– В кассе? Конечно. В четыре.

 – До встречи.

После того как Макдоу повесил телефонную трубку, его разум снова обратился к череде удивительных событий, которые привели его к этому счастливому моменту. Драка в Нью–Йорке прошлой зимой во время оркестрового концерта Queen's Own (на котором он побывал благодаря щедрости старых товарищей-офицеров из пожарной команды), его успешный побег от кишащей тогда повсюду полиции и его полное изумление, когда на следующее утро он проснулся в своем гостиничном номере (немного в «подвешенном» состоянии) и обнаружил, что стал счастливым обладателем чрезвычайно ценой живописи, украденной накануне вечером – так говорилось в газетах, которые были доставлены вместе с завтраком в его комнату. Он чувствовал страх, когда провозил контрабандой эту вещь домой (скрытой внутри очень приторной картины с рамой и изображением пейзажа, специально купленной для этой цели за двадцать пять долларов. Драгоценный Старый мастер, скрытый за чудовищной New Monstrosity). Сейчас же от прежнего чувства страха осталось лишь смутное воспоминание, а также от полного замешательства, которое он почувствовал, когда столкнулся с вопросом как из счастливой случайности сделать реальные деньги. И если бы не тетя Фиона, которая ушла в очень подходящий момент (смерть ее была ожидаемой; ей было восемьдесят семь, и она была неудержимой как Африка и несдержанной как Атлантида), Макдоу не смог бы все провернуть, как следует и, в конце концов, все равно оказался бы в убытках. Бедная тетушка Фиона, ничего не происходило в ее жизни, кроме самого ухода из нее.

Семейство Макдоу, которое состояло из Яна и его тети Фионы, было одним из старшейших и наименее везучих семей во всей шотландской истории. На протяжении веков, если шотландцы сражались с англичанами, казалось, они выбирают для поля боя именно земли Макдоу. Последствия этих войн для семейства были ужасными. Когда шотландец шел против шотландца, Макдоу постоянно выбирали не ту сторону. Кэмпбеллы и МакГрегоры переживали спады и подъемы, но Макдоу с давних времен одни лишь спады. Не был исключением и единственный наследник тети Фионы. Старушка на протяжении своей жизни не владела ничем, кроме мусора, который ей достался ей в наследство от предыдущего Макдоу. Несколько листов содержали опись имущества и прилагались к завещанию. Почерк из восемнадцатого века, чем-то напоминающий паутину паука, описывал копья и седла и оловянные тарелки, которые теоретически переходили из рук в руки, из поколения в поколение, фактически же, оставались нетронутыми и забытыми в разных амбарах и подвалах и во все еще огороженном части нежилого замка Макдоу высоко в мрачных горах Monadhliath. Однако ритуалы должны соблюдаться. По этой причине Макдоу сидел в захламленном, затхлом офисе поверенного в Эдинбурге и слушал, как тот зачитывал завещание, которое состояло из нескончаемого гула перечисляемого имущества – как же много мусора можно было хорошо сохранить! Он было, уже почти уснул, когда вдруг выпрямился и уставился на адвоката, который испуганно посмотрел на него.

 – Что? – спросил Макдоу.

Адвокат моргнул:

 – Прошу прощения?

 – Что это было? То, что вы только что прочитали там.

Мужчина нашел предыдущий пункт в списке:

 – Бочонки медовухи, дуб, шесть, с пробками.

 – Нет, перед этим.

 – Раненый олень со сломанным рогом и двумя кроликами, бронза, высота шестнадцать дюймов.

 – Боже мой, человек, еще выше.

 – Картина маслом в деревянной раме с позолоченным орнаментом, комические фигуры.

 – Рама, дерево, – пробормотал Макдоу. – Живопись маслом. Комедийные персонажи?

 – Так здесь говорится.

 – Где эта рама?

 – Ммммм…. – адвокат вернулся на две страницы назад до ближайшего заголовка. – Замок Макдоу.

 – Аха, – произнес Макдоу. – Я смогу применить по назначению хорошую деревянную раму.

