Мне ничего не оставалось, как войти в узкую кабину, где в упор можно было разместиться как раз двоим. Хельман тут же последовал за мной и, взяв в свободную руку чёрный круглый микрофон, болтающийся на перекрученном засаленном шнуре, начал говорить. Его слова усиленно отдавались по составу и, судя по стуку и начавшему ощущаться всё больше качанию, произвели своё действие.

— Уважаемые пассажиры, к вам обращается тот, кто стрелял на эскалаторе. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не паникуйте. Поезд сейчас отправляется, но вряд ли остановится там, где вам нужно. Хотите прогуляться с нами — милости просим, нет — покиньте вагоны и дождитесь следующего поезда. Заранее благодарим вас за то, что выбрали московский метрополитен! — потом Хельман подмигнул и обратился уже ко мне: — Почему-то я не думаю, что у нас будет много пассажиров. А ты беспокоился. И, будь любезен, не сделай какую-нибудь глупость, если не хочешь, чтобы было больно. Хотя ты об этом, наверное, успел позабыть, но сейчас я твой друг! Осторожно, двери закрываются. Следующей станции не будет! — произнёс он теперь уже опять в громкоговоритель и, отклонившись влево, посмотрел в большой выпуклое зеркало, стоящее на платформе. — Нет, ничего с такой погодой не разглядеть. Вижу образы людей, покинувших поезд, а все там или нет, не разберёшь. Как думаешь, когда все так спешно влезали в вагоны, никого не затоптали?

— Может быть… — неопределённо ответил я, решив, что открытое игнорирование может принести мне гораздо больше проблем, чем диалог, на который явно был настроен этот преступник.

— Да, всего не предусмотришь. Главное, те, кто хотели выйти и смогли, это сделали.

Хельман захлопнул дверь, некоторое время всматривался в причудливый рычаг с надписями, почему-то живо напомнивший мне капитанскую рубку на корабле, и наконец аккуратно перевёл его в положение «вперёд»:

— Ну что? Тронулись понемногу?

Состав дёрнулся, и я невольно подумал, что надо было позволить ему немного откатиться назад, чтобы начало движения прошло плавно. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

— Ни разу здесь, в кабине, не ездил?

— Нет!

Хельман вздохнул и, прищурившись, смотрел через стекло в туманную даль, в которой, благодаря жёлтым полосам света фонарей состава, тускло поблёскивали рельсы, а по бокам вырывались сплетения труб и проводов.

— А знаешь, когда я изредка спускаюсь в метро, — продолжал он, — то во мне всё время что-то замирает, если произносятся слова о наборе на курсы помощников машинистов электропоездов. Вроде деньги неплохие, романтика, держишь в своих руках время и жизни людей. Плохо одно — всё время надо быть под землёй, а я, знаешь ли, очень уважаю простор, небо и ветер. Ну, конечно, не такие, как они сейчас из-за этой жары с пожарами, а в принципе…

— Мне тоже кажется что-то подобное, правда, из-за тебя я даже и об этой парилке совсем позабыл! — попытался улыбнуться я, очень надеясь, что это получится не слишком наигранно.

— Ну вот, наконец-то! Ты становишься опять таким, каким понравился мне при встрече. Так держать, ведь нас ждёт впереди много чего интересного!

— И что же это?

— Неужели ты не любишь сюрпризы? — Хельман хохотнул и болезненно хлопнул меня по плечу автоматом. — Когда такие дела, лучше пусть всё течёт само собой и кажется чем-то смешанным и неясным. Уж слишком порой много понятностей нас окружает, ни голове, ни телу отдохнуть. Проще надо быть!

— Ладно. Так куда мы сейчас поедем?

— Вперёд, другого пути нет!

Некоторое время мы ехали молча, и охватившее было меня возбуждение начало спадать, уступая место лености и ощущению нереальности происходящего. В самом деле, было сложно поверить, что в метро могло случиться подобное, да ещё вдобавок я еду с виновником трагедии в кабине машиниста и беседую как с добрым другом. А дым вокруг служил словно лишним подтверждением, что это всё неправда, и навевал мысли о сне или каком-то наркотическом опьянении. Впрочем, о последнем я не мог судить объективно, поэтому, возможно, именно это здесь и было. Во всяком случае, так очень хотелось думать.

