— Вы настоящий псих… — прошептал я, но почувствовал, как водоворот мыслей и образов закружился в сознании и вытесняет все чувства, оставляя лишь цель и росток понимания.

Что из этого получится, пока неясно, но теперь очень многое выглядело по-другому. Пусть мерзко, горько, но всё-таки иначе. Здесь почему-то я поймал себя на том, как долго можно мучиться, страдать, не понимать и думать, что объяснить всё за несколько минут попросту невозможно. Но вот именно это и происходило, правда, пока не полностью, но очень к тому близко.

— А про Виктора как вы узнали?

— Что же, ничего сложного… Хельман совершенно случайно выяснил этот эпизод, когда разговаривал с людьми, знавшими вас, и таким образом решил оригинально обыграть с помощником гибель этой женщины. Собственно, вам её и предоставили, чтобы помочь с девочкой и позволить — так же как с Андреем, только в противоположном смысле — открыть что-то другое в знакомом человеке. Ведь понятно, что она была не жилец и кое-что знала о наших с Валерой делах, чего не полагалось. Понятно, что за рулём грузовика был он. Но постановка мне понравилась, забавно. А вот эпизод с животом, конечно, просто непредусмотренная сценарием случайность. Травить вас, разумеется, никто не собирался. Если бы вам стало хуже, то могу сказать, что бригада скорой дежурила в подъезде и пришла бы на помощь по первому сигналу, но этого, к счастью, не потребовалось. — Подобное точно не сойдёт ему с рук! Я буквально повесил Хельману на грудь табличку «вездеход». Знаете, что это значит? Он фактически был, как и я, над законом, только много меньше и в то же время больше практически любого обычного человека. Ищут ли сейчас его и вас? Не уверен. Скажете: такие громкие события, свидетели, записи… Да-да, но слишком уж много прытких людей, кто за большие деньги готов пойти на всё, тем более разрешить такие пустяковые проблемы. Будьте уверены, они с большим энтузиазмом взялись за дело, поэтому, когда отсюда выйдете, можете быть спокойны: никаких вопросов к вам не будет, вы сейчас тоже неприкосновенны.

— Так вы нас отпустите? Её и меня?

— Могу сказать одно: вы точно переживёте всех нас. Вот так-то… — Старик открыл коробку, стоящую на сумке, и начал задумчиво пересыпать переливающиеся камешки. — Это так успокоительно и завораживающе. Знаете, я люблю иногда просто посидеть, пошуршать. Порой открываются интересные мысли, а блеск бриллиантов высвечивает что-то новое и пропущенное когда-то. Получается весьма мило, обязательно потом попробуйте. А это место, не удивляйтесь, я выбрал и купил, не торгуясь, именно из-за этих цилиндров и чудных домиков. Они казались мне своеобразным символическим отражением моего взгляда на мир, протянутого сквозь схожие конструкции, но запрятанные в глаза. Потом здесь всё переделали как раз так, чтобы я мог видеть вещи так же, как нормальные люди, — и это получились действительно чудные работы. Если захотите взглянуть, то второй этаж являет собой, несомненно, поразительное и уникальное зрелище. Здесь же больше просто приёмная, в которой ничего такого и нет. Хотя, разумеется, есть в этом что-то ужасное, ведь это получились подделки под окружающий мир, хотя и очень искусно выполненные. В этом, собственно, ещё один ваш огромный плюс передо мной — с глазами всё в порядке. А это важно, важно. Тонкие оттенки, память, всё остальное — многое мне недоступно, непонятно, но об этом уже поздно и бессмысленно говорить. Главное, вы сейчас здесь именно такой, как я и представлял: способный понять всё, что я говорю, пусть не мозгом, но душой. А те, другие, потусторонние создания, не сомневаюсь, очень скоро помогут вам понять и принять глубже, хотя часто для этого нужны ещё потрясения и настрой. Надеюсь, именно так и получится. Во всяком случае, у меня подобные номера проходили.

— Это всё, конечно, очень интересно, но какое отношение имеет ко мне?

Однако ответ, кажется, уже маячил всё ближе, но, возможно, как раз его я и не хотел слышать. Во всяком случае, раньше времени.

— Сейчас узнаете. Остался последний главный вопрос, не так ли? — хрипло рассмеялся мужчина и вытянул вперёд пальцы подрагивающей правой руки. — Посмотрите на моего помощника и эту девочку. Что вы видите?

