Пройдя в Золотой Зал, где сегодня проходил прием, Тарн понял, что первая часть вечера закончилась, и сейчас будет перерыв между танцами. Танцы предполагалось продолжить немного позже, но музыканты все равно играли - негромко, чтобы не заглушать разговоров. Сейчас звучали то веселые, то задумчиво-медлительные мелодии старинных народных танцев, обычно исполняемые на лютне или небольшой эльфийской арфе, но для придворного оркестра переделанные для скрипки и флейты.
Тарн, миновав несколько столов, где также шла карточная игра, подошел к группе придворных, беседовавших в дальнем углу зала. Перед ними стояли бокалы с вином и фрукты. Тарн решил дождаться танцев, потанцевать еще немного и незаметно удалиться. Он отпил вина и начал прислушиваться к разговору - точнее, бурному спору, который затеяли рядом с ним. Разговор шел о наемниках из других стран, служивших в анлардской армии. Спор велся бурно, "с огоньком, перекинувшимся на солому", по народной поговорке. Тарн пожалел, что не подошел к другой группе, более спокойной - мог бы говорить сейчас об охоте или обсуждать какую-нибудь из придворных красавиц. Он чувствовал себя слишком усталым для подобных споров, да и никогда не интересовался подобными вещами. Как говорил его отец, "политика есть дело государево, а дворянам дело служить, а не рассуждать, ибо от рассуждения недалеко до осуждения".
Граф Севен спорил с пожилым вельможей, бывшим при дворе еще со времен короля Волдота, отца покойного короля.
-Я, сударь, как военный, вам скажу - без наемников армия не то, что существовать не может, но будет уступать прочим армиям, которые не преминут наиболее смелых и опытных солдат к себе пригласить.
-Нешто своих нету? Тут, смотришь - эрстеннец командир, там еще кто, а наши-то, анлардцы, и не пробьются наверх, где уж тут талантам да смельчакам их превзойти. А наемник что - ему заплатят побольше, вот его и нет.
-Вы, сударь, как штатский судите, может, вы и правы по-своему, а я как военный сужу. Никогда ни смельчак, ни талант военный не пропадет, не так-то их и много, все больше рабочие лошадки, а талантов-то не найдешь...
Один за другим вступали в разговор подходившие к группе спорщиков. Каждый, даже самый далекий от военной службы, имел свое мнение о наемниках. Тарн собрался было уйти, потому что ему все было совершенно ясно в этом деле. Без наемников не обойтись - многие эрстеннцы давно были солью анлардской армии, но очевидно было, что и давать им чрезмерные права в ущерб исконной знати было бы ошибкой, а, впрочем, кого возвышать, кого карать - дело государево, так и говорить тут не о чем. Но едва он сделал шаг в сторону, как слева раздался неприятный насмешливый голос:
-Да, может и наемникам нет резона служить тем, кто не так и ценит их заслуги. Нужны - так зовут, а потом иди на все четыре...
Тарн обернулся к походившему к ним. Невысокий, с острыми чертами лица, прямыми черными волосами до плеч. Если б на него посмотрел человек с вообржением, фантазией или просто интуицией, он бы, может быть, увидел нечто зловещее... злого хромого горбуна с темным тяжелым взглядом, не то человека, не то эрха... На самом деле Араэль, полуэльф, почти не сутулился и прихрамывал еле заметно. Он приехал наемником из Эрстенны и десять лет назад был лейтенантом одного из пеших взводов. Затем его ранили, он какое-то время жил на накопленное жалование, начал заниматься знахарством, преуспел и сейчас был придворным лекарем. Араэль, по мнению Тарна, не мог бы жаловаться на свою судьбу и несправедливость королевы. Сам Тарн не любил его за пристрастие к магии, вечную возню со снадобьями, зельями, заклинаниями. Как казалось Тарну, он был скорее похож на эрха и по характеру и по пристрастиям к сомнительным экспериментам в волшебстве. Но также Араэль был автор множества ученых трудов, в которых рискованно, необычно и успешно соединял методы традиционного лечения и магии, не всегда безобидной (например, иные составы его снадобий требовали жертвоприношений, конечно, не человеческих, но Тарну все равно это претило). Королева Марии ценила его и как ученого, и как дворянина эльфийского происхождения. И с чего бы ему сейчас понадобилось жаловаться на жизнь. Тарн окинул его безразличным взглядом и небрежно произнес:
-Едва ли вы, сударь, в вашей Эрстенне достигли бы того, что у нас - быть при дворе, участвовать в королевских приемах.
И высокомерно посмотрев на лекаря взглядом, каким принц крови мог бы одарить безродного выскочку, Тарн поставил бокал на ближайший столик, слегка поклонился оставшимся, заспорившим еще яростнее, и направился к дверям в зал, где музыканты уже заиграли "Синие рукава" - прелюдию продолжения танцевального вечера . И те, кто хотел танцевать, также оставляя карты и бокалы с вином, начали переходить в соседний зал. Там музыка звучала громче, горело множество светильников и сияли вдоль стен бесчисленные зеркала... Тарн не обратил внимание на ненавидящий взгляд, которым придворный лекарь смотрел ему вслед - на его быструю уверенную походку, играющий блеском всех лучей изумруд на перстне...
Тарн вышел из дворца, вдохнул холодный ночной воздух. Как славно! Он не оглянулся на дворцовые окна, где, словно в волшебном фонаре, за полупрозрачными шторами в медленном и изящном танце двигались, склонялись друг к другу темные силуэты дам с высокими прическами и кавалеров в париках. Он тихо свистнул - тут же верный конь отозвался из конюшни (у Тарна как у начальника дворцовой охраны, всегда был наготове конь, если б понадобилось срочно поехать куда-то). Тарн, не будя конюхов, пошел туда, откуда неслось ржание. Отвязал коня, вскочил и тихим пока шагом выехал из дворца. Его карета осталась стоять у главных ворот дворцовой ограды. Караульные вытянулись, отдали честь. Он кивнул им и, миновав ворота, помчался, уже не таясь.
Доехав до белого, с колоннами, уже погруженного в сонную тьму здания, похожего на небольшой дворец, Тарн слез с коня, привязал его к прутьям ограды. Влез на ограду, бывшую в богатых домах спокойной столице Анларда всего лишь красивым украшением, а не защитой. Перебрался на дерево, и придвинулся по ветке к темному окну, завешанному тонкими прозрачным занавесками... Ни звука не донеслось из дома. Тарн достал из кармана заготовленный камешек и легонько кинул в окно. Тихим звяканьем отозвалось стекло, и все стихло. Тогда Тарн достал из кармана небольшой кристалл, потер его и посветил на стекло, свет отразился и- поскольку кристалл был не просто светящийся, а зовущий - "позвал" другой кристалл, дремлющий на невысоком столике около окна... Тарн увидел, что около стола сидит девушка, положив голову на руки, и безмятежно спит... Он еще раз посветил кристаллом, нарисовав затейливую фигуру - кристалл на столе вспыхнул ярче, словно заискрился... Девушка слегка пошевелилась.... И вдруг Тарн - обычно он действовал, не слишком вслушиваясь в свои чувства - вдруг он понял, что вот это все, этот лунный свет, скользящий по ограде и траве, покрытой инеем, вот этот пронзительный воздух поздней осени, крикнувшая где-то далеко птица, эта спящая девочка в белом платье - это никогда не повториться... Он может запомнить это навсегда - и он действительно никогда не забудет, он может положить это мгновение себе в душу, как золотой - в сундук бережливого купца, но оно никогда не повторится... Девушка проснулась и подбежала к окну, распахнула створки, слегка вздрогнув от ночного холода, и протянула к нему руки, улыбаясь радостно и изумленно, словно была не обитательницей богатого дворца, а бедной нищей сироткой, которой первый раз подарили красивую игрушку. Тарн, стараясь не сломать ветку, подобрался поближе к подоконнику и прыгнул. Рама, за которую он ухватился, опасно затрещала, он быстро отпустил ее и скользнул в комнату. Подошел к девушке, нежно обнял ее и тихо-тихо сказал:
- Аиллим... Наконец мы вместе...
Потом взял со стола светящий еще кристалл и прежде чем погасить его, чтобы он не привлек ничьего внимания, осветил ее юное лицо. Длинные темные волосы, голубые глаза, немного ассиметричные черты худого лица... Она не была красавица... И когда она подошла и закрыла окно, задернув занавеску, было видно, что она немного прихрамывает. Тарн не то что подумал, но снова почувствовал, как она похожа на цветок, неяркий, беззащитный, но притягивающий своим таинственным ароматом и нежностью.