На протяжение девяностых годов прошлого столетия беспорядки резко пошли на убыль и началась эра Преобразований. Города заново населялись и перестраивались, мы развили нашу технологию и построили общество, которое некоторые из людей вашего времени могли бы принять за почти совершенное.

— Но беспорядки вовсе не прекратились. По неизвестной нам причине газ беспорядков стал менее активным. Вместо блуждания по миру по воле ветров, он собрался на высоте примерно трех тысяч метров над уровнем моря и ниже не опускается. Мы знаем, что он продолжает перемещаться над миром, но здесь в Бразилии он продолжает доставлять беспокойство только в горных частях страны или на плато.

— В таких, полагаю, районах, как Планальто, — заметил Уэнтик.

— Да, — согласился Джексон.

— Поначалу это нас не беспокоило, — продолжал он, — потому что основная часть хозяйства Бразилии всегда тяготела к океанскому побережью. Но народонаселение растет, а в высокогорных районах Бразилии сосредоточены величайшие в мире залежи полезных ископаемых, и у нас возникла необходимость иметь возможность работать и там. Но дело не только в этом. Мы ощущаем воздействие газа и здесь, в низине. Три-четыре раза в год, обычно весной или осенью, ветры приносят его на низинную территорию.

— Конечно, мы принимаем меры предосторожности, но это доставляет чертовски много хлопот.

Джексон поднял стакан ироническим жестом провозглашения тоста.

— Вот, собственно, и все, доктор Уэнтик, о том, почему мы хотим, чтобы вы поработали на нас. Вы изобрели этот газ, вы и должны его уничтожить.

Глава восемнадцатая

Уэнтик допил стакан и попросил Джексона наполнить его снова. Разум не переставал трудиться над услышанным.

Главной проблемой было признание факта, что газ беспорядков явился результатом его работы. Эстаурд, по существу, говорил о том же самом, но не смог убедить его.

— Каким образом вы связываете это со мной? — спросил он.

— Мы обнаружили несколько старых архивов во время раскопок Вашингтона. Все, что пережило время, доставлялось для изучения в Сан-Паулу. Нам попались ссылки на вашу работу.

— Но моя работа касалась ментального обусловливания. Она не имела никакого отношения к войне.

— Для большинства бразильцев это одно и то же, — сказал Джексон.

— Но это вовсе не так. То, как газ беспорядков был использован, по крайней мере, исходя из вашей трактовки, свидетельствует скорее о целенаправленном его изобретении, как оружия индивидуального поражения гражданского населения.

— А не то ли же самое делает любое ментальное обусловливание?

— Возможно.

Уэнтик некоторое время сидел молча, погрузившись в раздумья. Он вспоминал прочитанное по теории Павлова, затем то, что становилось достоянием гласности о ее практическом применении Иосифом Сталиным в Советском Союзе. Все это было частью пропасти между теорией и практикой, между холодным клиническим светом в клетке подопытного животного и слепящей лампой камеры для допросов. Ученый может разработать какой-то принцип и создать нечто такое, к чему в конечном итоге применения его детища, он будет относиться с отвращением. Павлов не был тираном, научно обосновывая доктринерство, хотя его методы стали орудием тирании.

И теперь он, Элиас Уэнтик, оказался, вероятно, точно в такой же ситуации.

— Могли бы вы сказать, каких результатов намеревались достичь в своей работе? — прервал молчание Джексон.

— Думаю, вы знаете.

— Мне кажется, у вас есть сомнение в возможности связи вашей работы с газом беспорядков. Если вы расскажете точно что именно вам пришлось делать, а я дам описание психологического процесса, который возникает при заражении газом, то вероятнее всего вам станет понятно что я имею в виду.

— Хорошо.

Уэнтик заметил, что начал расслабляться. Язвительно-насмешливая речь собеседника, которая кому-то другому могла показаться раздражающей, была просто прямым дополнением его собственной, скорее недоброжелательной манере держаться.

