А потому Карамзин считает, что:

«Надлежало, так сказать, свернуть голову закоренелому русскому упрямству…» [46, с. 72].

И Наполеон хотел того же, а за ним еще и Адольф Гитлер пытался… А «вожди народов»? Всех не согласных убивали всеми имеющимися средствами в массовом порядке. И все так же, по-карамзински, хотели нас сделать «способными учиться и перенимать» [46, с. 73].

То есть пытались превратить в себе подобных неандертальцев, не брезгующих пошиванием плащиков из кожи, снятой с голов своих врагов.

И вот до каких пределов ненависти ко всему русскому доходят откровения этого русофоба, поставленного братьями по ордену во главу русской истории:

«…для нас открыты все пути к утончению разума и к благородным душевным удовольствиям. Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не Славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для Русских, и что Англичане или Немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!.. Россия без Петра не могла бы прославиться» (Карамзин, 1790)» [46, с. 73].

И такое даже как-то странно слышать — ведь этот якобы русский историк русских людей и за людей-то не считает! И все эти безсвязные злобные русофобские выкрики принадлежат не Льву Троцкому (Бронштейну) и не Емельяну Ярославскому (Губельману). Ведь это же автор так называемой «Истории государства Российского»!

Вот такая вот получается история…

Однако ж мы, по своему вопиющему и в этом вопросе неведению, всегда считали национальность нашей барчуковой прослойки, Петром усаженной нам на шею, почему-то исключительно чисто отечественного происхождения. Однако же, как теперь выясняется, она состояла из кого угодно: немцев, поляков, хананеев, даже калмыков, но только не из природных жителей нашей страны — русских. Флагман же навешанных на нас исторических бредней чужебесия не является в этом длинном ряду чем-то из ряда вон выходящим. Как и весь пришлый элемент, рассаженный на нашем теле Петром и его «птенцами»: «…историк Николай Карамзин так же мог похвастаться своим татарским происхождением» [107, с. 111].

То есть, что уже и вообще в ворота никакие не лезет, флагманом русской истории являлся человек, не имеющий к нации, о которой сочинял историю, вообще никакого отношения! Мало того, принадлежал своими корнями к народу, имеющему все основания ненавидеть своих в недавнем прошлом данников и рабов, а теперь господ.

А вот что мы узнаем о его послужном списке в качестве военнообязанного мужчины в рядах русской армии. То есть армии страны, чья история находится в полной зависимости от прихоти мановения его пера:

«Посчитав, что уже отдал долг Родине, Карамзин в 18 лет (!) вышел в отставку с государственной службы и сошелся с масонами» [65, с. 13].

У нас, вообще-то, в 18 лет отказаться от службы в армии считается дезертирством, которое карается законом. Но Карамзин, что теперь выясняется, русским-то вовсе не является. Потому это ему следует все же простить. Однако ж стоит ли прощать его тайную и явную деятельность на стороне организации, всегда стоящей против интересов России? Между тем Карамзин и К° так перекрутили в наших головах все исторические понятия с ног на голову, что о столь необычном взлете сифилитика Петра, «…подонка и сыноубийцы, возвеличенного в качестве умственного и духовного гиганта» [14, с. 296], после ознакомления с достаточно старательно кем-то упрятанными фактами его биографии, слышать о его бутафорских каких-то там заслугах становится и действительно — все более и более удивительно.

Потому: «…нельзя не отдать Петру Алексеевичу полной дани уважения: не многим удается так ловко подкупить в свою пользу суд истории» (Писарев, 1862) [46, с. 184].

Тут хотелось бы уточнить: не у многих в спонсорах бывает эмиссар мирового капитала, распоряжающийся для подкупа должностных лиц баснословными сокровищами тамплиеров, хранящимися на счетах швейцарских банков.

Когда Пушкин вознамеривался собрать материал о Петре I, то В. Н. Ягужинская, чьими материалами он хотел воспользоваться, отказала ему в очень резких формах, присовокупив при том:

«Моя бедная свекровь умерла в Сибири с вырезанным языком и высеченная кнутом, а я хочу спокойно умереть в своей постели в Сафарине» [16, с. 53].

Вот что, как теперь выясняется, наиболее весомо способствовало сокрытию правды о Петре. Даже сто лет спустя люди прекрасно понимали, что их может ждать за утечку достоверной информации о царе-антихристе.

Сифилис же не только вносит особый колорит в обвешанную регалиями фигуру, но и роднит Петра с его дел последователем — Лениным.

Вот что сообщает о причине смерти вождя мирового пролетариата Дора Штурман:

«О болезни и смерти Ленина написано много. Тему сифилиса стараются обойти…» [128, с. 151]. Однако «Определение прогрессивного паралича слишком категорично — «сифилическое поражение мозга»…» [там же].

Вот что сообщает о его последних днях Н. Брешко-Брешковский:

«Пухлый, обрюзглый, с лицом дегенеративного азиата, Ленин никогда не был красавцем, но сейчас изгрызаемый, точнее, догрызаемый последней, судорожной хваткой сифилиса, он был отвратителен. Он, желавший, чтобы вся Россия ходила на четвереньках, сам превратился в животное, в разлагавшуюся падаль. Печать чего-то тихого, идиотского, заклеймила весь его облик. Он улыбался, как идиот, и левый, перекошенный угол рта все время точил слюною, цеплявшеюся вожжою за реденькую, ледащую калмыцкую бороденку. Он уже не мог говорить по-человечески. С губ срывалось какое-то бульканье, и нельзя было разобрать ни одного слова. Ни одной человеческой мысли, и, вообще, ничего человеческого в узеньких, мутных, заплывших глазках»[80]» [19, 356–357].

«Бог лишил его разума и языка. Оставил этому чудищу лишь несколько слов: «вот-вот», «иди», «вези», «веди», «аля-ля», «гут морген». С таким лексиконом уже нельзя было отдавать людоедских приказов» [19, с. 357].

Такова общая закономерность конца обоих зачинателей этих очень темных дел, названных историками «славными». И как бы масонство не пыталось заретушировать сам момент завершения их деятельности, подрывающей устои русского государства, но факт остается фактом: их жизнь закончилась совершенно одинаково безславно — под воздействием осложнения венерического заболевания.

Но что они все-таки успели натворить?

Указ Петра о сносе часовен так реализован и не был. Русский народ тогда не позволил ему выполнить задуманное. А потому-то он этот самый народ, ему не подчинившийся, и стремился побыстрей сжить со свету. Стройки века — прекрасное прикрытие для зверских расправ над русским человеком. Забить в колодки, следуя «мудрому» опыту Европы, судам фем, можно было практически любого, а в особенности тех, которые что-либо имели (или же, наоборот, не имели) против «чести и достоинства». Вот зверь и свирепствовал, принуждая «птенцов, товарищей и сынов»: больше «слать воров», не особо при этом и шутя. Ведь за неисполнение отпускаемой нормы колодников, обреченных на смерть царем-антихристом, комиссара, приставленного следить «за добрым порядком», ждала лютая кара…

И вот неосуществившуюся мечту Петра по уничтожению народа-богоносца, два столетия спустя, пытался реализовать наследник всех его «дел». Но и вновь, несмотря на полный казалось бы успех его предприятия, все та же позорная болезнь преграждает дорогу к власти над поверженным миром и этому претенденту на трон антихриста.

Но с помощью каких средств нашим ненавистникам обычно так легко удается влезать к нам на шею?

Чтобы наиболее безнаказанно можно было человека убить, его сначала надо как следует оболгать. Ведь выступать против применения высшей меры наказания к какому-нибудь Чикатило не станет никто. По такому принципу всегда и действовали наши враги. И если сам процесс убийства проходил гладко не совсем, то в помощь ему запускали целую науку об оболгании памяти убиенного. Именуется же эта наука об оболгании — официальной историей. То есть той частью версии, которая устраивает убивающее Святую Русь повествование о неких самоедах-головотяпах, которых Запад, в лице Петра и Наполеона, Ленина и Гитлера, исключительно якобы из человеколюбия, пришел немножечко чем-то таким особенным просветить.