Было, правда, одно обстоятельство, которое омрачало мою жизнь в училище. Это взаимоотношения с Леней Крутиковым. Он по-прежнему презирал меня и насмешливо смотрел, когда я проходил мимо. А противный Иса, где только мог, старался напомнить мне, что Леня грозится меня избить. Но теперь вдруг я перестал бояться Леню. Пусть не ждет и не надеется головастик Иса, что я буду как заяц бегать от Лени или ходить перед ним на задних лапках, как ходит сам Иса. Нет, я теперь взрослый, самостоятельный человек. И сумею, если надо, постоять за себя.
Размечтавшись, я не заметил, как забрел на какой-то пустырь. Остановился, чтобы оглянуться, но кругом возвышались кусты — не поймешь, в какой стороне наше училище и вообще куда я зашел. Вдруг я вспомнил, что сегодня после военных занятий мы должны были ехать в соседний колхоз помогать работать на огороде. Все, наверное, уехали. А я остался, хотя я — староста. Нехорошо получилось. Ребята, наверное, не понимают, что случилось. Может быть, ищут меня. Я представил себе, как замполит Шишов удивленно говорит: «А где же ваш староста, ребята? Почему его нет на сегодняшней трудовой вахте?» А ребята растерянно переглядываются, не зная, что ответить. Только Иса вдруг выскакивает и пищит своим тонким голосом: «Староста пошел погулять». А рядом с ним стоит, выпятив грудь, Леня и говорит: «Зря я его тогда вытащил. Пусть бы оставался рыбам на завтрак». Я все это себе так живо представил, что рассердился, будто и в самом деле Иса оскорбил меня, а Леня насмешничал. Я уже хотел идти в училище, как вдруг услышал девичий голос:
— Пусти, говорят тебе, пусти. Не о чем нам говорить.
За кустами мне не было видно, кто это. Я раздвинул кусты. Девушка была из нашего училища. Я ее хорошо знал. Это она смеялась тогда над Леней и распевала, как песню, стихи, которые я написал. Сейчас она была не в форме, а в голубом летнем платье в горошек. Наши девчата так иногда одевались вечером, когда шли гулять.
Мне показалось, что в ее голосе слышны слезы. Волосы ее растрепались. Она вырывала свою руку и хотела убежать. А держал ее знаете кто? Леня! Честное слово. Он тоже что-то говорил девушке, но я не расслышал что. Разобрал только имя Валя, которое Леня несколько раз повторил. Но эта Валя, видно, совсем не хотела с ним разговаривать. «Отстань!» Она вырвала свою руку, но Леня снова схватил ее за руку. Рядом с девушкой он казался еще больше, чем всегда. И вот такой здоровенный верзила обижает девушку!
В эту минуту мне и в голову не пришло, что Леня может меня избить. Я об этом совсем не думал, и страха у меня никакого не было. Я бросился на помощь девушке. Оттолкнул Леню и закричал:
— Отпусти ее, курумсах! Она не хочет с тобой разговаривать.
Леня от неожиданности растерялся и выпустил руку девушки, потом он, скорее удивленно, чем зло, посмотрел на меня.
Девушка, вырвавшись, убежала. А мы стояли с Леней друг против друга. Леня ерошил волосы и щурил глаза, глядя на меня сверху вниз и словно раздумывая, что со мной сделать. Он сделал шаг вперед, а я быстро наклонился, поднял здоровенный ком засохшей глины и, не отводя глаз, повторил:
— Курумсах! — И вдруг, вспомнив, что Леня не понимает по-лезгински, я сказал уже по-русски: — Негодяй, вот ты кто!
На щеках у Лени вздулись желваки. Глаза его из-под длинных светлых волос смотрели угрожающе. Казалось, он готов убить меня. Я крепко сжал в руке глиняный ком и хрипло проговорил:
— Только тронь…
Я услышал, как сзади меня хрустят под чьими-то ногами кусты. «Наверное, это девушка вернулась», — мелькнуло у меня. Я хотел оглянуться, но не успел. Сзади кто-то набросил мне на голову мешок и, свалив меня, вместе со мной полетел на землю.
— Ага, попался! — услышал я голос Исы.
