Избранная группа учеников Иисуса представляла собой очень смешанное общество, приводившее в смущение лицемеров. Она вмещала в себя людей, с которыми большинство евреев вообще не стало бы общаться (Мф.9:10; Лк.15:2). По-видимому, Иисус в контакте с отверженными обществом людьми находил больше сердечности и достоинства, чем в среде формалистов и законников, гордящихся своим наружным благочестием. Фарисеи, преувеличивая предписания Танаха, считали себя оскверненными от соприкосновения с людьми из народа с не-фарисеями, с не-«отделенными», с ам-hаарецами.[505] Талмуд учил, что фарисей (хабэр)[506] «не должен продавать ам-hаарецу ни влажного, ни сухого, не должен ходить к нему в гости, ни принимать его у себя в его платье» (Мишна. Демай.2:3). Иисус, напротив, говорил, что Он «пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф.9:13; Мк.2:17; Лк.5:32), и что «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Мф.18:11).

Женщины с душой, полной раскаяния, склонные к смирению, и дети, завораживающие своей невинностью, обожали Иисуса. Упрек, что этих легко увлекавшихся существ Основатель отрывает от семьи, был одним из тех, которые чаще всего ставили Ему в вину Его враги:… καὶ ἀποστρέφοντα τὰς γυναῖκας καὶ τὰ τέκνα.[507]

Иисус был далек от того, чтобы разрабатывать стройную систему догматических положений. Лишь единожды, когда запрещал развод (Мф.19:3–9; Мк.10:2-12), Он высказался вполне определенно. Не было также никакой теологии (в том смысле, в котором мы привыкли понимать это слово), никакого символа, никакого таинства. Крещению Иисус не придавал особого значения,[508] даже евхаристия как таинство была установлена по распятии Основателя.[509]

У евреев был обычай, согласно которому глава трапезы перед едой брал хлеб, благословлял его с молитвой, разламывал и предлагал каждому из сотрапезников. Вино было предметом такого же освящения (Вав Талм. Беракот.37б). У ессеев и терапевтов трапеза уже приобрела значение обряда (Philo.De vita cont.6-11; Jos.BJ.II.8:7), но в окружении Иисуса (при жизни Основателя) она еще не приобрела значения таинства. Слова: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк.22:19), — по всей вероятности, были вставлены в уже сложившийся текст в согласии со словами апостолами Павла (1 Кор.11:24), ибо они отсутствуют в древнейших, довульгатовских, латинских версиях, а также в кодексе Безы. Даже слова Павла подвергались переработке; во всех неисправленных древних кодексах стих 1 Кор.11:24 имеет следующий вид: «И возблагодарив преломил и сказал: “сие есть тело Мое за вас; сие творите в Мое воспоминание”», — а не такой, какой мы находим его в современных изданиях Библии. Короче говоря, здесь налицо попытка христианских переписчиков согласовать между собой тексты. Называя хлеб и вино своими телом и кровью, Иисус, вероятно, имел в виду только то, что Он, точнее, Его учение, является для своих учеников духовной пищей. Основатель на протяжении своей общественной деятельности, по-видимому, ежедневно благословлял хлеб и вино, и только после смерти Иисуса этот еврейский обряд сделался великим символом христианского причастия, и экклесия отнесла его учреждение к самому торжественному моменту жизни Основателя. Кроме того, ученики Иисуса вспоминали, что вместе с хлебом и вином на столе также была рыба (Лк.24:42; Ин.21:13); и это — убедительное подтверждение того, что община имела галилейское происхождение, ибо бассейн Геннисаретского озера был единственным местом Палестины, где рыба составляла значительную часть пищи. Уже позднее у грекоязычных христиан рыба стала неотъемлемым символом веры (Tert.De bapt.1),[510] ибо начальные буквы греческих слов Ἰησοῦς Χριστὸς θεοῦ υἱὸς σωτήρ («Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель») составляли греческое слово ἰχθύς («рыба»).[511]

