В XVI столетии, когда нашему крестьянину пришлось разговаривать с польским паном и его управителем, и появилась на свет украинская мова. Это правда. Против этого, как говорится, не попрешь. Но литературный русский язык продолжал существовать на Украине. Его сохраняла, прежде всего, церковь. И сохранила — до самой Переяславской Рады. А потом русская речь получила новый толчок, результатом которого стало появление Пушкина и Гоголя — москвича и полтавчанина, с которых и началась наша классическая проза.

До второй половины XIX века украинское правописание ничем не отличалось от общерусского. Первое произведение украинского национализма — «История русов» — написано на русском языке. Три четверти произведений Шевченко — тоже по-русски! А его украиноязычные произведения частично сфальсифицированы «горе-украинизаторами» XX столетия. К примеру, у Шевченко нет книги «Кобзар». Все прижизненные издания назывались «Кобзарь» — с мягким знаком в конце. Точь-в-точь как в русском языке. По-русски написана половина публицистики Петлюры. Даже свой журнал «Украинская жизнь» (какой ужас!) он издавал на русском языке в Москве. Журнал «Киевская старина» — библия для любого, кто возьмется изучать украинскую историю, двадцать пять лет выходил на русском. Герои комедий Квитки-Основьяненко говорят и по-русски, и по-украински, прекрасно иллюстрируя то, что мы называем двуязычием. Так было в жизни. Естественно, наиболее талантливые и смелые писатели не боялись этого и в литературе.

Невозможно забыть родной язык. Или убить его в себе — стереть из мозга, вычеркнуть из памяти, специально научиться писать с ошибками, еще вчера зная его на «пять». Только склероз, маразм, тотальная потеря памяти, затмение сознания, сопровождающееся обильным слюновыделением, как у взбесившейся собаки, помогут тебе в этом никак иначе не выполнимом деле.

Забыть родной язык можно только забыв себя, потеряв самоидентичность, разрушив свою личность и заболев психически. Может, тогда и забудешь (хотя это еще вопрос!), но кусаться точно начнешь! Уж поверьте моему «врачебному» филологическому опыту, немало вместившему таких «пациентов», подцепивших инфекцию «дерусификации»! Выть будешь на каждую вывеску, написанную по-русски, на каждое русское слово, даже на треньканье балалайки! Нацепи на себя хоть «луи виттон», хоть «бриони», а на четвереньки станешь и залаешь, как собака Жучка или пес Бровко. Причем, не с мягким фрикативным, а с взрывным московско-русским «г»! «Гаф»! «Гаф»! «Гаф!»

Хоть кнутом изгоняй из себя русский язык, хоть химикатами вытравливай, а он все равно останется в твоей голове. Ткнет в гнилую грудь железной ломоносовской указкой, прорубится шолоховской шашкой Гришки Мелехова, прорвется топотом копыт пушкинского «Медного всадника» и даст тебе подковой по чугунному лбу в самый неожиданный исторический момент! В самый неподходящий... Когда ты, может быть, как раз деньги за предательство самого себя собрался пересчитывать и трескать в одиночку, не делясь даже с подельниками, ящик печенья с бочкой варенья, как гайдаровский Мальчиш-плохиш.

Можно прикидываться, что ты русский язык не знаешь. Можно орать в истерике, как Тимошенко-Григян-Телегина на суде, что разучился понимать по-русски. Но знать все равно будешь! От себя-то этот факт не скроешь — будь ты хоть трижды бесноватым или бесноватой! Русский язык был и останется РОДНЫМ для подавляющего большинства народа Украины. Как родной для него была и останется Русь.

И напоследок шутка, которую мне прислали друзья на мобильник в самый разгар ющенковского лихолетья. Это перевод на украинский знаменитого стихотворения в прозе Тургенева, которое в детстве мы учили в школе наизусть по-русски: «У дні сумнівів, у дні тяжких міркувань про долю моєї Батьківщини ти єдина в мені надія та підстава, о велика, могутня, правдива та вільна російська мова!»

