Другой автор разоблачительного письма крестьянин села Михалково Монастырщинской волости Петр Синявин — тоже старательно описывает внешние приметы и «пускает» разные подробности, но еще пытается прибегнуть к поэзии:
«Начинаю Вам искладать свою нелитературную поэзию, но проработать ее Вам моя крестьянская просьба». На трех страницах описание похождений попа Алексея Косова, который совмещает свой сан со службой писаря и секретаря сельсовета, работает в кооперации, в машинном товариществе, еще где-то, всюду берет взятки, жульничает, пьет и прочее.
Письмо заканчивается просьбой сложить «как неможно получше стих» и послать в редакцию «Крестьянской газеты».
Не у всех есть досуг «пускать разные подробности». Вот просто телеграмма:
«Товарищ Демьян. Не откажи оказать надлежащее содействие по раскрытию новой «Дымовки», происходящей у нас в Сибири…
Жду помощи. Результат сообщи».
От иной просьбы селькора о помощи веет такой бодростью, словно автор сам хочет поддержать Демьяна: «Как они ни борись против нас, но селькоровского карандаша не брошу. Помоги и ты, дружок!»
Сигналы из Мологи изложены в виде готовой статьи, но автор сознается:
«Я не литератор, и моя статья, возможно, ляповата, но все, что здесь пишу, — это реальные факты деревенских задворков, эти болезни я описываю Вам, как хирургу: прошу сделать маленькую операцию в стихах».
Некоторые в поисках справедливости обращаются к Демьяну, как к последнему прибежищу: мобилизованному красноармейцу какой-то склад не выдал полагающейся зарплаты. Он уже обращался в суд, в «Красную звезду» и к военному прокурору — «…и теперь последний путь: я решился написать Вам, товарищ Демьян Бедный…».
Демьян должен защитить не только селькоров, рабкоров, красноармейцев. Из далекого дагестанского селения Ачи-Кулак ждут сочувствия, помощи по такому поводу: «У нас был суд над хулиганом по фамилии Ш. На суде защитник провел параллель и, защищая Ш., сослался на исторических лиц и, между прочим, назвал великого поэта Пушкина хулиганом и пьяницей… Этот скверный анекдот, дорогой Демьян, внесен в залу официальным лицом… надо защитить Пушкина», — пишет рабкор, «обливаясь кровью за любимого поэта», и просит у «монументального поэта» сочувствия и защиты.
Встречаются письма с документальными приложениями, в которых люди, считающие себя «учениками» Демьяна, явно проявляют излишнюю ретивость: сражаясь со склокой, сами разводят ее. Именно письмо одного из таких «учеников» с Украины вызвало у Демьяна решительный отпор: было написано объяснение, почему разоблачитель не прав. В большинстве же случаев приходилось вступаться, иногда выезжать на место, иногда просто сообщить про «Косого беса» или «тетку царя Романова» куда следует. Часто «искладает» Демьян «нелитературную поэзию»; делает «как хирург маленькие операции». Не впервой! «Вступаться» за Пушкина тоже не впервой. Вероятно, корреспондент из Ачи-Кулака знал, как Демьян Бедный благоговейно относится ко всему касающемуся великого поэта; не раз высказывал это в своих стихах, а при случае «защищал» Пушкина и без всяких ходатайств. Это было, когда какие-то пошляки в Москве отважились назвать новое кафе «Пушкин». Тут же появились и сделали свое дело протестующие стихи Демьяна.
Не всегда он может быстро ответить. И в этих случаях иной раз приходят язвительные строки: «Я не предполагал, что мы, простые смертные, не так-то легко можем обращаться со своими мыслями к великим людям…» Но большинство писем говорит о том, что крестьянин видит Демьяна никаким не «великим», а таким же, как он сам; то же происходит с красноармейцами, рабочими и всеми другими авторами, включая детвору. В донецких рудниках ребята избрали Демьяна почетным пионером и сообщили, что теперь он должен выполнять все пионерские заветы, которые в ту пору, как на грех, начинались с пункта: «Пионер не курит, не пьет, не ругается…» Ну уж этого Демьян никак не мог пообещать!
Трудновато было и с некоторыми другими детскими просьбами:
«Здравствуй, дедушка Демьян.
Прошу Вас, чтобы Вы скомбинировали басню про наших учеников».
Поэту излагается материал и дается обещание поместить его басню в стенгазете.
Насколько известно, такой басни для стенгазеты не было написано, хотя, впрочем, большая часть ответов Демьяна пропала. Копий он не оставлял, и все потонуло в дальних концах, куда было отправлено. Известен случай, когда Демьян бросил все из-за просьбы ребят со станции Архангельск-пристань: «Пришлите нам Вашу личность».
«…Так тронули меня эти каракули… что я немедленно ответил коротким стишком, сел в вагон и приехал». А ведь пионеры просили только фотографию…
В бумагах поэта случайно сохранился другой ответ детям:
Кроме заказов, приходят советы, требования. «Довольно Вам заниматься пустяками и тратить дорогое время на разных Мейерхольдов. Обратите-ка лучше внимание на нашу кредитную систему и постарайтесь понагляднее доказать…» В деловом письме из села выговаривают, что Демьян все еще пишет о царе: «Тут дело решенное, и писать не о чем. А вот почаще вспоминал бы ты, Демьяша, середняков, — так больше-то пользы будет». Заключительные строки уложены в рифму: «В «Известиях» черкните, я буду ждать ответ, а стихоплета извините, таланта у меня твоего нет».
Некоторые авторы пишут в стихах не потому, что пробуют свои литературные силы. Им просто как-то неловко разговаривать с поэтом прозой: уж раз, мол, ты так привык, так и мы из учтивости скажем по-твоему. Красноармейская вдова, крестьянка из Татарии, начинает просьбу: «Прости меня, почтенный, Демьян Бедный…»
Другой автор сообщает, что «пользуется приемами» «Демьяши, литературного папаши»…
Бедняк пишет благодарственное письмо на адрес «Правды». Добрые чувства свидетельствует стихами, чтобы оказать уважение, нисколько не помышляя о печати. Именно поэтому они и стоят того, чтобы их привести:
Но есть и другие «стихотворцы»: откровенно требовательные, наглые. Некоторые без обиняков сообщают, что готовы переехать в Москву — подыщи им службу и квартиру! Другие спрашивают: как писать, на какие темы? Третьи просят устроить стихи «как-нибудь». Один автор объясняет, что голодает, ночует на вокзалах, и сознается, что «мало знает технику стиха»; другой требовательней; горнорабочий из Донбасса послал в Москву два сценария и просит: «Вы — свой человек, узнайте и напишите мне». Третий сочинил сто стихов и желает быть… «вашим помощником и всей ВКП и также всем трудящимся, и я надеюсь, что моими стихами заинтересуются все трудмассы. Вы вполне отзоветесь на мои стихи, и прошу, чтобы Вы похлопотали перед Советским правительством об отпечатке моих стихов…».
Четвертый «печатался» в стенгазетах, а теперь «надумал перейти на газеты в Москве». Только он «слышал, что журналы обзавелись своими близкими журналистами и «чужому» трудно попасть, как бы хорошо он ни писал. Поэтому прошу Вас помочь продвинуть»…
Даже среди детей тоже есть авторы, которые ставят вопрос ребром. «Писать для меня — воздух», — заявляет ученик второй ступени откуда-то из-под Перми. И тут же оказывается, что его привлекают социальные темы, включая… проституцию. Ответ Демьяна на это письмо не известен, но есть другой, написанный позже, по такому же примерно поводу: восьмилетний Шура Софронов из города Ливны пишет «фундаментальные произведения» с помощью «секретарских» услуг кого-то из родных… Бедненький Шура! — восклицает Демьян, увещевая его «секретаря», «мне стало жаль его… Отпустите его на травку, пожалуйста, пусть кувыркается. Пусть детски озорует, яблоки из чужого сада ворует, но не пишет повести «в 10 частях». Какой ужас!» И Демьян серьезно излагает свои взгляды на раннее, «скороспелое» развитие, от которого не ждет ничего хорошего.