«Главная причина такого перелома в судьбе Англии заключается в том, что никогда, начиная со времен Кромвеля, она не была самостоятельна в ведении свой политики, т. е., иначе говоря, никогда Англия с тех пор не вела политики только за свой счет и только ради своих интересов. Как бы ни было разительно быстрое увеличение мощи и границ Великобритании, в каком бы сиянии не представлялось величие и блеск ее государственности… все это в действительности было ни что иное, как нарочно и искусно созданный мираж для самообольщения одних и для обольщения других. За этим миражом скрывалась та сила, которая двигала политикой Англии в нужном ей направлении, создав из самой Англии не более, как свой авангард в давно уже задуманном походе на мир».
Восхождение к доминированию в финансовой сфере изобилует историями жесточайшей конкурентной борьбы, что не соответствует теории «единого еврейского заговора». «Наблюдатели», как выразилась Ханна Арендт, «делали очень неверное заключение, что еврейский народ является пережитком Средних веков, и не видели того, что эта новая каста совсем недавнего происхождения. Ее образование завершилось только в XIX в., и включала она в количественном отношении, вероятно, не более сотни семейств. Но поскольку они были на виду, то весь еврейский народ стали считать кастой». Возможно, к таким выводам их подтолкнуло то, что для реализации своих целей эта новая каста использовала в первую очередь соплеменников, что логично и не несет в себе элементов «теории заговора», но давало повод таким как французский писатель Луи Фердинанд Селин утверждать, что «евреи воспрепятствовали эволюции Европы к политическому единству, служили причиной всех европейских войн начиная с 843 г. и замышляли разрушить и Францию, и Германию, возбуждая их взаимную вражду» [1]. Но при этом нельзя не отметить, что путь к финансовой монополии привел к разорению в первую очередь конкурирующих финансовых структур соплеменников английского Абрахама Голдсмита, французского Ахилла Фулда, Дэвида Пэриша, и прочих ростовщиков Австрии [3][17]. Описание этих экономических баталий не входит в рамки данной главы, однако суть их была такова: чтобы работать с Ротшильдами необходимо было становиться под «красную крышу».
«Классовое высокомерие появилось только тогда, когда установились отношения между государственными банкирами различных стран, а затем последовали браки между членами ведущих семейств, кульминацией же явилось образование международной кастовой системы, дотоле неизвестной в еврейском обществе».
Противостояние в конкурентной борьбе факторов породило не просто «единую касту внутри единоверцев», а гораздо более сплоченную «международную кастовую систему» родственников, между которыми была совершена половина из 59 браков, заключенных Ротшильдами в XIX веке [19]. Дочь королевского придворного банкира Баварии и Пруссии сицилийского и австрийского генерального консула Карла Ротшильда вышла замуж за выходца из франкфуртской банковской семьи Максимилиана Гольдшмита, ставшего бароном Гольдшмитом-Ротшильдом [12].
Породнившемуся с дочерью Амшеля Ротшильда представителю старейшего английского рода, «цвету еврейской аристократии» Абрахаму Монтефиори (Montefiore) было предложено сменить фамилию на Ротшильд, чтобы быть допущенным к финансовым делам [3]. Позже почти монопольным уделом Монтефиори стала Австралия [17]. Брак Кальмана с Адельхейд Герц [3], будущей фавориткой неаполитанского короля [17], обеспечил Ротшильдам не только деловую, но и косвенную родственную связь с Оппенгеймерами, при этом каждый из браков повышал их аристократический статус, что являлось целенаправленной политикой:
«Ротшильды тщательно хранили чистоту своей крови. Из Франкфурта направлялась вся династическая «политика браков». Мужчины должны были жениться на девушках из отдаленных ветвей семейства, а девушки должны были, по возможности, выходить замуж за мужчин из аристократических семей».
