- Прошлой ночью. В вашей палатке.

- Малярия, вот в чем проблема, - объяснил Свинерд. По его щеке пробежал тик, и правый глаз начал непрерывно моргать. Борода полковника была мокрой после умывания, мундир вычищен, а волосы напомажены и зачесаны назад. Он вновь держал хлыст, теперь в покалеченной руке.

- Лихорадка то уходит, то возвращается, Бёрд, - продолжал он, - но обычно по ночам. Просто сбивает с ног, видите ли. Так что если мы и разговаривали прошлой ночью, то я ничего не помню. Лихорадка, понимаете?

- Да, вы были похожи на лихорадочного больного, - очень тихо произнес Бёрд.

- Но сейчас я здоров. Сон - лучшее лекарство от лихорадки. Я - заместитель Вашингтона Фалконера.

- Я знаю, - ответил Бёрд.

- А вы теперь в новой бригаде, - жизнерадостно добавил Свинерд.

- Вы, какие-то оборванцы из Арканзаса, Двенадцатый и Тринадцатый полк из Флориды и Шестьдесят пятый виргинский. Генерал Фалконер послал меня представиться и передать вам новые приказы. Вы не будете защищать Фредериксберг, а присоединитесь к остальной бригаде дальше на западе. Всё приказы в письменном виде, - он дал Бёрду сложенный лист бумаги, запечатанный кольцом-печаткой Вашингтона Фалконера.

Бёрд разорвал печать и увидел стандартный приказ, направляющий Легион из Фредериксберга в Локаст-Гроув.

- Там мы будем находиться в резерве, - сказал Свинерд. - Если повезет, у нас будет несколько дней, чтобы прийти в форму, но есть один деликатный вопрос, который нам прежде нужно решить, - он взял Бёрда под локоть и потащил изумленного майора подальше от навострившихся ушей других офицеров.

- Весьма деликатный, - добавил Свинерд.

- Старбак? - предположил Бёрд.

- Как вы догадались? - Свинерд был поражен и впечатлен сообразительностью Бёрда.

- И правда Старбак. Неприятное дельце. Ненавижу разочаровывать людей, Бёрд, это не в моем стиле. Мы, Свинерды, всегда действовали открыто, и иногда я думаю, что зря, но теперь уже поздновато меняться. Дело именно в Старбаке. Видите ли, генерал его не выносит, и нам придется от него избавиться. Я обещал сделать это тактично и полагаю, что вы наверняка знаете, как сделать это наилучшим образом?

- Мы уже это сделали, - с горечью заметил Бёрд. - Он уехал прошлой ночью.

- Уехал? - Свинерд моргнул. - Уехал? Отлично! Просто высший класс!

Полагаю, это ваших рук дело? Отлично! Что ж, тогда больше нам и нечего обсуждать. Приятно с вами познакомиться, Бёрд, - он поднял хлыст, прощаясь, но внезапно развернулся обратно. - Есть еще кое-что, Бёрд.

- Полковник?

- У меня есть кой-какое чтиво для солдат. Чтобы их приободрить, - Свинерд снова наградил Бёрда желтозубой улыбкой. - Они выглядят малость подавленными, нужно как-то вселить в них энтузиазм. Пришлите человека за буклетами, ладно? И прикажите, чтобы неграмотным читали вслух. Хорошо! Отлично! Продолжайте в том же духе!

Бёрд смотрел, как полковник удаляется, а потом закрыл глаза и затряс головой, как будто пытаясь убедиться, что это мокрое утро не было дурным сном. Похоже, что не было, и мир на самом деле безвозвратно сошел с ума.

- Может, - сказал он в пустоту, - у янки тоже есть кто-нибудь вроде него. Будем надеяться.

У долины конные дозоры янки, развернувшись, исчезли во влажных лесах. Артиллерия южан, едва волоча орудия, следовала за фургоном полковника Свинерда на юг, пока легионеры тушили костры и натягивали отсыревшую обувь. Затянувшееся отступление казалось поражением.

Многочисленные силы Потомакской армии не продвигались дальше Манассаса. Вместо этого северяне предприняли маневр с целью спутать планы мятежников - они вернулись в Александрию, и лишь река отделяла их от Вашингтона, у которого войска поджидал флот, чтобы переправить вниз по течению Потомака, к Чезапикскому заливу, а затем - на юг, к опорному посту Союза Форту Монро.

