Девушка от неожиданности остановилась и облокотилась на ближайший пуфик. Она была моложе барменши лет на десять, то есть ей было не больше двадцати, короткая стрижка каштановых волос обрамляла ее продолговатое лицо со слегка выпирающими монгольскими скулами и, если красивой ее назвать было затруднительно из-за оригинальной, неклассической внешности, то хорошенькой – вполне. В ответ мы услышали ее приятный голос:

– Я в это время дня только кофе пью.

– Так вот, Мариночка, – радостно подхватил Кондрат, вновь оборачиваясь к барменше, – сделайте нам, пожалуйста, еще и по кофейку, и не бочкового, знаете, а фирменного, сваренного на песочке. (Бочковым мы называли примитивно разведенный горячей водой или просто плохой кофе).

Барменша с мнимым удивлением обернулась к Яне:

– Вот ведь какие веселые ребятки иногда нам тут попадаются. И, что интересно, такие идут обычно с утра. – Затем, обращаясь к Кондрату, добавила: – И чего это ради двух клиентов я должна песочек разогревать? – в голосе барменши слышалось удивление. – А на воде из чайника вы растворимый кофеек не попьете?

– Не-а, – сказал я. – Нагрейте песочек, затем возьмите в свои нежные ручки кофеварку, джезве, турочку или феджан, уж не знаю, как вы предпочитаете эту штучку называть, и сварите нам кофе по-восточному.

– А что это – феджан? – удивленно спросила Марина, явно сраженная моими познаниями в этой области. Она протянула руку куда-то под стойку и щелкнула электрическим тумблером.

– Феджан – это то же самое, что и джезве, только по-арабски, – пояснил я.

– Вот и хорошо, сейчас попьем настоящего кофе, – наблюдая за действиями Марины, смешно склонив вбок голову, сказал Кондрат. И добавил с ехидцей: – А то ведь, как я погляжу, от вас все равно обещанного молока не дождешься.

– Немедленно скажите ему, что молока у вас нет, Марина, – произнес я испуганным голосом.

– Почему же немедленно, к чему такая срочность? – спросила она, вновь удивленно подняв бровки.

– А то начнет требовать, – сказал я, – а ведь в последний раз, насколько мне помнится, он молоко из мамкиной титьки добывал.

И я выразительно уставился на Маринину грудь. Тут уж мы все, включая Яну, рассмеялись, а Марина слегка растерялась и даже покраснела.

– Откуда вы, ребятки, такие смешливые? – явно пытаясь выручить свою барменшу, поинтересовалась Яна.

– Расслабьтесь, девчонки, – весомо произнес Кондрат. – Мы свои.

– Свои – это из милиции, что ли? – усмехнулась Марина.

– Нет-нет, – шутливо поднял руки я, и следующей фразой окончательно запутал хозяек бара: – Сегодня-то мы уж точно не из милиции.

– Ну, так откуда вы? – буквально взмолилась Яна, вставая, и собираясь, наверное, опять бежать по своим делам. – Мы почему-то раньше вас здесь не видели.

– С юга мы, девочки, с теплого юга, – подбросил я еще одну загадку.

– Ну конечно, так я и подумала, – вздохнув, сказала барменша. – Мы, Яна, могли бы и раньше догадаться, что ребятки из Одессы.

– Ну, раз вы нас уже вычислили, тогда давайте, милые девушки, знакомиться, – сказал Кондрат. – Моего старшего братца зовут Савва, – он указал на меня, – а меня – Кондратий. Он старше меня всего на пять минут, поэтому, как вы сами уже догадались, мы – молочные братья-двойняшки.

Теперь уже обе женщины не смогли удержаться от смеха.

– Ха, молочные братья, ты слышишь, Яна? – И Марина, оглядев нас, зашлась в новом приступе хохота.

– Не молочные двойняшки, а разнояйцовые близнецы, – с упреком в голосе поправил я товарища, чем вызвал новый приступ веселья.

– Да, а почему у вас, ребятки, такие имена? – Грудь Марины мощно вздымалась, глаза смеялись.

– Это потому, что папа наш, Прокопий Аполинарьевич, был чудак и любил замысловатые имена, – охотно, но с ноткой грусти в голосе стал объяснять Кондрат, – а так – ничего особенного. Да мы уже и привыкли. – (Тут, пожалуй, к сведению читателя следует отметить, что оба мы выросли без отцов). Затем, обращаясь ко мне, он нахмурил лоб и спросил:

– Да, Савва, я что-то никак в толк не возьму: какая разница между двуяйцовыми и разнояйцовыми близнецами?

