— Угу, — согласился другой, равнодушно оглядывая мою особу.
— Да ты не боись, мы не кусаемся, — видимо догадавшись о моих опасениях, поспешил успокоить первый.
— А доказательство? — я пробормотала себе под нос, но решила подойти поближе (ну не укусят же, в самом деле?).
Осторожно семеня и изображая полнейшую невинность и наивность, я приближалась к мужичкам. Подошла вплотную… Не укусили…
Минут через десять мы уже мило болтали, вернее, болтали мужики, поскольку в кои то веки нашлись свободные уши, причем не знавшие о таком чуде по имени Кифог. Оказалось, что мужик когда-то был поваром у какого-то герцога, причем не главным, а так — на подхвате. Потом произошел жуткий скандал, поскольку Кифог умудрился стать любовником (при его щуплой внешности — никогда бы не подумала!) любовницы любовника жены герцога, за что и был с позором выгнан со службы. Долгое время он скитался по бескрайним полям и лесам Фелитии, ну, в одном из таких лесов он и наткнулся на тех же разбойников, что и я — бурная была встреча! Так вот, опуская лишние подробности, могу сказать одно: поскольку из всех колюще-режущих инструментов Кифог владел только ножом и иногда вилкой — очень любил поварешку, — его и определили в штатные кашевары. Но видимо не прямая линия Судьбы была выткана при рождении Кифога, а очень и очень петляющая, с узелками, вывертами и прочей дребеденью: имелась у мужичка страсть к экспериментаторству, которая воплощалась в жизни в еде, точнее в ее приготовлении. Как результат — бедные разбойники после очень-очень длительного ожидания получали «к столу» нечто невообразимое и далеко не всегда съедобное. Несколько раз банда собиралась отправить на тот свет горе-экспериментатора, но все время что-нибудь отвлекало их от сего занимательного и важного дела. Принюхавшись с ужасом к исходившим от котла запахам, я решила плюнуть на дальнейшую свою судьбу в плане разбойников, поскольку ценность и сохранность здоровья в данный момент была выше. Бросив короткое: «Я сейчас!», направила свои стопы к костру и все еще суетившемуся около него Кифогу.
— Э… уважаемый… — начала я издалека. — А не требуется ли вам помощь?
Мужик пробурчал что-то невразумительное и предположительно нецензурное. Вот не люблю, когда так ругаются: можно все то же самое сказать более обидно и оскорбительно, причем абсолютно приличными, почти книжными словами (слышала, знаю — папа однажды так отчитывал парня, присланного ему в ученики). Только воспитание не позволило мне придушить его сходу, а так… Отодвинув Кифога в сторону без особых церемоний — при его падении что-то грюкнуло, я склонилась над котлом и вынесла безоговорочный вердикт:
— Бе…
Подобрав лежащую рядом палку (Кифог, наверное, ею свое варево мешал…), примерившись к ее весу и поняв, что самой как-то не с руки, я обернулась ко все еще стоящим рядом разбойникам:
— Поможете?
Те, даже не зная, чего я хочу, решили только за одно изгнание Кифога от котла приложить силы.
— Вот это — вылить куда подальше, и воды принести! — распорядилась я.
Мужики беспрекословно послушались, хотя я бы на их месте для начала поинтересовалась: это выльем, а что тогда есть, да ты вообще кто такая? Хорошо еще я приметила сразу лежащие рядом продукты (оказалось, Кифог только собирался все делать — два часа он занимался отваром, в котором должно было вариться мясо!). Так, проведем ревизию: мясо свежее, смахивает на свинину (умеют охотиться или опять-таки есть деревня поблизости), картошка (!), пучки петрушки и звени-горошка, извечная пшеничная крупа и… соль! Добровольные помощники справились со своей задачей довольно быстро, значит ручей где-то поблизости (надеюсь в нем ручейник не такой охочий до золота, как недавний знакомый), молча водрузили его на костер и уставились на меня в ожидании дальнейших указаний.
— Мне бы нож, да вот, картошку помыть… — неуверенно протянула я, но разбойники с какой-то даже радостью принялись выполнять: один стал ковыряться в чьей-то сумке, наверное, Кифога, второй принялся нагребать картошку в тряпку (интересно, а что он будет с ней делать?).