Вовсе не был Иисус аскетом, не избегал Он веселья и свадеб. Его называли человеком, «который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Мф.11:19; Лк.7:34). Люди, лишенные лицемерия, часто приглашали Иисуса посетить их дом, и Основатель не отказывал им, доставляя тем самым хозяевам радость и благословение. И сейчас же, по восточному обычаю, в дом, который посещал странник, стекалось множество народа. Дети пытались прорваться в помещение, но их тут же удаляла прислуга. Иисус, любящий этих наивных слушателей, повелевал пропустить их и, приближая к себе, обнимал их (Мф.19:13–14; Мк.10:13–14). И женщины выливали на Его голову и ноги благовония (Лк.7:37–38; Ин.12:3). Ученики иногда отстраняли их от Учителя, полагая, что эти светлые души мешают проповеди, но Основатель, почитавший старые добрые обычаи и все, что показывало святую простоту, пресекал учеников своих, спасая женщин от смущения (Мф.26:10; Мк.14:6). Матери, поощренные таким к себе отношением, приносили к Нему младенцев, дабы Он к ним прикоснулся (Мф.19:13,15; Мк.10:13,16; Лк.18:15). Женщины и дети увлекались Иисусом и устраивали Ему небольшие овации, называя Его Сыном Давидовым и восклицая: «hошанá!» (הוֹשַׁעְנָא) (Мф.21:9; Мк.11:10; ср. Пс.117:26; Мишна. Сукка.3:9). И Иисус, удостоенный невинного величия, проходил по гостеприимным селениям Галилеи. Хотя настоящим местом жительства Основателя был Капернаум (Мф.4:13; 8:5; 9:1; 11:23; Лк.4:23), Он чаще всего странствовал по своей прекрасной стране в сопровождении учеников и некоторых зажиточных женщин, заботившихся о внешних нуждах всей общины (Лк.8:1–3; 23:49; Мф.27:55–56; Мк.15:40–41). Иисус проповедовал по субботам в синагогах (Мф.12:9; 13:54; Мк.1:21; 3:1; 6:2; Лк.4:16,31,33; 6:6; 13:10; Ин.6:59), под открытым небом на горе (Мф.5:1), на озере, сидя в лодке (Мф.13:1–2; Мк.2:13; 3:7–9; 4:1; Лк.5:1–3), в частных домах гостеприимных людей (Мф.9:10; Лк.5:29; 7:36; 10:38; 11:37; 14:1; Ин.2:1–2), обращаясь к более или менее многочисленному скоплению народа. И казалось, что в этом прекрасном уголке Земли действительно нарождается Царство Небесное.

35. Отношение Иисуса к гоям

Воззрения Иисуса в отношении гоев[512] развивалось поэтапно. Вначале Он, очевидно, предполагал, что Его миссия должна распространяться только на евреев — на тот народ, среди которого Он вырос и с которым Его связывали монотеизм и Танах.

«Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, — говорил Иисус, — чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф.7:6). То, что под псами и свиньями здесь подразумеваются гои, следует, во-первых, из того, что язычники, в отличие от евреев, употребляли в пищу свинину, а во-вторых, это следует из следующих речений, приведенных Примусом: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева {…}. Нехорошо взять хлеб у детей[513] и бросить псам» (Мф.15:24,26; ср. Мк.7:27). Во многих местах Благовествования Иисус негативно высказывался в адрес гоев (Мф.5:46–47; 6:7,32; 18:17; ср. Лк.6:32–33), и вряд ли следует предполагать, что эти логии не аутентичные.

То же самое отношение, вероятно, вначале было у Иисуса и к самаритянам.

Иудеи относились к самаритянам с еще большим презрением, нежели к язычникам (Сир.50:27–28; Ин.8:48; Jos.AJ.IX.14:3; XI.8:6; XII.5:5; Иер Талм. Абода Зара.5:4; Песахим.1:1). Израильтяне и самаритяне считали, что им нельзя вместе пить и есть (Лк.9:53; Ин.4:9); Талмуд доказывает, что «кусок хлеба от самаритян есть то же, что кусок свинины» (Мишна. Шебиит.8:10). Об отношениях между иудеями и самаритянами красноречиво говорит следующий эпизод, приведенный Иосифом Флавием (Jos.AJ.XX.6:1): «Между самаритянами и иудеями произошла распря по следующей причине: галилеяне, которые отправлялись во время праздников в священный город {Иерусалим}, имели обыкновение проходить через пределы Самарии. И вот, когда сии однажды держали таким образом путь свой, из деревни Гинеи, лежавшей между Самарией и Великой {Изреэльской} равниной, на галилеян напало несколько человек и перебило множество их (здесь и далее выделено мною. — Р.Х.). Узнав об этом происшествии, именитые галилеяне явились к {римскому прокуратору Иудеи и Самарии} Куману (48–52 гг. — Р.Х.) и просили его отомстить за смерть невинно погибших. Однако Куман дал себя подкупить крупной суммой денег, полученных от самаритян, принял их сторону и отказался от наказания виновных. На это галилеяне рассердились и стали уговаривать народ иудейский взяться за оружие {и} перебить врагов {…}. Иудеи взялись за оружие, призвали к себе на помощь Елеазара, сына Динея (то был разбойник, уже много лет хозяйничавший в горах), подожгли несколько самаритянских деревень и предали разграблению. Когда весть об этом деле дошла до Кумана, он взял себастийский отряд и четыре роты пехоты, вооружил также самаритян и двинулся против иудеев. Сойдясь с ними, он многих из них перебил, а еще большее количество их взял в плен» (см. также: Jos.BJ.II.12:3; Vita.52).