— Невинного ребёнка и сумасшедшего, исполняющего ваши безумные приказы… — без запинки ответил я и с удовольствием убедился, что Виолетта по-прежнему в порядке, хотя, кажется, впала в какое-то оцепенение и, судя по широко открытым немигающим глазам, не осознавала, где сейчас находится и что вообще происходит.

— Да, конечно, вы абсолютно правы. Так же как и в желании отомстить. Несомненно, если вы кого и возьмёте себе в помощники, то никак не моего ассистента. Здесь всё понятно, ясно…

Где-то наверху раздалось громыхание, и на Хельмана с девочкой неожиданно полилась вода. Она бурлила, играла жужжащим эхом и, судя по приятному свежему дуновению, была холодной. Время словно замедлилось для меня — я видел большие капли, которые образовывали причудливые формы как бы парящей в воздухе влаги. Смешиваясь с туманом, они как будто являлись предвестниками несопоставимой с этим местом, но, несомненно, обязанной появиться здесь радуги. Потом Хельман дёрнулся, раздалась короткая автоматная очередь, и правую часть головы Виолетты разворотило так, что, кажется, я даже успел заметить кусок черепа, словно осколок от бутылки, улетевший куда-то вниз. Хотя, разумеется, я знал, что это невозможно, — наши головы весьма прочны, даже при встрече с пулей.

И тут всё вокруг них озарилось голубоватым фантастическим свечением. В первый момент я почему-то подумал о долгожданной радуге, но потом понял, что это электричество. Да, лёгкая, словно аккуратная оборка, полоска смерти, которая жадно набросилась на тела и в мгновение ока Хельман с ребёнком скрылись в густом дыму, от которого меня тут же вырвало. Ужасный запах палёного мяса, кожи, волос и чего-то ещё наполнили окружающий мир, но через мгновение, как по волшебству, отступили.

— Глядите! — раздался сзади старческий голос, и я вдруг понял, что произошло.

Снизу включились, судя по гулу, какие-то вентиляционные системы, которые с шипением втягивали дым сквозь решётку, и мне предстало страшное, но в чём-то и величественное зрелище. Виолетта лежала по пояс на решётках, а голова с рассыпавшимися волосами, сквозь которые пробивался дым, опиралась на пол. Тело девочки как-то однообразно конвульсивно дёргалось, но я не испытывал иллюзий — конечно, она мертва и эти движения, разумеется, вызваны рефлекторными сокращениями мышц от воздействия тока. Хельман же стоял на расставленных и чуть согнутых ногах, выпучив глаза и трясясь так мелко, словно стал большим вибровызовом в уродливом пейджере. Его кожа приобрела красно-чёрный оттенок, а скрюченные руки болтались вперёд-назад, словно он быстро куда-то шёл. Потом пропал низкий рокот, на который я обратил внимание только в наступившей шипящей тишине, и Хельман рухнул вниз, недвижимый и поверженный. Но я не мог оторвать от него взгляд: почему-то казалось, что, как во всех этих дешёвых фильмах ужасов, у монстра останется ещё одна попытка испугать публику, неожиданно вернувшись к жизни и превратившись в нечто, жаждущее смерти. Но ничего подобного не случилось — он был мёртв, точно так же, как и девочка, к которой я очень привязался за эти дни, но, видимо, ещё до конца не осознал, что Виолетта ушла навсегда.

— Вот и всё. Остались только вы и я!

Раздалось постукивание канадок, я резко обернулся и, нагнувшись, выхватил пистолет:

— Да, правильно. И это последнее, что вы сделали в своей жизни!

— Погодите, вы обязательно меня убьёте, но позвольте завладеть вашим вниманием ещё на несколько минут. Обещаю, не пожалеете. Вы же хотите узнать ответ на свой вопрос?

Старик не отступил при виде оружия в моих руках, но, кажется, осунулся и погрузился в себя, словно готовясь к чему-то, не происходящему здесь и сейчас.

— Говори! — я оставил спокойный тон и закричал, наверное, больше от ужаса и горя, чем желая сейчас узнать очередную безумную фантазию, которая могла всё объяснить только для помешанного рассудка, но осталась бы абсолютно непонятной для меня. Впрочем, можно ли после всего произошедшего называть себя нормальным?