— Что приуныл-то? Давай-ка остановимся, и я устрою тебе экскурсию по составу, — усмехнулся Хельман и перевёл рычаг в положение «стоп».

Поезд затрясло, что-то лязгнуло, раздался протяжный надрывный звук, и мы остановились.

— А что ты там хочешь увидеть? — спросил я.

— Ничего, конечно, эдакого. Но неужели тебе самому неинтересно, что могли сотворить в панике люди?

— Честно говоря, не особенно… — мотнул я головой.

— Что же, раз ты ещё кое-чего недопонимаешь, то моя задача настоять и всё-таки это продемонстрировать. Знаешь, есть одно такое хорошее слово «надо»! — Хельман усмехнулся и, обернувшись, начал что-то искать в кармане. — Ну где же он? Ах, да, вот.

В его руке появилось нечто вроде оконного запора, но, увидев треугольное металлическое окончание, я догадался, что это специфический ключ, который позволит нам открывать двери между вагонами.

— Как видишь, я всегда во всеоружии. Да и вообще, кабы не я, ты со всеми своими талантами попросту заскучал бы в этих серых буднях!

— Да, с тобой явно не скучно! — вздохнул я и приподнялся, должно быть, чуть резче, чем было допустимо.

— Ну-ну. Только, пожалуйста, не глупи. Договорились?

— Я ничего и не имел в виду…

— Вот и ладно, а то, сам знаешь, порой такое покажется, что и пулю вполне можно схлопотать ни за что, ни про что. Сам понимаешь, и такое случается.

Хельман аккуратно вставил ключ, раздался тихий щёлчок, и дверь распахнулась.

— Прошу. Только после тебя! — Он театрально выставил руку, посторонившись, и мне ничего не оставалось делать, как войти в вагон.

— Ого! А двери-то мы с тобой закрыть забыли. Как думаешь, никто не мог выпасть на ходу? — с наигранной обеспокоенностью воскликнул Хельман.

— Не думаю…

— Да, так или иначе, мы этого не увидим. Хотя не беспокойся, обязательно пройдёмся по рельсам, только немного позже. Вдруг кто-нибудь ещё нагрянет к нам на огонёк? Никогда не знаешь наверняка. И вот ещё что, хоть двери и открыты, ты не дури и без меня никуда не уходи. По рукам?

Я кивнул и медленно пошёл вперёд, отмечая про себя, что пустые вагоны с клочками пакетов и кучами каких-то вещей действительно смотрятся необычно, но удручающе.

— Как думаешь, не бомбу ли, про которую столько говорят в объявлениях громкой связи, оставили? — спросил Хельман, показывая на две большие коробки, перемотанные грубыми верёвками и валяющиеся практически в центре прохода у двери в соседний вагон.

— Что же, открой, да посмотри!

— Вот сразу видно, что ты не слушал. Там же ясно просят не трогать руками, а предоставить дело специалистам. Не сомневаюсь, что скоро таковые здесь и окажутся. Пусть занимаются своим делом. Зачем же мешать людям и отбирать их хлеб?

Я неопределённо пожал плечами, перешагнул через коробки и вскоре оказался в следующем вагоне, потом перешёл в другой, а когда мы оказались в самом хвосте и я уже решил, что поезд совершенно пуст, то увидел на полу распластанное тело пожилой женщины. Её лицо упиралось в пол, скрюченные пальцы сжимали порванную цепочку с простеньким крестиком, а судя по одежде и всклоченным волосам именно она и стала единственной, к счастью, жертвой произошедшей давки. Хотя, возможно, кто-то ещё действительно выпал по пути из открытых дверей, но почему-то мне такое представлялось совсем маловероятным.

— Правда, хорошо, что это не молодая девушка? — прошептал Хельман, и я вздрогнул, на мгновение забыв, что он рядом.

— Ну если исходить из возрастных альтернатив, то да!

— Согласен. Но поезд мертвецов это явно не напоминает. Да нам такое и не нужно. Зато какие декорации… Самое время сквозь туман кому-нибудь на нас наброситься. Как считаешь?

— Думаю, что мы здесь всё-таки одни! — ответил я, чувствуя, что меня начинает подташнивать, когда я невольно представлял себе лицо этой бабушки: разбитое, с отпечатавшимися глубокими следами каблуков и, может быть, даже чьих-то ногтей.