Душой семьи, ее религиозным и нравственным центром стала хозяйка дома. Феоктиста усердно заботилась о нуждах своих домашних, сообщая при этом всей семье благочестивый настрой. Она никогда не лгала, не носила роскошных вещей, часто отказывалась от употребления мяса, избегала зрелищ. Всегда целомудренная, подвижница со временем убедила мужа отказаться от брачного ложа, и они прожили так более пяти лет.

Уже будучи замужем, Феоктиста самостоятельно выучилась грамоте и занялась самообразованием, посвящая все свободное время чтению книг, и в особенности Псалтири. Чтобы не печалить мужа и не оставлять домашних дел, она читала только перед сном или рано утром, при мерцающем светильнике и с какой-либо работой в руках. Днем женщина занималась хозяйством, снискав себе славу властной, но гуманной

распорядительницы дома. Многочисленные слуги, а также вдовы, сироты и странники, просившие помощи, были всегда накормлены и одеты. Однако проступки домашней челяди, в особенности воровство и блуд, вызывали весьма грозные увещевания госпожи. Она резко бранила и могла даже ударить провинившегося, увлекаемая к тому природной вспыльчивостью и ревностью к добродетели, но когда горячность проходила, раскаивалась, била себя по щекам и, позвав наказанную служанку, на коленях просила прощения. Ее характер в целом был строгим и, возможно, слишком принципиальным и решительным, но сердце вмещало столько любви к окружающим, что не могло не вызывать ответную любовь и уважение всех.

* * *

В семье Фотина и Феоктисты родилось четверо детей: Феодор, Иосиф [60] , Евфимий и дочь, неизвестная по имени. Следуя своему характеру и представлениям, мать воспитывала их в большой строгости, действуя увещаниями и личным примером. Особое внимание обращала она на дочь и на старшего сына – Феодора, который впоследствии, вспоминая детство, писал больной, уже при смерти находившейся матери: «Ты имеешь, что оставить нам, а именно – крепкую молитву, которой ты осеняла нас еще в юности нашей, знаменуя и запечатлевая нас в часы ночные, вознося за нас моления к Господу во всякое время. Ты оставишь и неленостное усердие свое в Божественных службах, любовь к чистоте, ревность к добродетели и апостольскую хвалу трудолюбия» [61] .

Отрочество Феодора, его братьев и сестры приходилось на эпоху царствования Константина V Копронима, с особой настойчивостью вводившего церковно-общественную реформу и насаждавшего иконоборческую ересь. Духовное положение молодежи, не имеющей установившихся взглядов, было при этом весьма плачевным. Избежать бездумного увлечения новшествами мог лишь тот, кто унаследовал твердые устои от своих родных. В этих обстоятельствах особо проявилась ревность Феоктисты к сохранению старинного уклада, который соблюдался в ее семье много поколений и был своего рода отличительной фамильной чертой. При этом она имела постоянную опору в лице своего брата, игумена Платона, еще в юности принявшего монашество и подвизавшегося в монастыре Символов на горе Олимп [62] . Это был образцовый инок своего времени, совмещавший образованность и мягкое обхождение с людьми с внутренним аскетизмом. Он стал духовным отцом Феодора и оказал значительное влияние на его мировоззрение и устремления.

* * *

Со временем Феоктиста, всегда имевшая склонность к отвержению мирского, все более утверждалась в желании принять монашество. Во многом способствовало этому и общение с братом. Она вела с близкими долгие убедительные беседы об иночестве, о высоте монашеского пути, постепенно склоняя к подвижническому образу мыслей и мужа, и детей. И вот, однажды семья собралась на общий совет, где было принято решение всем вместе оставить мир. Члены семейства продали свой дом и все имущество и раздали деньги бедным и слугам. Прощание семьи квестора [63] Фотина с родным Константинополем, по слову преподобного Феодора, на целый день изумило столицу. Это казалось немыслимым: супруги, находившиеся еще в среднем возрасте, имевшие взрослых благополучных детей, состояние и почести, отвергли прелести жизни и устремились в отдаленные, пустынные места. Не менее удивительно, пожалуй, и то, что, избрав путь безмолвного предстояния Богу, они все равно в духовном отношении оставались семьей.