И он продолжил дремать до конца инвентаризации, затем на своем любимом Mini помчался на высокой скорости (ну, на его предельной скорости) к северу от Эдинбурга, через Перт и Сент-Эндрюс на А 9, неподалеку от Кингуси повернул на старую дорогу, которой даже не было на картах и которая выглядела даже скорее как овраг, который взбирался по негостеприимным горам. Он прибыл, наконец, в замок Макдоу, опустошенный и разоренный, покрытый плесенью. Первый этаж еще местами сохранился, окна были разбиты, а пол вздулся. Ниже располагались неплохие, стойкие к погодным условиям кладовые, засыпанные мусором, который бережно был записан в этом вечном инвентаризационном списке и теперь принадлежал Яну Макдоу (Он являлся убежденным холостяком. Он был прямолинейным крепким мужчиной северного типа, равнодушным к половой жизни. И следующим, к кому перейдет весь этот мусор, будет его племянник Брюс Макдоу, которому сейчас девять лет). Спотыкаясь об эстафетные палочки, Макдоу пробирался из комнаты в комнату освещая свой путь фонариком пока не заметил блеск позади себя. Позолота? Да. Деревянная рама? Несомненно. Орнамент? Боже мой, да.

Макдоу вытащил предмет из ниши и увидел, что это была единственная в своем роде оправа; почти четыре квадратных фута, которая состояла из переплетения ручейков и каналов, лент и причудливых узоров из позолоченного дерева, окружающих тускло освещенную небольшую картину, возможно размером шестнадцать на восемнадцать футов. Медленно рассматривая картину в дневном свете, Макдоу нашел крошечную иллюстрацию так роскошно выгравированную, которая на самом деле была лишь нелепой, любительской и смешной зарисовкой с помощью масла. Она изображала трех пьяных мужчин в килтах идущих, пошатываясь, по дороге, пытающихся удержать друг друга, чтобы не упасть. Луна в небе была наклонена.

Упоминался ли в списках двухклинковый боевой топор? Спустившись на самый низ кладовой, Макдоу отыскал его и теперь с огромным трудом тащил наверх, настолько он был тяжел. Поднявшись вверх по скользкой каменной лестнице, он приступил к изменению оправы, дерева, орнамента с его холстом, маслом, комическими персонажами в огромное количество длинных узких полосок. Затем все было упаковано в Мини, а холст, а точнее его лоскуты развеяны по воздуху по дороге в пятьдесят миль.

Понадобилась еще одна поездка в Эдинбург, чтобы найти соответствующую старую раму, которая будет внешне походить на оправу из тетушкиного наследства и одновременно соответствовать размерам украденного шедевра. И ему посчастливилось найти ее. Вот эта рама уже обрамляет старый холст с изображением пожилой леди, спящей в кресле-качалке у камина с котенком и клубком шерсти на коленях. Так что, Макдоу может воспользоваться теми же гвоздями, чтобы закрепить драгоценного Винбиса на каркасе.

Другая поездка в замок Макдоу была необходима, чтобы оставить там Винбиса. После он выжидал подходящий момент, дабы случайно обмолвиться об унаследованной картине во время разговора с парой старых приятелей, с Кафи и Туфом (которые, по сути, и были с ним той ночь на концерте в Нью-Йорке). И именно Кафи, наконец-то, сказал:

 – Черт возьми, человек, там может быть что-то ценное. Почему бы нам не взглянуть на нее?

Этот вопрос мог задать и Туф, но, ни в коем случае не Макдоу. Он направлет разговор в нужное ему русло, а другие пускай принимают решения. И когда он предложил им присоединиться к нему, чтобы еще раз взглянуть на живопись, они поддержали эту идею на ура.

Однако оказалось, что они оба обладают мозгом или вкусом осла. После того как они и второй раз споткнулись о Винбиса и прошли мимо, Макдоу не выдержал и самостоятельно «обнаружил» картину.

 – А теперь, взгляните на нее. Как вы думает, имеет ли она какую-либо ценность?

 – Невысокую, – огорчил Кафи. – Любой может увидеть, что это просто мазня.

 – Возможно, рама будет стоить денег, – предложил Туф.

 – Тогда я возьму ее с собой, – решил Макдоу.

Так он и сделал и был впоследствии изумлен и восхищен, когда пришли новости от арт–дилера из Эдинбурга, что на самом деле он обладал шедевром невероятной ценности.