Теперь для Лойко совсем неожиданно открылась новая сторона жизни старшего лейтенанта. У него есть невеста. В этом факте не было ничего удивительного, и все же на матроса словно повеяло теплом. Он вспомнил белую хатку на Полтавщине, желтые подсолнухи за плетнем, черноглазую дивчину Люду. Что там делается в родном краю? Живы ли старики? Только бы вернуться целым и невредимым в родное село… И вообще хорошо, что есть на белом свете такие люди, как старший лейтенант Кошелев. С ним уютно даже среди чужих холодных гор…
А старший лейтенант наморщил лоб, провел ладонью по глазам, вздохнул и во второй раз перечитал письмо из Якутии:
«Дорогой мой! Специально отправляю Уйбана в Оймякон с этим письмом, а также за подмогой. Продукты давно кончились, мы терпим нечеловеческие лишения. Пять сотрудников из восьми тяжело больны. Я еще держусь на ногах, но чувствую: и меня хватит ненадолго. Я — глупая, самонадеянная девчонка… Я часто-часто вспоминаю Ленинград и наши с тобой встречи, мой любимый. Как хорошо мечталось тогда, и все казалось легко осуществимым. Сейчас, как никогда, экспедиция наша близка к цели. Мне остается лишь закончить словами Черского: «Я сделал распоряжение, чтобы экспедиция не прерывалась даже в том случае, когда настанут мои последние минуты, и чтобы меня тащили вперед даже в тот момент, когда я буду отходить…»
Кошелев даже глухо застонал от внутренней боли. Три месяца шло письмо. Что с экспедицией и подоспела ли подмога? Жива ли Наташа? Как бы дорого он дал, чтобы получить ответы на все эти вопросы!
— Если бы я был там!.. — проговорил он в отчаянии.
Скажи кто-нибудь матросу Лойко, что сидящий перед ним человек не просто прославленный разведчик, а кандидат геологических наук, Лойко решил бы, что над ним подшучивают. Ибо он не смог бы представить Кошелева вне отряда, вне всей окружающей обстановки. Старший лейтенант был душой отряда, его неотделимой частью.
И все-таки Андрей Кошелев был и оставался геологом даже здесь, на войне. И очень часто мысли Кошелева уносились далеко от норвежской земли, в заснеженную Якутию, где находилась экспедиция его невесты Наташи Дороховой.
Там, среди ледников и стужи, Наташа терпит нечеловеческие лишения. А возможно, и в живых-то ее уже нет…
Нет, в это Кошелев не хотел верить. Кончится война — и они встретятся. Он будет целовать ее милые глаза, каждую родинку на шее. Будет еще все: и звезды, и мечты, и счастье…
— Время вышло, товарищ старший лейтенант!
Голос матроса вернул Кошелева к действительности. Он бросил быстрый взгляд на часы, сунул письма в карман куртки и сказал спокойно:
— Поднимайте людей. Пора двигаться.
…Да, все произошло именно так, как и предполагал старший лейтенант: разведывательный отряд с ходу овладел Гуль-фьордом. Группа Кошелева пыталась закрепиться на высотке, которую отделяла от моря лишь узкая прибрежная полоса. Пришлось карабкаться по отвесным заледенелым камням, набрасывать ватники на проволочные заграждения, переваливаться через них.
Теперь разведчики залегли за валунами, так как дорогу преградил дзот. Лицо Кошелева сделалось мрачным, глаза лихорадочно блестели. Он понимал всю сложность обстановки. Враг пока не разбит, он отошел в лощину и накапливает силы. А тут еще этот дзот!.. Десант морской пехоты почему-то запаздывает, и, возможно, придется долго сдерживать яростный натиск горных егерей. Сумеет ли устоять против этого натиска горстка моряков, вооруженных автоматами и гранатами?
Он невольно прислушивался к разговору, который вели между собой матрос Земцов и старшина второй статьи Сдобников.
— Еще дадут они нам жару, — ворчал Земцов.
— Если вот так будем ждать у моря погоды, то, конечно, дадут, — согласился Сдобников. — Заткнуть бы им глотку!
— Легко сказать!