Для своих аскетических подвигов мужская половина семейства избрала родовое имение Фотина Босцит на азиатском берегу Босфора. Здесь он, его сыновья и трое его родных братьев основали монастырь, который назвали Саккудионским. Управление им принял на себя уже известный нам брат Феоктисты, игумен Платон. Феоктиста с дочерью и еще одной родственницей осталась на другом берегу пролива и жила в отдельной келии. Вскоре настал день ее пострига в иночество. Сыновья и брат, пришедшие на это торжество, испытывали сложные чувства. «Присутствовали и мы с общим отцом [Платоном] [64] ,– пишет об этом преподобный Феодор, – но с радостью или скорбью – не умею сказать. Впрочем, мы потеряли мать и уже не могли с прежним дерзновением беседовать с ней и приходить к ней и, чувствуя лишение, скорбели сердцем» [65] . Младший из сыновей, Евфимий, был еще совсем юношей. Когда настало время последних напутственных пожеланий, его неокрепшая душа не выдержала: он бросился на шею матери с рыданиями, умоляя ее хоть ненадолго оставить его у себя. Но у Феоктисты еще в миру было несокрушимое сердце. Справившись с естественной материнской жалостью, она сказала: «Если ты не хочешь идти добровольно, я уведу тебя отсюда своей рукой». С этими словами инокиня отдала Евфимия братьям, которые тотчас же отплыли обратно в Босцит.

Возможно, эта разлука продолжалась бы всю временную жизнь. Но Господу было угодно, чтобы простившиеся с Феоктистой близкие не потеряли в ней ни мать, ни сестру. Сменив несколько мест подвижничества, она поселилась вблизи монастыря, основанного игуменом Платоном, и неприметно прожила так многие годы, помогая рукоделием саккудионской братии и подавая инокам пример смирения. Имея от природы властный характер, она называла себя рабою и беспрекословно повиновалась, как духовным отцам, брату и сыну, исповедовала им тайны сердца и нисколько не отступала от их повелений. Господь укрепил ее, вместе с тем, и в еще более сложных испытаниях. Сыновьям Феоктисты были суждены гонения и непростая судьба, и ее нелицемерная любовь выразилась в готовности эту судьбу разделить.

* * *

В то время Византией правил Константин VI, сын императрицы Ирины. Он был молод и развращен и потому решился на неслыханный для императора поступок: вступил в незаконный второй брак с одной из девушек дворцовой свиты, заставив первую супругу постричься в иночество. Одним из тех, кто осмелился открыто назвать этот брачный союз прелюбодеянием, стал сын Феоктисты, игумен Саккудионского монастыря Феодор Студит [66] . Против его духовной оппозиции были приняты радикальные меры власти. Находящегося на покое игумена Платона выслали в столицу [т. е. в Константинополь], а Феодор с близкими ему иноками были избиты, изгнаны из монастыря и приговорены к ссылке в Солунь [67] .

Феоктиста, узнав об этом, тотчас же прибыла в истерзанный царским конвоем Саккудион.

Она не выразила негодования, не разорвала на себе одежд и не разразилась рыданиями. «Идите, дети, и спасайтесь о Господе» – таковы были ее слова. «Ибо так будет вам лучше, – добавила она, – чем быть возле прелюбодея и предать этим Истину». Когда ссыльные отправились в путь, подвижница незаметно последовала за ними. Во время остановок между этапами ей удавалось увидеть сыновей, Феодора и Иосифа, помазать их раны, сказать несколько слов. Она ждала этих моментов с молитвами, слезами и радостью, испытывая острую скорбь и воздавая Богу хвалу за то, что ее дети не предали Его заповедей. Сохраняя в себе это двойственное чувство, мать сопровождала изгнанных монахов во все более отдаленные места.

Их последняя встреча произошла между Кафарами и Солунью. Зимним вечером, рискуя быть пойманной, Феоктиста долго ожидала ссыльных в убогом сельском жилище. Здесь можно было провести вместе целую ночь. Напутствуя иноков, женщина очень волновалась: ей казалось, что они идут на смерть, что она никогда больше не увидит своих детей. Впервые за все время пути мать не смогла совладать со своими душевными чувствами: плакала и обнимала сыновей, будучи не в силах представить себе предстоящей разлуки. Те также скорбели и не могли сдержать слез.