Как можно коротко он обрисовал свои попытки сократить срок выработки условного рефлекса методами Павлова и те процессы, к которым для этого прибегал. Он рассказал Джексону о крысах и временной приостановке исследований как раз в то время, когда его увезли в Бразилию.

— Назначали вы состав людям? — спросил Джексон.

Уэнтик отрицательно покачал головой.

— Я сам принимал его в очень умеренных дозах, но не позволил больше никому попробовать наркотик на себе. При небольшой силе он оказывал очень слабое действие.

— И…?

— И ничего. Дальше этого дело не пошло.

— Не понимаю.

— А должны бы. Это было перед самым появлением моих друзей, Эстаурда и Масгроува. Я отказался от продолжения работы и отправился с ними. Насколько мне дано судить, ситуация с тех пор не изменилась до сих пор.

Джексон возразил:

— Уверяю вас, это не так. Из хранящихся в наших архивах сведений явствует, что ваша работа была доведена до конца и получен газообразный состав, который мы теперь называем газом беспорядков.

— У вас неверная информация. Я не закончил работу.

Джексон пожал плечами.

— Позвольте рассказать вам о действии газа более детально, — сказал он. — Первые симптомы всегда отмечаются увеличением количества снов и их жизненной яркостью. Затем появляются головные боли или мигрени.

— С этого момента у разных индивидов симптомы неодинаковы. Общим является только обостренное проявление характера. Если кто-то от природы немного вспыльчив, у него проявляется тенденция к раздражительности или он становится более злобным. Другой, скажем, склонный к уединению, может становиться все более недоброжелательным и отказывается от общения.

— Все это, если отсутствуют внешние стимулы. На деле людям, конечно, присуща стадность и они как-то взаимодействуют друг с другом. Не общаясь, человек мог бы никогда не осознать происходящие изменения своей психики. Даже двое, неделями могут находиться рядом, не замечая каких-то основательных изменений, если они хорошо совместимы. Но при любом большем числе людей в скором времени начинается повальное скатывание к какой-нибудь мании.

Уэнтик не сдержался:

— Думаю, мне понятно почему. Если, как вы говорите, этот газ беспорядков — мой состав, то логика объяснения совершенно проста. Вещество открывает разум для веры во что-то новое, а без осознанного стимулирования это новое никогда не появится. До этого момента процесс в точности эквивалентен шоковым приемам Павлова, но в химическом и метаболическом смысле. Без стимула происходит неосознанное обращение за ним к самому себе и повышенное проявление черт характера. Но при взаимодействии с другими людьми происходит непрерывная бомбардировка мозга непреднамеренными стимулами и в поведении начинают преобладать иррациональные поступки.

Джексон согласно кивнул.

— Вы за десять секунд пришли к заключению, на которое у нас ушло так много лет. Но именно этого мы и ожидали от вас. Убедились, наконец, как и я, что это вещество ваше?

— Боюсь, что да, — сказал Уэнтик.

— Утром я виделся с Масгроувом, — сказал Джексон после небольшой паузы, — и могу нарисовать примерную картину того, что произошло, когда вы прибыли в Бразилию.

— Вы имеете в виду тюрьму?

Джексон кивнул.

— Не все, правда, вполне ясно; Масгроув очень путается во множестве деталей. Но то, что я узнал от него, помогает мне найти какой-то здравый смысл в описанных вами событиях, добавив недостающие звенья.

— Однако сначала удовлетворю ваше любопытство по поводу обеспечения энергией наших машин. У нас это называется Poder Directo или Непосредственная Энергия. Наш главный, как я говорил утром, вклад в технологию Бразилии. В простейшей форме можно говорить о передаче электроэнергии на расстояние, но на практике дело гораздо сложнее. Я сам не понимаю эти вещи. Вам достаточно знать, что в определенных границах напряженного состояния электрический ток принимает форму импульсов, которые могут излучаться подобно радиоволнам. Это делает электроснабжение необычайно гибким и значительно более удобным, чем по проводам. Может быть в полном смысле слова неограниченное количество устройств, которые приводятся в действие в любой момент времени, лишь бы они находились в пределах досягаемости энергопередатчика.