Изменить стиль страницы

В папку были аккуратно вложены несколько аттестационных листов на присвоение воинского звания. Младший военный юрист - звание присвоено 1 мая 1941 года. Военный юрист - 12 августа 1942 года. Капитан юстиции - 28 сентября 1943 года. Майор юстиции - 15 января 1945 года… «Товарищ КРЕЧЕТОВ показал себя подготовленным и способным офицером. Лично дисциплинирован и требователен. Умеет организовать и обеспечить выполнение боевого приказа. Вывод: товарищ КРЕЧЕТОВ занимаемой должности следователя Военного Трибунала 48-й армии соответствует и достоин присвоения очередного воинского звания «майор юстиции»… Подпись: прокурор тыла Второго Белорусского фронта подполковник юстиции Гейтман.

Написанная четким разборчивым почерком «Боевая характеристика». «Тов. Кречетов показал себя хорошо знающим военно-юридическое дело. В исполнении служебных обязанностей настойчив, энергичен и инициативен. Требователен к себе и своим подчиненным. Дисциплинирован.

Свой большой практический опыт в работе неуклонно передает подчиненным. Над повышением своих знаний работает. Политически грамотен, морально устойчив. Вывод: занимаемой должности соответствует». Подпись: военный следователь военной прокуратуры Второго Белорусского фронта майор юстиции Каденский.

Аттестация… Почерк уже другой, но песня та же. «Делу партии Ленина - Сталина и Социалистической Родине предан, политически и морально устойчив. Бдителен. Военную тайну хранить умеет. Политическая подготовка отличная, тактическая отличная, техническая отличная… В службе четкий и исполнительный, совестен и трудолюбив. Всегда подтянут. По характеру спокойный, рассудительный. Дисциплинирован. В сложной обстановке быстро принимает нужное решение. Инициативный, решительный, находчивый. С массами и комсомольской организацией связан. С активами работать умеет. Физически здоров, бодр, вынослив». Эту бумагу подписал военный следователь прокуратуры 48-й армии майор юстиции Бурдаев…

Рядом лежали аккуратно сделанные копии других документов Кречетова - расчетной книжки, заполненная им послужная карта, оценочный лист (тактическая, огневая и строевая подготовка, топография, знание устава - одни пятерки), автобиографии.

Гоцман аккуратно развернул сложенный вдвое лист, украшенный поверху красными знаменами и профилем Сталина, а понизу - сложным орнаментом из звезд, пушек и самоходок. «Вам, доблестному воину Красной армии, участнику боев с немецко-фашистскими захватчиками, сражавшемуся в рядах войск 2-го Белорусского фронта, неоднократно отмеченных благодарственными приказами Верховного Главнокомандующего Генералиссимуса Советского Союза товарища СТАЛИНА Военный совет фронта вручает это благодарственное письмо, как память о Великой Отечественной войне. Желаем Вам доброго здоровья и новых успехов в Вашей дальнейшей службе на благо нашей Великой Социалистической Родины». Подписи: Рокоссовский, Субботин, Боголюбов. 10 августа 1945 года.

- Ну как? - окликнул Чусов, принимая из рук вошедшего дежурного лейтенанта дымящийся кофейник. - Впечатляет, правда?

- Впечатляет, - кивнул Гоцман, возвращая папку полковнику. - Особенно академия, которую он закончил…

Чусов, усмехнувшись, разлил кофе по чашкам, поставил одну перед Давидом, взял у него из рук папку:

- Ну, ты, наверное, понял, что эти документы имеют довольно-таки мало общего с реальностью. Разве что года эдак до тридцать восьмого. А потом… потом у него был совсем другой послужной список. И другие звания… в другом ведомстве. А теперь садись и рассказывай…

Щурясь на утреннее солнце и мурлыча под нос песенку, на крыльцо дома вышел с тазом, полным мыльной воды, Штехель. И в ту же минуту на его горло легла стальная рука Чекана.

- Где Ида?

- Живой?! - изображая радость, промычал Штехель. - А мы уж думали, что…

- ГДЕ ИДА?!

Корчась от боли, Штехель мотнул головой на дом. Руки его разжались, и грязная вода из таза водопадом хлынула прямо на ноги…

Когда Чекан вошел в полутемную, несмотря на утро, комнату, Ида стояла у окна. Но, заслышав его шаги, резко обернулась. Ее закаменевшее лицо вспыхнуло, ожило, стало женственным и мягким.

