- Лицо мне твое знакомо, - задумчиво проговорил Лапонин, освещая зажигалкой паренька.

- Ж-живу недалеко, - цепенеющим от страха голосом проговорил тот.

- Прикуривать-то будешь?…

Паренек, стараясь держаться взросло, по-солидному, продул мундштук, сунул папиросу в рот, придвинулся к Лапонину. И тут же охнул, скрючившись. В живот ему уперся ствол пистолета.

- Прикуривай, прикуривай… - ухмыльнулся лейтенант.

Дрожащая в губах папироса наконец занялась. Парень, не подымая глаз, отстранился.

- Спасибо…

- На здоровье. - Лапонин демонстративно засунул пистолет за пояс и запахнул полу пиджака.

Паренек отошел от него на пару шагов. А в следующий момент развернулся и молча бросил в глаза лейтенанту пригоршню раскрошенного между ладоней папиросного табака…

Ослепленный Лапонин с руганью схватился за пистолет. Но выстрелить не успел - сзади на шею ему бросился хромой фронтовик с ножом.

- Вот тебе за Ваську! За Ваську!… - исступленно выкрикивал инвалид, нанося Лапонину удары ножом в шею и затылок. - За Ваську, гад!… За Ваську…

Лейтенант давно уже лежал неподвижно. Тротуар был красен от крови. Густой ручеек вишневого цвета струился на мокрую мостовую, быстро растворяясь в луже, а рыдающий фронтовик по-прежнему бил и бил мертвого ножом…

- Батя, тикаем… - склонился к отцу Сережка. На убитого он старался не смотреть.

Фронтовик наконец опомнился. С трудом поднявшись, изумленно смотрел на окровавленный нож в своей руке и труп убитого им человека. В соседних домах вспыхнул свет, кто-то приник к стеклу, пытаясь понять, что происходит на улице.

- Батя, пойдем… - теребил отца за рукав Сережка. - Батя…

- Бежи отсюда, Серега. - Инвалид снова опустился на панель рядом с трупом, слепо зашарил по карманам в поисках папирос.

Опергруппа подъехала через десять минут. Водитель поставил «Опель» так, чтобы фары освещали место происшествия. Курящий возле тела фронтовик даже не взглянул на подошедших Гоцмана и Якименко. Заплаканный Сережка сидел на корточках у входа в арку. Заметив взгляд Гоцмана, он отскочил на несколько шагов.

- Ку-уда побежал?! - окликнул его водитель-сержант. - Сюда иди!…

- Сядь в машину и калитку закрой, - зло оборвал его Гоцман.

Якименко склонился над убитым, коснулся его мокрого от крови и дождя лба. Он узнал человека, которого допрашивал пять дней назад. Покачав головой, вынул из мертвой руки «парабеллум». К рукоятке была привинчена серебряная табличка с гравировкой «Гвардии младшему лейтенанту Лапонину К. П. за образцовое выполнение особо важного задания командования».

Гоцман подошел к дымящему фронтовику. Тот поднял глаза:

- Я его за Ваську… Это он его тогда… в спину…

- И шо, легче стало? - хмуро обронил Гоцман. Фронтовик вытер с небритых щек слезы, покачал головой:

- Не-е…

- Давай помогай. - Якименко, пыхтя, подхватил убитого под мышки.

Фронтовик взялся за сапоги…

- Батя!… - отчаянно выкрикнул Сережка, выбегая из подворотни и приникая к спине отца.

Гоцман зло отвернулся, хлопнул дверцей, усаживаясь рядом с водителем. Тот, так и не поняв, чем рассердил начальника, торопливо включил зажигание. А Давиду в этот момент больше всего хотелось положить на стол Омельянчуку рапорт об отставке.

Жуков, время от времени прихлебывая холодный боржом, расхаживал по кабинету, хмурился. Рядом с Чусовым стояли две пустые бутылки и стакан. Разговор шел уже второй час. Время от времени на столе тихо трезвонили телефоны, но командующий округом не обращал на них внимания.

- Повторяю, задача этой операции - накрыть всех разом! - продолжал говорить полковник. - Всех… понимаете, товарищ Маршал Советского Союза?

- Понимаю, - неожиданно покладисто кивнул Жуков. - Чего ж не понять?… Задачу - вполне понимаю. А решением - не убедил. Не убедил, - повторил он уже тише, словно прислушиваясь к себе.

