— Also was gibt‘s? (В чем дело?) — обращается фрау Де к BEER‘у.

— Total beschoffen (В стельку пьян), — лаконично отвечает тот.

— Ich gratuliere Ihnen, Herr Wachmeister (Поздравляю, господин вахмистр.), —

с ледяным бешенством произносит она.

— Wenn man soll drei Minuten weg, da hat man nicht anderes, als… (Только на минуту отлучишься, как они сразу начинают…) — вступается за брата BEAR.

— Halt Maul, du Elender! Marsch heraus, Sie Schweinеkerе! Halt! Habacht! Wo ist sein Krankenbuch? (Заткнись! Вон отсюда, грязная свинья! Стоять! Смирно! Где книга регистрации больных?)

— Bitte schoen! (Пожалуйста!) — рявкает BEAR, вытягиваясь в струнку.

— Es ist ekelhalf, — говорит фрау Де, листая книгу. — Ekelhalf, wirklich ekelhalf! (Какая гадость! Настоящая гадость!) Unterschrift, Name falsch.Was ist das, meine Herren? (Подпись, имя — фальшивые. Что это такое, господа?) Herrgott! (Ругательство.)

Из-за всего этого дурдома я начинаю орать во все горло, выдавая трели, как заправский тиролец:

— Krucifix!!! Himmelleon nieder!!! (Не поддающееся переводу грязное ругательство.) — похоже, я ее вывел из себя.

Гипертоник неожиданно просыпается и удивленно таращит на нас глаза.

— успокаиваю его, забыв о том, что он вряд ли знает немецкий, не говоря уже о тирольском диалекте.

— Der Teufel soll den Kerl buserieren! (Черт бы побрал этого негодяя!) — говорит фрау Де, имея в виду то ли меня, то ли гипертоника.

— Das ist wirklich schrecklich, meine liebe Frau, das Volk ist verdorben (Это действительно ужасно, дорогая госпожа, народ тут совсем испорчен.), — вытянувшись по стойке «смирно» и в унисон отвечают BEER с BEAR`ом.

Я тоже вытягиваюсь в кровати и рапортую:

— Ich melde gehorsam, meine liebe Frau, ich bin besoffen (Осмелюсь доложить, дорогая госпожа, я пьян.) Schnaps hab‘ich auch, gnaedige Frau (У меня также есть шнапс, милостивая госпожа.)

— Einstellen! Auf! Habacht! Recht schauf! (Прекратить! Встать! Смирно! Направо равняйсь!) — визжит она в бешенстве.

Я натягиваю одеяло до подбородка, жмусь к теплой бутылке и, скорчив виноватую мину, бормочу:

— Glauben Sie mir, ich habe bisher wenig meinem Leben gehabt (Поверьте, я еще так мало пользовался жизнью.)

— Sie sind ein Simulant (Симулянт.), — немного успокоившись и приняв прежний невозмутимый вид, говорит фрау Де. Потом добавляет, как бы про себя: «Der Teufel soll den Kerl buserieren» (Черт бы побрал этого негодяя.) И уже безо всяких эмоций мне:

— Marsch hinaus (Убирайтесь.)

Это вроде бы то, чего я добивался, но какой-то бес противоречия и вправду вселяется в меня и я торопливо говорю:

— Ich kann bezahlen! (Я в состоянии заплатить.) Я над крейцером не трясусь.

— Heilige Marie, Mutter Gottes! (Матерь Божья, Дева Мария!) — закатывает она глаза и, выходя, приказывает верным BEER‘у с BEAR‘ом:

— Streng behueten, beobachten (Строго следить и стеречь.)

Как только дверь за ней закрывается, BEER, закрывая микрофон, говорит BEAR‘у:

— Das ist aber eine Hure, sie will nicht mit mir schlafen (Вот шлюха, ни в какую не хочет со мной спать.)

На что тот хмуро отвечает:

— Maul halten und weiter dienen (Держи язык за зубами и служи.) — и тут же переключается на свое диджейское арго, — ну вот и последняя на сегодня реклама:

— Кашель поутру. Хрипы в легких. Желтые зубы. Открой для себя страну MARLBORO!

Я, похоже, задремал. Наушники все еще на мне, а вот бутылка могла быть и погорячее. Я встаю, чтоб набрать свежей воды. Вернувшись, снова заботливо укрываю себя со всех сторон и надеваю наушники. Мистер Сульфазин пока никак себя не проявляет. Что ж, терпенья у меня хватит. Вот хватит ли сил?

А из эфира по-прежнему льются потоки приколов:

— Га-га-га! А знаешь этот — заваливает к проктологу мужик и с порога: «Доктор, помогите, геморрой замучил!» Доктор осмотрел его и говорит: «Это все ерунда. Я сейчас вам специальные свечи выпишу — по три свечки в день, и через неделю будете здоровы». Прописал, значит, ему свечки, а через пару дней чувак снова заваливает: «Доктор, сделайте что-нибудь. У меня уже сил нет. Что-то эти свечки не помогают. Я уже третью упаковку заканчиваю, у меня уже пена изо рта идет, ну, не могу больше…» А доктор приторчал в натуре и ошарашенно спрашивает: «Вы что — их едите?» А тот посмотрел на него и так саркастически говорит: «Нет, я их, знаете, в жопу засовываю».

— Ну, вот, уважаемые слушатели, как видите, не вы одни озабочены проблемой охраны здоровья. Я тоже. Особенно психическим здоровьем нашего любимого друга BEAR‘а. Его чувство юмора давно нуждается в психокоррекции.

— Ладно, ладно, не бухти, у меня тут еще целый блок, можно сказать, про жизнь, как она есть в натуре.

— Так что ты телишься? Давай, а то народ заснет.

Заснуть, думал я, это как раз то, что в данную минуту было бы наиболее уместно, но сном тут и не пахнет, а целая горсть капсул и пилюль, которую я сожрал всухую, неизвестно чем там занимается. Может, отечественный суперагент Сульфазин всех их, лохов импортных, расколол? А BEER c BEAR‘ом продолжали отрываться на всю катушку. Я уже перестал их различать и только ржал, как конь недорезанный, после каждого тупого анекдота. Чем тупее и «бородатей» был анекдот, тем громче я гоготал, рискуя разбудить соседей. Не хватало мне только общения с голой Оксаной, у которой кончились сигареты, но начался острый приступ либидо. Этот воображаемый сценарий отчего-то на самом деле меня пугал (а что если Оксана — тоже подсадка фрау Де?), и я отправился к дежурной сестре за валидолом. «Что-то сердце расходилось». «Ну, это вы слишком из-за сульфазина волнуетесь», — сказала она и подмигнула мне, как сообщнику, как только что посвященному розенкрейцеру, как члену ОУН-УПА, что до сих пор сидит в карпатском схроне с двухстволкой, поджидая проклятых москалей, или, не исключено, как своему потенциальному любовнику. Опрометью выскакиваю из кабинета, набираю в палате свежей воды и снова устраиваюсь в своем радиофицированном термодинамическом логове.

— Как-то святой Петр попросил Иисуса подежурить у ворот в рай. Тот стал, смотрит, какой-то мужичок ободранный прется. Ну, Христос, дело ясное, спрашивает: «Добрый человек, кто ты, как сюда попал?» А тот потупился: «Я — бедный плотник. Всю жизнь прожил в бедности. А потом родился у меня сын, пошел по свету и много доброго людям сделал». Христос удивленно: «Папа?!» А старик тоже удивился, поднимает глаза: «Пиноккио?!»

— На ту же тему: Поднялся старый еврей на гору Синай, подымает руки к небу и говорит, типа, Господу: «Боже мой, выслушай меня, старого еврея, — я всю жизнь был правоверным и послушным, ни законов, ни заповедей твоих не нарушал, все конкретно, по понятиям, правда? Так за что же мне такая страшная кара — сын мой подался в католики?» Тут гром, молния, разверзаются небеса, появляется Господь и говорит еврею: «А мой?» Въехал, нет?

— Такие истории надо с самого начала рассказывать, сечешь?

— А что там сначала было?

— Ну, как же. Приходит к психиатру старенький такой дедушка — седой, морщинистый, борода до пояса, в глазах что-то похожее на старческий маразм. «Садитесь, дедушка, — говорит ему психиатр. — Давайте, рассказывайте все по порядку, все с самого начала. Как это случилось?» — «Так-таки с самого начала?» — «Да, да. С самого самого. Когда все началось». «Ну, вначале, — говорит старик, — я сотворил Небо и Землю…»