- Умойся и садись… Уже остыло. - Она споро, аккуратно распеленала закутанную в одеяло кастрюлю с борщом.

Все так, как будто они расставались на какой-то час, словно он ходил на рынок за продуктами… Чекан молча сел на лавку, стащил пыльные сапоги, босиком прошлепал к умывальнику. Ида подала ему чистое полотенце. Он несколькими сильными движениями согнал остатки воды с лица и волос, осмотрел рану на руке.

- Все еще болит? - встрепенулась Ида.

- Нет. Раны болят только у слабых…

- Когда мы уезжаем?

Чекан, помрачнев, взял ложку, сел к столу.

- Недели через две. Может, раньше… Я должен здесь закончить кое-что.

- Ты кому-то что-то должен? - весело удивилась Ида. Она сидела напротив Чекана, подперев щеку кулаком, и с удовольствием смотрела, как он ест.

- Да, - кивнул Чекан, - теперь должен… Если бы я не согласился, они пристрелили бы тебя в этих развалинах… Я дал слово.

Ида молча отвернулась к занавешенному окну. Чекан устало хлебал борщ, аккуратно подставляя под ложку кусок хлеба. Он не сразу заметил, что настроение женщины изменилось.

- Ты что?…

- Никогда мы отсюда не уедем, - тихо, не оборачиваясь, произнесла Ида.

Глава одиннадцатая

У проходной УГРО негромко толковали между собой осунувшийся, небритый Якименко и дежурный лейтенант. Завидев Гоцмана, оба замолчали, лейтенант вытянулся, козыряя.

- Сколько задержанных? - кивнул в ответ Гоцман.

- Было девятнадцать. Сейчас еще четверых привезли…

- Ну так допрашивай…

- Может, отпустим, Давид Маркович? - умоляющим тоном произнес Якименко. Его усы обиженно встопорщились. - Ну сколько ж можно?…

- Допрашивай! - жестко перебил Давид. - И оформляй протоколы… Все по закону.

- Та шо я, железный?… Всю ночь - и опять?!

- А остальные где?

- Тишака вы сами отправили, Довжик на опознании, Кречетова в прокуратуру вызвали… Я один, как шило в заднице!

Вдали скрипнула дверь одного из кабинетов. Из недр архива появился Саня в штатском, с пачкой бумаг в руках. Вместе с начальником архива он двинулся в глубь здания.

- А Саня шо вдруг прохлаждается? - ткнул в него пальцем Гоцман. - А?… Саня!…

Рыжий веснушчатый Саня обернулся на его оклик, но не остановился, не вытянулся, не поприветствовал начальство. Только побледнел как-то нехорошо.

- Опять не понял… - Гоцман даже не возмутился от удивления. - Да шо у нас за карусель тут с раннего утра?!

Он нагнал Саню в конце коридора, взял за рукав.

- Товарищ младший лейтенант, я шо, в негромком голосе сегодня?… - Он заметил зажатый в руке Сани серый бланк. - Это шо у тебя?

- «Бегунок», Давид Маркович, - еле слышно проговорил Саня. - Увольняюсь я.

- А-а… - поперхнулся от изумления Гоцман. - Ну да… С чего, к примеру?

Саня молчал, глядя в сторону. Майор, начальник архива, нервно поправил очки и тактично скрылся в туалете.

- Давид Маркович, вчера Кольку убили… брата моего… Застрелили на Короленко. У музея.

Гоцман гулко сглотнул, осторожно коснулся плеча Сани:

- Саня… он бандит был…

Саня, не удержавшись, всхлипнул.

- Отец сказал - не уволишься, из дома выгоню, прокляну…

- Передай отцу… мы найдем их…

- Что искать? - перебил Саня. - Еще вчера нашли. И отпустили. Сегодня снова привезли… Все, Давид Маркович. Мне еще пять подписей надо поставить. Так что… На похороны нужно успеть… Сегодня всех хоронят…

Гоцман, зло кусая губы, смотрел в спину уходящему по коридору в сопровождении начальника архива Сане. Какой хороший парень, какой опер бы получился из него со временем!… А теперь - как его вернешь, какими словами и доводами?…

- Так шо? - подошел сзади Якименко. - Допрашивать этих или…

- Где задержанные? - рявкнул Давид, оборачиваясь.