После недолгих ковыряний мне был торжественно вручен длинный нож на короткой деревянной ручке. Мужичок, занимавшийся картошкой, скрутил тряпку на манер куля и стал поливать на него воду — оказывается он так мыл ее. Мда, нелегка моя судьба…
Спустя полчаса вокруг костра и деловитого трио собралась вся банда, даже обиженный Кифог притопал (после моего невежливого толчка, он, ругаясь себе под нос, ушел куда-то в лес жаловаться на злую судьбинушку). Немного подождав и успев за это время вооружиться плошками и ложками, разбойники радостно загалдели: ужин был готов! Не мудрствуя лукаво, я сварила некое подобие супа, а картошку решили запечь в золе попозже.
Честно говоря, на такое количество людей готовила впервые, да и вообще — страшно как-то. Но поскольку не жаловались, а лишь радостно чавкали, поглядывая на котел с желанием добавки, я предпочла посчитать, что все было вкусно (угу, особенно после шедевров Кифога!). Меня не обошли, в том смысле, что главарь лично преподнес плошку с деревянной ложкой (впервые вижу, чтобы черенок ложки был в виде дубового листа). А ведь до сих пор не знаю его имени, да я вообще, за исключением Кифога, никого не знаю! Может это они специально, чтобы смерть моя была безымянной? У-у… опять меня пробивает на упадническое настроение.
— Тебя звать-то как, девонька? — размеренно и в чем-то равнодушно обратился ко мне главарь, отвлекая меня от грустных мыслей и наталкивая на еще более грустные.
— Эредет, — робко проблеяла я (аж самой противно стало — как все внутри задрожало: «Вот и смерть пришла!»), потупив очи.
— А меня Гудраш-и-Грамдор, — представился разбойник. — Но можно просто Гудраш.
Оп, а у него, похоже, в роду были гномы: сколько бы не прошло лет, не сменилось поколений, но традиция длинного имени с обязательным упоминанием первого предка остается в семье. Вот интересно: какой именно слог достался ему от прародителя — Гу или Гра? Жаль, что папа так мало рассказывал о гномьей именологии. А может, это я была не столь усидчива? Впрочем, как всегда… Что ж за судьба у этого странного человека с гномьей кровью? Ох, не мне судить о ней — сама не без греха!
— Гм… Гудраш… Вы меня убьете? — и кто меня за язык тянет — нельзя было хоть до утра подождать?
— Зачем убивать? — слегка ошалело посмотрел на меня Гудраш.
— Ну, я… это… Того… — красноречие никогда не было моей сильной стороной.
— Эх, дитятко! Что ж ты себе навыдумывала-то, а?! — рассмеялся главарь разбойников.
Отсмеявшись, он почти ласково потрепал меня по макушке:
— Не думай о жизни хуже, чем она есть… — многозначительно высказался главарь и, заметив мой недоверчивый взгляд, добавил — Эх… утро вечера мудреней, девонька.
Так, у него еще и предки из приграничных с Бруйсью краев Фелитии, а может даже и из самой Бруйси…
Разбойники разбрелись по поляне, занимаясь нехитрыми обязанностями, но не мое дело разглядывать, еще нарвусь на неприятности. А дело к ночи идет, постепенно в лагере все стихает. Те бравые мужички, что помогали вначале, оттащили котел к ручью, решив исполнить святой долг по мытью посуды — благодать! Я увязалась с ними, ни в коем разе чтобы помочь! Просто… я уж который день блуждаю по лесу, понятие чистоты из области чего-то нереального, а так хоть лицо умою.
А ручеек милый, правильнее даже сказать маленькая речушка: чистые воды лениво текут в пологих берегах, каменистое дно играет бликами в свете луны. Чуть спустившись вниз от того места, где мужички возились с котлом, я набрела на маленькую запруду (которую вполне можно в иное время принять за глубокую лужу!). Вода за день в запруде успела прогреться, и я, не удержавшись, скинула юбку и в одной рубашке зашла в нее. Воды — чуть выше колена, но мне и этого хватит, чтобы вымыть лицо, шею, руки и ноги. Хотелось бы большего, да только постоянные шорохи и тревоги не дают расслабиться. Похоже, нормальное купание — моя несбыточная мечта. Разбойникам, как я погляжу, абсолютно все равно: грязные они или чистые. Сие есть не кредо их жизней, как сказал бы кузен Зивинта. Как же я от этого устала! Пора подумать и о ночлеге. Интересно, уступят мне ту лежанку, на которой я спала, или придется искать что-то иное?..