Добрался-таки до меня этот головастик. Долго ждал он случая расправиться со мной. Теперь я был беззащитен. Я задыхался в мешке, плотно облегавшем мою голову. От мешка пахло землей и помидорами. Потом я узнал, что наши ребята работали в колхозе и за это получили продукты. Их привезли в училище в мешках. Здесь мешки разгрузили. Ису послали вытряхнуть мешок. А он с этим мешком отправился искать Леню и набрел на нас. Но в тот момент я ничего не мог сообразить. Как только я упал на землю, на меня посыпался град ударов. Кто-то барабанил кулаками по моей голове, то и дело попадая в лицо. Я чувствовал, как по лицу текла теплая кровь. Потом снова затрещали кусты. Это убегали Леня и Иса. Я пошевелился. Голова гудела. Казалось, она наполнена горьким дымом. Руки не слушались меня, и я долго не мог освободить голову от мешка. Наконец мне удалось его сбросить. Сразу стало легче дышать. Вся рубашка моя была залита кровью. Стоило мне наклонить голову — из носа снова начинала быстро капать кровь. Я запрокинул голову, увидел белые пушистые облачка, бегущие по небу. Вдруг они завертелись и поползли куда-то вниз, а я чуть не полетел на землю.
Не помню, как я добрался до училища. Не успел войти, как навстречу мне бросились ребята:
— Мамед, что с тобой?
Меня подхватили, куда-то повели. Снова я очнулся уже в изоляторе. Долго не мог сообразить, где я нахожусь. Надо мной склонилась девчонка в белом халате. Сначала она показалась мне незнакомой. Но потом я вспомнил, что она дежурит у нас на медпункте вместо медсестры, которая ушла на фронт.
— Кто тебя так избил? Все лицо в крови и землей перемазано. Может заражение быть. Я чуть сама в обморок не упала, когда тебя увидела, — тараторила девчонка. Слова у нее вылетали изо рта, как дробинки. — Ребята твои приходили, и замполит, и военрук. Просили, чтобы я сообщила, как только откроешь глаза. Ну, ты лежи, не разговаривай, — велела она, хотя я даже рта не открыл. — Я тебе сейчас принесу чаю. Чай всегда помогает. Сейчас вскипячу чайник, напою тебя, а потом уже побегу им сказать, что ты проснулся.
При слове «чай» я вдруг почувствовал, что и в самом деле очень хочу пить.
Девчонка вышла. Я сел на постели. Осторожно потрогал руками голову — вроде целая. Провел по лицу. Немного побаливал нос. Над соседней тумбочкой висело зеркальце. Я поднялся. Посмотрел на себя. Нигде не было никаких ран. Только нос распух. Я снова вернулся на место и лег. Слабость была такая, что я даже вспотел. Наверное, ударили меня по носу и я потерял много крови. Я лежал и вспоминал, как все произошло. Мысли мои были о Лене. Об Исе я почему-то далее не думал, хотя бил меня больше он, а не Леня. По крайней мере, мне так казалось. А Леня… Эх, Леня, Леня… Он на три года старше меня, так же как и Коля. А ростом так и вовсе он намного больше Коли. А со мной его и сравнить нельзя! Из одного Лени, наверное, три Мамеда получатся. Так почему же он все время грозился меня избить? Если бы были на равных — тогда другое дело. Но драться с тем, кто меньше и слабей тебя, — это подло. Неужели Леня и в самом деле подлый? Я уж готов был согласиться с этой мыслью. Но тут же начинал спорить сам с собой: «А кто меня вытащил? Он. Леня. Хоть потом он и говорил, что не стал бы вытаскивать, если бы знал, что это я». Но мне не верится. Это он просто так говорит, потому что злится на меня. А на самом деле он видел, кто тонул. Странно, но мне не хотелось думать о том, что Леня избил меня. А еще больше не хотелось об этом никому говорить. Ведь тогда Леню могли выгнать из училища. А может, и не он бил меня, а Иса… Я не знал, что скажу ребятам. Поэтому, когда девчонка в белом халате вернулась с чаем, я сказал ей:
— Ты не говори никому, что я проснулся. А если спросят, скажи, что опять заснул.
Она очень удивилась, что я не хочу видеть ребят, но сказала:
— Как знаешь.
Она подала мне чай, и, пока я пил его, сидела рядом, и смотрела на меня. Глаза у нее были круглые и темные, а волосы светлые. Я потихоньку, чтобы она не заметила, рассматривал ее. «Интересно, сколько ей лет, — думал я. — На вид нет и четырнадцати. Совсем маленькая, такая тоненькая, быстрая. Каким образом очутилась она у нас в училище? И почему она вместо медсестры?» Но расспрашивать девочку я не решался. Не спросил даже, как ее зовут, постеснялся. А она знала, как меня зовут. Потому что, когда я выпил чай, сказала: