Хватились его скоро. Миша, проснувшись и не обнаружив хозяина в доме, кликнул Кузьмича, и они вместе бросились искать. Задняя калитка была приоткрыта, они это сразу увидели, и побежали в лес. На их крики никто не откликался, они разделились, пошли параллельно друг другу, и через несколько минут Кузьмич обнаружил труп. Он был ещё тёплым, но сердце уже не билось. Кузьмич закричал, Миша прибежал на крик, увидел мёртвого хозяина, зарычал зверем, выхватил из наплечной кобуры пистолет, и ринулся в лес с криком: «Где ты, гад, я тебя возьму!». Но обежав и обшарив всё вокруг, вернулся через несколько минут, запыхавшийся, потный и злой, потрепал по плечу, как бы успокаивая, рыдающего Кузьмича, достал из кармана мобильник и вызвал милицию.
На третий день после случившегося гроб с телом Комарова был установлен в местном драматическом театре, многолетним спонсором которого был комбинат, и лично Владимир Сергеевич, он же был и председателем Попечительского совета. Прощание было грандиозным, недаром его знали и уважали не только в городе и области, где он работал последние семь лет, но и в федеральном центре. И на прощание, и на отпевание собрались сотни людей. А ночью катафалк с гробом выехал в Москву в сопровождении кавалькады автомобилей. Комарова похоронили на Ваганьковском кладбище, на их семейном участке, где уж давно покоились и его родители, и дед с бабкой по отцовской линии. Поэтому поминки отмечали одновременно и в Москве и в областном центре. Всё прошло хорошо. Следствие вели долго и тщательно, сначала областная бригада, потом дело передали в Москву, но безрезультатно – ни заказчика, ни исполнителя найти так и не удалось.
После того, как отметили сороковой день, губернатор собрал всех партнёров и соратников Комарова у себя на даче для разговора по душам, это была одновременно и попытка примирения враждующих сторон, и попытка узнать правду. Но все побожились, что отношения к смерти Комарова не имеют. Вопрос так и остался открытым, следствие постепенно зашло в тупик, так как даже мотивы были не ясны.
Через шесть месяцев Виктория Викторовна Комарова вступила в права наследования, срочно продала все принадлежащие теперь ей активы, дождалась, когда их дочь закончит школу, и они вдвоём уехали жить во Францию. Там они поселились сначала в съёмной квартире, а потом купили небольшой уютный домик с мансардой. В то же время, говорят, она вышла замуж за мужчину, несколько младше её, который был тренером по фитнесу в их родном городе на берегу Волги, и с которым, говорят, у неё уже давно сложились близкие отношения. Дочь скоро поступила в Сорбонну и бывает у них только наездами, во время каникул, однако комнату её в мансарде они не занимают, держат для неё. Единственная в этом доме фотография Владимира Сергеевича находится именно там. Игорь, муж Виктории Комаровой, устроился на работу тренером в местный спортивный клуб, увлёкся конным спортом и стрельбой из арбалета. У него теперь их целая коллекция, но особенно он дорожит одним из них, который, как говорят, он привёз с собой из России.
Могила Комарова на Ваганьковском кладбище всегда ухожена, там всегда стоят свежие розы в вазе – ровно двадцать две розы.
Алина уехала из областного центра почти сразу после смерти Комарова, устроилась на работу в московский офис того же банка, в филиале которого она работала в своём городе. По субботам она приходит на кладбище, держа за руку маленького мальчика, которого зовёт Вовкой. Там они проводят несколько часов, а потом едут на трамвае домой.