— Все очень просто. Главное — подобраться. Уязвимое место у такого дзота — входная ниша, прикрытая толстой железной плитой. Малым зарядом надо сорвать дверь, оглушить егерей, а потом действовать. А то еще, помню, бросали в амбразуры каски, наполненные бензином…
«Пожалуй, он прав… Надо попытаться», — подумал Кошелев. Он не совсем был уверен, что это единственно правильное решение, но времени на размышления не было. Следовало во что бы то ни стало пробиться на западный скат высоты, соединиться с другой группой отряда. А обойти дзот стороной не представлялось возможным.
После короткого разговора с Кошелевым старшина второй статьи Сдобников взял две гранаты, несколько брикетов тола, бутылку с бензином. Он выпрыгнул из-за укрытия и пополз прямо к дзоту. Он полз безостановочно, пули ложились почти у самой его головы. И чем короче становилось расстояние между Сдобниковым и дзотом, тем большее возбуждение овладевало разведчиками.
Вот Сдобников застыл у груды камней. Уж не случилось ли несчастья? Осталось всего каких-нибудь тридцать шагов. Тридцать шагов… Старшина почти достиг цели. Неужели пуля сразила его? Он лежал без движения лицом вниз…
— Пропал Илья! — с горечью проговорил Земцов. — Разрешите мне, товарищ старший лейтенант…
Но Сдобников неожиданно поднялся на ноги. Он сделал несколько шагов по направлению к дзоту… и снова упал.
— Земцов! Живо… — Кошелев помедлил и добавил: — И вы, Лойко.
Матрос Лойко вздрогнул, суетливо ощупал гранаты, почувствовал, как мелко дрожат пальцы. Он краем глаза взглянул на Земцова и успел заметить, что тот ничем не выдает своего волнения. Только чуть наморщил лоб.
— Действуйте!
Земцову и Лойко удалось сравнительно быстро подобраться к дзоту. Не поднимаясь, они забросали амбразуры гранатами и бутылками с горючей смесью. Пулеметы врага стихли. Оставалось лишь найти выходы из дзота и заложить взрывчатку.
На губах старшего лейтенанта Кошелева появилась улыбка:
— Вперед, друзья, вперед!..
Разведчики устремились к дзоту, и в это самое время из-за хребта появились «мессершмитты». Рокот их моторов слился со стрекотанием автоматических пушек и разрывами бомб.
…Андрей Кошелев не почувствовал боли. Он только успел заметить, как брызнуло перед глазами зеленое пламя. Потом сознание заволокло туманом. Бой еще продолжался, но старший лейтенант больше ничего не видел и не слышал. Он не знал также, что из лощины подошли свежие силы егерей. На самой высоте завязалась рукопашная схватка. Мичману Соловьеву, взявшему на себя командование, все время приходилось выкраивать резервные группы, перебрасывать их на самые трудные участки. Он перебегал от одного отделения к другому и там, где людям приходилось трудно, действовал автоматом, как простой боец. К ночи почти весь боезапас был израсходован.
Всего этого не знал старший лейтенант Кошелев…
…Андрей вылез из спального мешка, с удивлением огляделся по сторонам. Нависающий над лагерем экспедиции утес хорошо защищал от ветров. Было тихо. Комолые олени стояли неподвижно, словно окаменевшие. А солнце, целые потоки солнца заливали склон и вершину хребта. Наташа хлопотала у чайника, дым тонкой голубой струйкой поднимался к безоблачному небу. Проводник Уйбан был занят починкой сбруи. Рабочие уже проснулись и сновали по лагерю. Некоторое время Кошелев исподтишка наблюдал за Наташей, потом поднялся, размял затекшие руки и ноги, подошел к костру. Девушка вскинула на него усталые серьезные глаза:
— Проснулся? Так что же будем делать дальше? Продукты на исходе, а до ледников еще два дня пути, не меньше. Может быть, в самом деле послать Уйбана в Оймякон? Просто досадно — так глупо просчитаться…
— Если бы не этот разиня Лойко, все было бы в порядке, — отозвался Андрей. Он вспомнил, как из-за неосмотрительности рабочего Лойко целый тюк с продуктами съехал со спины оленя и сорвался в пропасть. Искать его среди нагромождения скал было бессмысленно, а кроме того, на это ушло бы очень много времени.
Он задумался, потом сказал:
— Черт знает что! Приснится же такое…
Наташа улыбнулась:
— Опять какие-нибудь кошмары? Высота сказывается. Я тоже стала спать плохо.