Чусов раздраженно захлопнул принесенную с собой папку, вытянулся по стойке «смирно»:

- Разрешите идти?

Маршал остановился напротив полковника, долго и пристально изучал его упрямо застывшее лицо.

- Нет, не разрешаю! Не разрешаю!… Что раньше времени сдаешься, полковник?! Убеждай! Я же не идиот - давай, убеждай меня!…

Маршал раздраженно отодвинул стул от стола, плюхнулся на сиденье, махнул рукой - садись!… Чусов со вздохом уселся, помолчал, собираясь с мыслями, снова раскрыл папку.

- Слушаюсь, товарищ Маршал Советского Союза… Ещё раз, по порядку… Мы имеем хорошо построенную, мощную организацию противника, действующую на территории области, возможно, еще с довоенных времен. Это факт номер один. В ее главе стоит прекрасно законспирированный, великолепно обученный, имеющий огромный опыт работы в нашем тылу немецкий агент по кличке Академик. Благодаря своим недюжинным способностям ему удалось глубоко внедриться не только в органы милиции, но и в органы госбезопасности. Это факт номер два…

Ночное море продолжало крушить свои валы о прибрежные скалы. Казалось, оно хочет взять берег штурмом и бросает в бессмысленные лобовые атаки все резервы, не считаясь с потерями. Штехель деликатно откашлянул, поерзал на холодном твердом камне.

- Так племянник передал, что вы хотели со мной встретиться… - решился он повторить.

Кречетов повернул к собеседнику ничего не выражающее лицо.

- Этот белобрысый - твой племянник?… Выглядит дебильно.

- Сестры покойной сын, - торопливо вставил Штехель. - Сестра умерла в сорок втором. Так-то он смышленый… А вид… Что ж вид… Что-то случилось?

Кречетов вновь замолчал, глядя на бушующее море. Это настораживало Штехеля даже больше, чем вызов условным знаком на экстренную встречу. Что-то произошло. Но что?… Он снова заерзал на камне.

- Кажется, я провалился, - неожиданно тусклым голосом проговорил Кречетов. - Гоцман на хвосте повис, как борзая. По виду биндюжник тупой, а соображает, сволочь…

- Может, убрать его, пока не поздно? - осторожно вставил Штехель.

- Поздно, к сожалению… - Кречетов покосился на соседа. - Арсенин-то не всплывет?

- Не-е… - протянул Штехель, кивая на море. - Оттуда не возвращаются…

Он задумчиво постучал носком ботинка по валуну.

- Если что со мной случится, первым делом Гоцмана убери и подругу его. Но сначала - племянника.

Со стороны моря снова ударило дождем. Кречетов зябко поежился, плотнее запахнул на груди плащ.

- Как же я могу? - ошеломленно захлопал ресницами Штехель. - Да и не знает он ничего… Зачем же?…

- Ты о шкуре своей думай, - холодно перебил Кречетов. - Сам сказал - смышленый… Начнет рассказывать, как за мной ходил, что видел. А там много не надо… - Он снова повернулся к Штехелю лицом, и того передернуло от спокойного, палаческого взгляда, которым Академик посмотрел на него. - В контрразведке не дураки сидят.

- Я не смогу, - негромко произнес Штехель.

- А тебе и не надо, - пожал плечами Кречетов. - Поручи этому… Живчику… подручному твоему. Понял?

- Понял, понял…

- Штехель, только в игры со мной играть не вздумай, слышишь?… - негромко проговорил Кречетов, отводя взгляд. - Узнаю, что обманул, - кишки ведь выпущу… Не сразу причем, а помучаю для начала.

Теперь уже поежился Штехель. Но совсем не от ветра.

- Все, легли на дно… - Кречетов поднялся первым. - Связь со мной через запасной канал… А за племянника прости, - неожиданно добавил он, уже шагая во тьму. - Но выхода нет… Сделай, как я сказал.

Хруст камешков под его ногами был неслышен за грохотом волн и воем ветра. Вдалеке, на мгновение осветив поверхность моря, упала с небес длинная кинжальная молния.

…Голая лампочка, висевшая под потолком на длинном шнуре, беспокойно раскачивалась. Ее то и дело задевал Штехель, метавшийся по комнате. Черные тени шатались по углам, то падая на бледное, непонимающее лицо Славика, собиравшегося в дорогу, то закрывая равнодушную физиономию Толи Живчика, деловито уминавшего у стола кровяную колбасу.