ее на Бродвее принадлежала Ливрайту. С согласия Драйзера он пригласил Патрика Кирни, бывшего актера, а затем автора имевшей успех пьесы «Человек, сын человеческий» написать по роману инсценировку. Кирни выполнил поручение, и, хотя Драйзеру его инсценировка показалась не совсем удачной, она с успехом шла в одном из бродвейских театров.