Кто такой барон Мюнхгаузен, знают все. Но вряд ли задумываются, что его приключения — и выдуманные, и реальные — происходили, в том числе, и в наших Краях! Барон ходил по киевским улицам, ел украинскую колбасу, пил пиво и, наверняка, норовил ущипнуть за зад пышнотелую украинскую девку, чьи достоинства лучше любых нынешних миниюбок подчеркивала тогдашняя плахта. Знаменитый враль и фантазер

был абсолютно реальным человеком, оставившим в архивах множество документальных свидетельств своего существования. Если задуматься, то Мюнхгаузен — самый знаменитый иностранец, когда-либо посетивший Украину. Тем не менее, ни памятника ему в Киеве, ни мемориальной доски нет, хотя он ее вполне заслужил, да и подавляющее большинство наших соотечественников ни слухом, ни духом не подозревают о его многолетней службе в Российской империи и участии в походах по украинским степям.

Знакомая с детства книга о Мюнхгаузене начиналась так: «Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимой. Шел снег. Конь устал и начал спотыкаться. Мне сильно хотелось спать... Но напрасно искал я ночлега: на пути не попадалось ни одной деревушки. Что было делать? Пришлось ночевать в открытом поле. Кругом ни куста ни дерева. Только маленький столбик торчал из-под снега. К этому столбику я кое-как привязал своего озябшего коня, а сам улегся тут же на снегу и заснул».

Дальше следовали рассказы, как барон проснулся и обнаружил, что снег за ночь растаял, а конь висит не на столбике, а на кресте православной церкви, как он въехал в Петербург на санях, запряженных волком, как участвовал в какой-то войне с турками и летал на ядре. Вроде бы, абсолютное вранье, способное вызвать только смех.

Однако эти рассказы, развлекавшие нас когда-то, — не оригинал немецкого писателя Эриха Распе, а пересказ Корнея Чуковского, который убрал из первоначального и не совсем детского текста Мюнхгаузеновской одиссеи все «лишние» подробности.

Вот как начинался поход барона в Россию в книге его современника Распе, где повествование тоже ведется от имени главного героя Иеронима Карла фон Мюнхгаузена: «Я еду в Россию, желая вступить в ряды армии и принять участие в предстоящем походе на турок под командой генерала-фельдмаршала графа Миниха... Скромность не позволяет мне хвастаться своими заслугами, однако я могу прямо и по совести утверждать, что все мы, солдаты, честно исполнили свой долг, каждый на своем посту, и весь успех этого славного похода был естественным результатом наших совместных усилий, хотя официальная слава, само собой разуметься, выпала на долю главнокомандующего»... Имеется даже описание маршрута, каким барон следовал из Германии в русские края: «Я предпринял путешествие в Россию и прожил в Варшаве так долго, что уже наступила необыкновенно снежная зима, когда я пустился в дальнейший путь через северную часть польской Провинции»...

Итак, дело, оказывается, происходило во времена фельдмаршала Миниха — вполне реального русского военачальника немецкого происхождения, воевавшего с турками в 1736-1739 годах, а сам рассказ куда больше напоминает не сказку, а солдатские мемуары. Остается только уточнить, в каком же году присоединился к армии прославленного фельдмаршала наш герой.

Мы почему-то представляем Мюнхгаузена тощим пожилым человеком с лихо закрученными усами и бородой-эспаньолкой. Но таким его изобразил только французский художник Гюстав Доре в XIX веке, когда барона уже давно не было в живых.

Доре Мюнхгаузена никогда не видел. Он рисовал его из головы, представляя типичный образ своих современников — немецких баронов совсем другого поколения, да еще и пририсовывая им бородки на лице а-ля Наполеон III. Этого императора Доре не любил, считал патологическим лжецом и пытался вызвать у читателей подсознательную ассоциацию с вралем из книги Эриха Распе, заказ на иллюстрирование которой однажды получил.