Давид замолчал. Он вспомнил себя тогдашнего - худого, небритого, с запыленным лицом и мутными от недосыпания глазами. И эти бесчисленные кастрюли и чашки, наполненные водой, по всей комнате. И слезы Анечки, обхватившей его за шею: «Папочка, ты не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты уходил…»
Русначенко отхлебнул чаю из стакана в массивном мельхиоровом подстаканнике. Он слушал Гоцмана, но никаких эмоций, кроме вежливого внимания, на его лице по-прежнему не отражалось. И о себе он не произнес пока что ни слова… В кабинет заглянул встревоженный Кречетов:
- Давид, выйди. Срочно…
В коридоре майор уставился на Гоцмана возбужденным взглядом.
- Их всех отпустили. Всех.
- Кого?
- Всех стрелков! И Горелова, и Лапонина, и парочку эту, Дроздова с Симоновой - всех…
- Это как это?! - нахмурился Гоцман. - Кто?!
- Контрразведка. Показали бумагу, подписанную Чусовым… За ворота вывезли и отпустили.
Гоцман крупными шагами вернулся в кабинет. Подошел к Русначенко и в упор посмотрел в его спокойные, ничего не выражающие глаза:
- Капитан! Тебя контрразведка направила?…
Но взгляд задержанного остался непроницаемым. Он чуть усмехнулся и отодвинул от себя стакан с недопитым чаем.
Полковник Чусов налил себе из бутылки еще боржоми, с удовольствием выпил холодную шипучую воду. В июльский зной - лучше не придумаешь. Показал на бутылку Давиду, но тот от волнения не заметил мирного, приглашающего жеста.
- Шестьдесят пять трупов за одну ночь!… - Гоцман крупными шагами расхаживал по кабинету начальника контрразведки Одесского военного округа. - Кто дал тебе таких прав? Кто?!.
- Вы о чем, товарищ подполковник? - мирно осведомился Чусов, промокая губы платком.
- Людей отстреливают как собак! Внаглую! Еще и в глаза смеются…
- Преступность в городе - ваша проблема, это вы должны ее решать, - неопределенно заметил Чусов, не глядя на собеседника.
- Моя! Моя проблема! - подскочив к нему вплотную, яростно выдохнул Гоцман. - И по закону мои ребята имеют право стрелять любого вооруженного козла без второго слова! И я могу напомнить им за это право!
Чусов отставил стакан, внимательно взглянул на тяжело дышащего Давида.
- Будут потери…
- Посмотрим, кому больше, - не отвел глаз Гоцман. - У меня, знаешь, не пацаны с сосками бегают. Тоже фронтовики с орденами…
Чусов примирительно поднял ладонь, нашарил на столе остро заточенный карандаш.
- Если я правильно вас понял, кто-то из моих сотрудников превысил свои полномочия…
- Шлимазл ты, Чусов, каких нету! - брезгливо перебил Гоцман. - Мы же с ворами почти договорились…
- Товарищ подполковник, вы разговариваете со старшим по званию! - поднял голос начальник контрразведки.
Гоцман, с презрением глядя на него, подчеркнуто вытянулся по стойке «смирно».
- За ночь задержаны семнадцать человек, - сухо, официальным тоном проговорил он. - Судя по документам, все - офицеры армейской разведки. После допросов они были отправлены во внутреннюю тюрьму УГРО, откуда были выпущены сотрудниками вашего отдела, предъявившими подписанный вами мандат…
- Разберемся, - не глядя на Гоцмана, бросил Чусов.
- Что ты мне обезьяну водишь!… - вспылил Давид, окончательно плюнув на субординацию.
- Сядь, подполковник!!!
Гоцман продолжал стоять, глядя Чусову в лицо. Глаза начальника контрразведки побелели от гнева. Карандаш хрустнул в его руке, Чусов отбросил обломки в сторону.
- Первое, - заговорил он вибрирующим от гнева голосом. - Освобождение задержанных… Я разберусь лично. Результаты доложу вашему руководству. И впредь по этому вопросу буду разговаривать только с ним, вы меня поняли?!. Второе… Задержанный, которого вы сейчас допрашивали, - Герой Советского Союза гвардии капитан Русначенко. Я его у вас забираю, потому что человек, в которого он стрелял на улице Пастера, - Чекан! Я должен выяснить, где Чекан скрывает оружие, украденное с армейского склада. И кто такой Академик!… Это все! Вопросы есть?… Вы свободны, подполковник…
Глава восьмая
В кабинете Гоцмана опять были шум, гам и общее движение. На этот раз центром внимания был майор Довжик, которому Арсенин перевязывал голову. Рядом суетился Якименко, заваривая чай.
- Крепкий не надо, послабее… - не отрываясь отдела, бросил через плечо Арсенин. - И сахару побольше.
- Шо у нас опять за здрасте? - хмуро осведомился Гоцман с порога, завидя виноватую улыбку Довжика.
- Да вот, Михал Михалыча женщины не любят, - засмеялся Якименко, звеня ложечкой в стакане. - Или, другими словами говоря, гладят его утюгами…
Довжик, отстранив врача, поднялся, придерживая одной рукой бинт на голове:
- Разрешите доложить?… Выехав на улицу Пастера по вызову постового, старшего милиционера Капцева, я опросил свидетелей перестрелки…
- Майор! - с непривычными для него металлическими нотками в голосе произнес Арсенин. - Отправлю в госпиталь! Сесть!!!
Довжик со вздохом подчинился и продолжил:
- Как услышал про шрам на виске, сразу достал фотографию Чекана… Слава богу, свидетелей - вся улица… Узнали! И застреленного опознали тоже. Проходил по картотеке МГБ, кличка - Рыбоглазый. Был полицаем при румынах… Проверил по своим каналам. У его любовницы была квартира на Балковской… Я туда. Зашел. Смотрю - Ида, воровайка, подельница Чекана! Я еще ее фотографию вам показывал… Косетинская, помните?…
- Ага, краля такая, - мечтательно причмокнул губами Якименко, но осекся под суровым взглядом Гоцмана.
- Помню, помню… - Давид наблюдал, как умелые пальцы Арсенина заканчивают перевязывать раненого. - И дальше шо?
- Дальше… - Довжик на мгновение замолчал, принимая из рук Арсенина стакан горячего чая, отхлебнул. - Я сначала прямо растерялся, а потом даже для себя самого неожиданно говорю - я от Чекана!… И смотрю на ее реакцию… Смотрю, вроде как поверила. Я тогда запускаю про Академика… Опять клюет! Ну, я и расслабился сдуру. Мне, говорит, одеться надо… Зашла мне за спину, а там утюг был… Я слышу шорох, обернулся…
Довжик крутанулся на стуле, показывая, как именно он обернулся, но лицо его неожиданно побелело, и он грузно, мешком, повалился набок, выронив стакан с чаем. Гоцман с Арсениным еле успели поддержать раненого.
- Шо, сильно она его приложила?…
- Могло быть и хуже, - отозвался врач, массируя Довжику плечи. - Чугунным утюгом запросто можно убить. Надеюсь, только сотрясение…
- А Иду эту самую задержали? - Гоцман повернулся к Якименко.
- Задержали, - кивнул тот, встревоженно глядя на лежащего без сознания Довжика. - Михал Михалыч в подъезде наряд на всякий случай оставил… Ну, они на звук удара и кинулись. Кречетов допрашивает…
- Чай с полу вытри, - буркнул Гоцман, выходя из кабинета.
Со стороны могло показаться, что майор Кречетов и задержанная ведут светскую беседу - такой милый, сдержанный и негромкий шел у них разговор. Но достаточно было чуть вглядеться в то, как неестественно прямо сидела на стуле Ида, как остро и цепко всматривался в выражение ее лица майор, и становилось ясно: идет не просто допрос, а поединок двух воль, двух принципиально враждебных друг другу людей.
- Ида Казимировна, помилуйте, - с улыбкой говорил Кречетов, - какая же это самооборона - утюгом по голове? А?…
- Не случилось веера под рукой, - кокетливо улыбнулась Ида.
Майор рассмеялся:
- Ида Казимировна, вы же ударили нашего сотрудника при исполнении, а это…
Хлопнула дверь, вошел Гоцман, кивнув на ходу майору. Пробежался глазами по лицу Иды. Она не сильно изменилась с довоенных времен, когда была сделана фотография, разве что две скорбные складки залегли в углах губ, да одинокая седая прядь выделялась в черных волосах. На мгновение Гоцману даже показалось, что задержанная неуловимо похожа на Нору. Ида с усмешкой взглянула на вошедшего.
- А вы, наверное, Гоцман… - И, не дождавшись реакции, снова обернулась к следователю: - Еще раз вам повторяю: это была самооборона.