– Я объясню тебе, брат, в этом нет никакого секрета, – откликнулся я. – Просто у нас с тобой по одному яйцу, тебе досталось левое, а мне – правое. И, раз ты уже начал разговор об этом, так расскажи людям все как есть: что мы с тобой от рождения были сиамские близнецы, сросшиеся весьма интересными, то есть интимными местами, а не так примитивно, как всем известные в нашей стране сиамские сестры Маша и Даша…

– Да, от рождения, дорогие девушки, мы были сращены любовными корешками, – подтвердил Кондрат, – чего уж там скрывать. – Затем он горестно, и при этом весьма правдоподобно, вздохнул, после чего продолжил: – А когда однажды ночью мы одновременно проснулись – ужасно хотелось пи-пи, – вскочили и дернулись в разные стороны кровати, чтобы встать, и вдруг – дикая боль, кровь по всей постели, мы оба закричали, и вскоре оказалось, что корешок лопнул практически пополам, после чего у каждого из нас осталось по половинке полноценного писюна.

– И по одному яйцу, – добавил я, подтверждая его слова, затем добавил: – Что правда, то правда. – И горестно опустил голову.

– Ой, я с ума сойду от этих болтунов, – вытирая слезы, заходилась от смеха Марина. – Достаточно, с вами все ясно, молочные братья Кондрат и Савва.

Она закопошилась у себя за стойкой, утапливая турочки в горячем песке, а когда коричневая пенка в них забугрилась и поднялась почти до краев, перелила дымящийся ароматный напиток в чашечки, а секундой позднее поставила их перед нами. Яна к этому времени успела завершить свои дела и вновь подсела к нам.

Мы поговорили с девушками несколько минут о том, о сем, затем, допив кофе с ликером, стали прощаться.

– Уже уходите, одно… то есть, прошу прощения, разнояйцовые братья? – явно огорчилась Марина.

Я протянул ей десятку, но она деньги не взяла.

– Приходите вечером, тогда и рассчитаемся. – Глаза ее глядели призывно, грудь многообещающе вздымалась.

– Да, приходите, – по-детски выпятив губки, сказала Яна и, взяв для чего-то со стойки чистую пепельницу, встала и отправилась в подсобку.

Что ж, мы здесь явно пришлись ко двору, подумал я, и это было приятно.

– Придем, – пообещал я, вставая. – Правда, брат-Кондрат, разве таким девушкам откажешь?

– Ни за что! – как-то двусмысленно сказал он, тоже вставая со своего места.

– Хорошо, девушки, будем считать, что мы перед вами в долгу, – сказал я, пряча десятку в карман и направляясь к выходу.

Ну что ж, неторопливо преодолевая ступеньки, думал я, что касается работниц бара, то одна из них, Яночка, мне определенно понравилась. Свежий такой цветочек и как будто без заметных, во всяком случае, внешне, шипов. Ну, а «секс-бомба» Марина, в случае нашей полюбовной с девушками договоренности, вероятно, захочет провести ночь со мной – по возрасту, да и по габаритам я ей более подходящая пара. Если это и так, то я все равно постараюсь спихнуть ее Кондрату, мне не впервой устраивать товарищу подлянки, пусть порадуется ее мощным телесам, лично я не в восторге от крупных женщин. А если уж он заупрямится, то сыграем «в любовь втемную», или, на крайний случай, обыграем «рокировку» дамочками. И все в итоге останутся довольны.

– Что-то ты подозрительно хитро улыбаешься, партнер, – заметил догнавший меня уже на улице Кондрат. – Как думаешь, есть смысл возвращаться сюда вечером?

– А почему бы и нет? – ответил я. – Вполне подходящие «пупсики». Сам подумай: уговаривать их не надо, они уже, как видишь, и морально и физически четырьмя руками и ногами за, и, к тому же, сам слышал, будут нас ждать. Да, кстати, ты обратил внимание, какой кожаный диванчик стоит у них там, в тупичке за стойкой?

– Симпатичный, конечно, и достаточно широкий, но короткий, – заметил наблюдательный Кондрат, – мне на нем будет неудобно.

– Тогда уж я на нем по-стариковски помучаюсь, а ты найдешь себе место соответственно росту, пристроишься где-нибудь, на полу, например, – не замедлил подколоть товарища я.