Очередной раз они приподняли свой статус в 1814 году, когда породнились с Варбургами [20], семьей, чьи интересы тесно связаны с созданием Федеральной резервной системы США, ее первым главой стал Пол Варбург. Варбургами представители итальянской еврейской династии в XVI столетии стали, приехав в вестфальский городок Варбург из Болоньи. В 1798 году, братья Моисей-Марк и Герсон Варбурги основали в Гамбурге банк М.М. Warburg & Со, по сей день крупнейший частный финансовый институт Германии [21]. После того как сыновья Майер Амшель расселились по разным странам создавать будущую империю, старший сын со своим отцом переселился в пятиэтажный франкфуртский особняк, который они разделили с семьей другого банкира — Шиффа (Schiff) [22], который был одним из брокеров Ротшильда [23]. В 1873 году Ротшильды сопровождали сделку по приобретению Шиффом доли Куна в Kuhn, Loeb & Co, что стало возможным благодаря тому, что новый владелец женился на старшей дочери совладельца Kuhn, Loeb & Со Соломона Лейба (Solomon Loeb), Терезе. На его дочери, Фриде Шифф в свою очередь женился Феликс Варбург. А брат его, Пол Варбург женился на Нине, младшей дочери Соломона Лейбе [14][24], чей папа был поставщиком пшеницы и вина из упомянутого гессенского города Вормс и въехал в США только в 1849 году [25].
На этом «американские» интересы Ротшильдов не оканчиваются: Огаст Шонберг (August Schonberg), еще один дальний родственник Ротшильдов через бабушку, с 18 лет служил личным секретарем Амшельда фон Ротшильда, а в 1837 году открыл отделение его банка на Кубе. В результате кризиса его собственная компания August Belmont & Со на Уолл-стрит скупала разорившиеся бизнесы американцев. Разбогатев, Шонберг ради престижности стал «Бельмонтом», вошедшим в историю председателем Национального комитета Демократической партии США, его же стараниями во время Гражданской войны финансировались северяне [26].
По откровенному признанию Бисмарка, «разделение Соединенных Штатов на равные по силе федерации было решено задолго до гражданской войны. Банкиры опасались, что Соединенные Штаты… перевернут их финансовое господство над миром и голос Ротшильдов в этом превалировал» [27]. В этой войне Ротшильды зарабатывали на обеих сторонах: лондонский банк финансировал северян, а парижский — южан, в результате чего государственный долг вырос с 64 844 000 долл. В 1860 г. до 2 755 764 000 долл. В 1866 г. [11]. Выплатить долги без потери суверенитета было не так просто, как писал английский публицист XIX века Т. Дж. Даннинг про капитал: «… при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы» [28]:
«Все указывает на то, что Линкольн был убит из-за своей валютной политики. Линкольн нуждался в деньгах, чтобы финансировать гражданскую войну. Европейские банкиры во главе с Ротшильдом предложили ему ссуды, но по грабительски высоким процентным ставкам. Вместо того, чтобы взять в долг, Линкольн нашел другие средства финансировать военные расходы, используя полномочия государства».
Согласно биографу Ротшильдов Н. Фергюсону, соперники по Гражданской войне в США также не забыли аккуратно уничтожить переписку Ротшильдов 1854–1860 гг. [18], сохранилось лишь устное высказывание барона Джейкоба Ротшильд (Baron Jacob Rothschild) представителю США в Бельгии Генри Сэнфорду (Henry Sanford) по поводу погибших в Гражданской войне: «Когда пациент отчаянно болен, вы предпринимаете любые меры, вплоть до кровопускания» [20]. Новый виток «оздоровления американской экономики» придал кредит в размере 150 млн. долларов, выдача большей части которого была приостановлена в связи с требованием к Линкольну снизить стоимость правительственных бумаг на 25 %. В феврале 1862 г. Палата представителей приняла закон о государственном займе в 150 млн. долларов в виде государственных независимых от кредиторов бумаг, обязательных к приему как платежное средство. К марту 1863 г. хождение таких бумаг стало снижать оборот расчетов золотом, контролируемый Ротшильдами. Отказ от золота столкнулся с требованием, чтобы казначейские обязательства выпускались в виде процентных бондов, которые выпускались по цене 35 центов за доллар и конвертировались по курсу 100 центов после окончания войны [17].