Флот, чьи мачты возвышались над рекой, словно лес, был зафрахтован правительством Соединенных Штатов. Тут были пароходы из Бостона с боковыми гребными колесами, паромы из Делавера, шхуны из многочисленных портов Атлантического побережья, даже трансатлантические пассажирские суда с острыми, как гвозди, носами и позолоченным орнаментом на корме.

В воздухе шипел выбрасываемый сотней двигателей пар, доносившийся отовсюду свист пугал лошадей, ожидавших погрузки, краны подтягивали на борт сети с грузом, колонны солдат поднимались по трапам.

Орудия и зарядные ящики, пушечные передки и походные кузницы - все было связано и уложено на палубы пароходов. По оценкам штаба Макклелана, двадцать дней должно было уйти на перемещение всего экспедиционного корпуса - ста двадцати одной тысячи человек личного состава, трех сотен орудий, тысячи ста повозок, пятнадцати тысяч лошадей, десяти тысяч быков и бесчисленных тюков с фуражом, понтонных лодок, барабанов, телеграфных проводов, бочек с порохом. И все это нуждалось в защите, которую обеспечивали линкоры, фрегаты и канонерки Военно-морских сил США.

Флот Потомакский армии, самый многочисленный из всех, когда-либо образованных, наглядно демонстрировал решимость Союза покончить с мятежом одним мощным ударом - раз и навсегда.

Те же тыловые крысы, что жаловались на бездеятельность Макклеллана, теперь узрят нового Наполеона в сражении! Со своей армией, высадившись на полоске земли, тянувшейся на юго-восток от Ричмонда на протяжении семидесяти миль, он устремится на запад, нанесет молниеносный удар и захватит столицу мятежников, подавив их решимость.

"Я не бросал вас в сражение, дабы именно вы могли нанести смертельный удар в сердце мятежа, разделившего нашу когда-то счастливую отчизну". Отпечатанное воззвание Макклелана также обещало, что генерал присмотрит за солдатами, "как за родными детьми; и вам известно, что любовь вашего генерала идет от всего сердца". Воззвание предупреждало о грядущих отчаянных схватках, но заверяло, что солдаты, вернувшись домой с победой, будут вспоминать об участии в сражениях Потомакской армии как о величайшей чести.

- Прекрасные слова, - сказал Джеймс Старбак, прочтя отпечанное на походном станке обращение генерала, и его восхищение прочувственными словами разделяли и другие.

Пусть газеты северян и называли Макклеллана "новым Наполеоном", солдатам Потомакской армии их генерал был известен, как "Малыш Мак", и они утверждали, что лучшего воина еще не видел свет.

Если кто и мог одержать быструю победу, это был Малыш Мак, убедивший Потомакскую армию в том, что в истории Республики, если не всего мира, еще не было лучше оснащенных, подготовленных и вымуштрованных солдат. И пусть политические противники Малыша Мака жалуются на его осторожность и саркастически утверждают, что "на Потомакском фронте без перемен", солдаты знали - их генерал ждет идеального момента для удара.

И вот этот момент настал. Пришли в движение сотни гребных колес и винтов, взбивая воды Потомака, сотни труб выплюнули угольный дым в голубое весеннее небо. Первые суда, сбросив скорость ниже по течению, сопровождаемые игрой оркестра, приспустили флаги, проходя мимо поместья Джорджа Вашингтона у Маунт-Вернон.

- От одних прекрасных слов толку мало, - мрачно заметил Аллен Пинкертон.

Секретная служба генерала Макклелана, расквартированная в здании неподалеку от Александрийской набережной, ожидала готовности генерала к отплытию. Этим утром, пока Джеймс и его начальник разглядывали забитые людьми причалы, Пинкертон ожидал гостей.

Сотрудники его бюро сопоставляли последние частицы поступивших с юга сведений. Каждый день приносил массу с трудом обрабатываемых данных - от дезертиров, сбежавших рабов, из писем симпатизирующих северянам граждан, тайком переданных через реку Раппаханнок.

Но Пинкертон не верил ничему.

Он ожидал новостей от своего лучшего агента Тимоти Уэбстера, а через него - от загадочного друга Джеймса. Но прошли недели, и ничего, кроме зловещей тишины, он из Ричмонда не получил.

Утешало лишь то, что ричмондские газеты не нарушали эту тишину новостями об арестах, как не донеслось до северян и слухов о высокопоставленных офицерах-южанах, обвиненных в измене. Но молчание Уэбстера все же беспокоило Пинкертона.