Папенька тут же что-то залепетал, потому как такое обращение к знатному лицу и впрямь было непозволительным, но барон его остановил:

– Нет-нет, вам действительно есть, что обсудить, – он направился к дверям. Поравнявшись с Шарлоттой, помедлил и несколько сконфуженно сказал ей:

– Я понимаю, что вы взволнованы моим неожиданным предложением, Чарли… но я не прошу давать ответ прямо сейчас. Вы можете думать, сколько вам будет угодно.

– Благодарю вас, Ваша Милость, – с тем же холодом, и по-прежнему не глядя на барона, молвила Шарлотта.

Когда же захлопнулась дверь за бароном, батюшка разом прекратил подобострастничать и, удобно устроившись на своей софе, спросил с не меньшим холодом:

– Ну, и о чем же вы хотели говорить, Шарлотта?

Шарлотта почувствовала, как к глазам подступают слезы – как батюшка может быть так жесток с ней? За что? Не выдержав, она подбежала к софе и упала на колени перед отцом, схватив край его жюстокора:

– Умоляю вас, папенька, не губите меня! – полными слез глазами она смотрела на батюшку. – Не отдавайте за барона, я не люблю его!

– Что… – папенька отчего-то растерялся и принялся вырывать одежды из рук дочери, – что… что за капризы, Шарлотта? И встаньте с пола, простудитесь, – девушка, тихо рыдая, поднялась и села на софу. – Право, зря я позволял вам читать столько этих ваших романов. А какой еще любви вы говорите, позвольте спросить? Вам, значит, подавай не только знатного и богатого жениха, но еще и такого, которого вы изволите полюбить?! Может, вы еще и красавца хотите с этими… как их… с кудрями?

Шарлотта всхлипнула. Папенька нервно прохаживался по кабинету и сердито поглядывал на дочь. Д’Эффель был обескуражен ее поведением и искренне удивлялся, что барон ее не устраивает в качестве будущего мужа.

– Это все нервы, дочка. От неожиданности и счастья.

– Какого счастья, папенька! Я люблю другого и ни за что не выйду за барона! – непреклонным тоном заявила, в конце концов, Шарлотта. И тут же об этом пожалела.

– Другого?! – брови батюшки поползли вверх. – Значит, любовь за спиной отца крутите! Опозорить меня на всю округу хотите?! Да что же за дети у меня такие – один другого краше!

Шарлотта снова почувствовала себя виноватой и сложила руки в мольбе:

– Папенька, я уверяю вас, мы любим друг друга самой чистой и искренней любовью! И виделись мы лишь в церкви, и за счастье нам было лишь поклониться друг другу… папенька, я так люблю его, не губите мою жизнь…

Батюшка, верно, был растроган, потому как редко ему приходилась видеть дочь рыдающей:

– Ну что, что вы из меня какого-то тирана делаете… Коли вы так любите друг друга, то отчего же ваш суженый ко мне на глаза до сих пор не явился? Почему руки вашей не просил?

Шарлотта снова всхлипнула. Что ответить, она не знала, потому как и себе не могла объяснить, что сдерживает де Руана. Потому пожала плечами и, глядя в пол, едва слышно молвила:

– Он в воскресенье ко мне посватается…

– Ах, в воскресенье?! – переспросил батюшка и почему-то рассмеялся. – А в какое именно воскресенье? В каком году? Сдается мне, что это все ваши фантазии, Шарлотта: и возлюбленный-то ваш излишне положительный, как в книжках, и любовь-то у вас «чистая и искренняя». Скажите еще, что влюбились, едва его увидели…

– Но… – живо поднялась было с софы Шарлотта.

Батюшка ласково поглядел на нее, подошел и по-отечески обнял:

– Ты просто излишне романтична, дочка: посмотрел на тебя некий юноша, сказал пару приветливых слов из вежливости – а ты уже о любви говоришь да о свадьбе мечтаешь. Дурочка ты моя… – батюшка снова рассмеялся. – Строишь из себя femme fatale [8], а сама-то дитя дитем…

– Значит, вы мне не верите, папенька?! – Шарлотта с трудом высвободилась из объятий – смех батюшки ее и злил, и обижал одновременно. – А ежели он приедет сюда и посватается?

– Вот когда приедет – тогда и разговор будет. Да только не приедет он никогда. Не выдумывай, дочка, нет у тебя хоть сколько-нибудь серьезных увлечений, – отмахнулся папенька. Потом вдруг посерьезнел и посмотрел на Шарлотту уже сурово: – а посему – свадьбе с бароном быть!

Но Шарлотта характером едва ли уступала папеньке и смотреть могла не менее сурово:

– Не быть. Барон сам сказал, что будет ждать моего согласия – моего, а не вашего! А коли я признаюсь ему, что люблю другого, так он и вовсе уедет!

Папенька хотел что-то ответить, но вдруг принялся по-рыбьи глотать ртом воздух, а потом схватился за сердце.

– Папенька! – бросилась к нему Шарлотта, уже пожалев о своих угрозах.

Она помогла батюшке улечься на софу и села в ногах, сжав его руку и с мольбою глядя в глаза.

– Опозорить хочешь… и не только меня – весь наш род, всех именитых предков… – слабо говорил папенька, обратив взор к потолку.

– Папенька, простите меня, я клянусь, что никогда не скажу барону ничего подобного…

Батюшка не слушал:

– Сын опозорил и ты, любимая дочь, туда же… Я так мечтал, что ты выйдешь замуж за достойного человека, служащего при Дворе. Да за такого, который мог бы к Государю обратиться да вымолить прощение за сына моего непутевого. И вернуть нам титул графский и имение… Не для себя стараюсь – мне-то недолго уже осталось. Все ведь ради тебя, дочка.

– Папенька…

– Уйди прочь с глаз моих… – батюшка махнул рукой и отвернулся к спинке, не обращая более внимания на Шарлотту.

Девушка, все еще плача, поднялась на ноги и, постояв некоторое время, побрела к себе.

Барон давно уехал, замок спал непробудным сном, только сверчки за раскрытым настежь окном трещали, мешая Шарлотте думать. Брижит хотела остаться, да Шарлотта прогнала – и без нее тошно. Девушке предстояло принять непростое решение.

Да, она с детства мечтала, что встретит именно такого человека, как барон де Виньи – разве что надеялась, что он будет чуть помоложе. Она хотела вернуть титул и былое величие семьи: ей казалось, что все ее предки, сурово взирающие с портретов в картинной галерее, требуют от нее того же. И знала, что не будет ей покоя, пока не исправит ошибки брата. И вот теперь цель была так близка.

Барон де Виньи, снискав славу в военных походах, добился уважения короля и теперь служил в дипломатическом корпусе, подчиняясь лишь Его Величеству напрямую. Барону и самому выгодней было бы взять в жены не девушку без роду и племени, а дочь родовитого графа де Рандан – де Виньи обязательно хлопотал бы о возвращении титула.

С другой стороны – Шарль де Руан, обедневший дворянин. Ходили слухи, что его мать происходит из рода маркизов, но стоит ли верить слухам? К тому же де Руан никогда – даже если поступит на службу к королю – не добьется при Дворе такого почета, как де Виньи, а значит и вернуть титул не поможет.

Если Шарлотта выберет де Руана, то графский титул ее семья никогда не получит, – впервые ясно осознала девушка.

Месса подходила к концу, а де Руан все еще не появился. Шарлотта пыталась вслушаться в то, что говорит отец Иоанн, и иногда удавалось даже понять какие-то слова, но мысли ее были далеки. Шарль появится с минуты на минуту, а она так и не решила, что скажет ему.

«Господи, вразуми! Что мне делать?… – прошептала Шарлотта, а из глаз ее потекли слезы. – Дай мне знак – любой, я все пойму…»

– Простите меня за опоздание, сударыня, – Шарлотта вздрогнула от неожиданности, когда ее легко тронули за руку.

Она резко обернулась и, встретившись глазами со взглядом мсье де Руана, четко осознала, что ей делать. Она любит этого мужчину, и сделает все, чтобы быть с ним вместе! Другой судьбы у нее просто нет.

– Ах, мсье де Руан, где же вы пропадали столько времени, я уже думала, что вы не придете.

– Милая Шарлотта, разве мог я пренебречь вашей просьбой. Я явился так скоро, как только смог! – Шарль был сегодня отчего-то весел. – Но, право же, я не ожидал, что вы захотите увидеть меня так скоро, потому был несколько занят… Боже, вы плачете? – заметил, наконец, он.