От дальнейшего самоуничижения его оторвал голос Чата.

— Пойдем вместе или разойдемся? — спросил тот.

— Разойдемся, — подумав, предложил Дан. — Ты возьми побольше людей и иди за книгами, а я возьму двух человек и осмотрю коридоры.

Чат согласно кивнул.

Поручение кехса было простым и логичным, как все, что от него исходило. Проверить все плиты в верхнем зале подземелья на предмет наличия других спусков. Проверить все ходы на предмет незаметных ответвлений. Забрать книги и прочие ценности.

Зал они уже проверили, других люков не нашли, под плитами-ловушками были только неглубокие ямы, остальные плиты — и поуже, и пошире, прочно лежали на своих местах. Очередь была за коридорами, и Дан, благоразумно выбрав двух воинов помоложе — ему казалось, что молодыми легче командовать, и взяв побольше факелов про запас, вступил в первый коридор.

После полуторачасовых бесплодных поисков они неожиданно наткнулись в одном из боковых проходов не на ответвление, а на самую обычную дверь, правда, железную. Окрашенная в серый, в тон общему колориту подземелья цвет, вделанная заподлицо со стенами, она была совершенно незаметна в темноте. Дан надавил на дверь, та не поддалась. Он уже помрачнел в предвидении трудностей которые придется преодолеть при ее открывании, но тут один из его спутников всем телом налег на неподатливое железо, и дверь с треском лопнула, ржавый металл стал расползаться и кусками отваливаться.

За дверью оказалась маленькая каморка с голыми стенами, на первый взгляд пустая, но когда свет факела упал на пол, Дан увидел в углу, на куче трухи, скорчившийся скелет. Сунувшийся вслед за ним в каморку молодой воин отскочил с возгласом отвращения. Самому Дану тоже было не по себе, но он заставил себя войти и осмотреться. Кроме трухи, некогда бывшей, видимо, постелью, он увидел только небольшой кувшин у стены. Он шагнул к кувшину, наступил на что-то, нога поехала в сторону, и он чуть не упал… Опустив факел к самому полу, он попытался разглядеть предмет, на котором поскользнулся. Это был осколок стекла. Дан присел на корточки, и его взору представилась удивительная картина. Пол был усыпан стеклянным крошевом, непонятными деталями из блестящего металла и пластмассовыми обломками. Ну и ну! Очевидно, здесь разбили… Нет, не просто разбили, кто-то, наверно, намеренно грохнул с размаху о пол предмет неизвестного назначения, скорее всего, какой-то прибор. Дан выпрямился. Позднее, он не раз пытался понять, какой импульс заставил его шагнуть к скелету, перевернуть его и внимательно осмотреть и его, и пол под ним. Пресловутая интуиция? Возможно. Он проделал это почти автоматически, и когда что-то с глухим стуком упало со скелета на пол, он наклонился, поднял этот предмет — плоскую четырехугольную запаянную коробочку, и машинально сунул в кармашек с внутренней стороны пояса.

В тот самый, последний коридор Дан отправился один, оставив обоих юношей у тумбы со статуями и приношениями. Они и не думали препятствовать его рейду, слух о болезни Марана и Нахта уже облетел лагерь, и вряд ли нашелся б безумец, добровольно ступивший на этот опасный путь.

Дан шел медленно, внимательно «вслушиваясь» в индикатор. Фон в подземелье вообще был повышен, он обнаружил это еще в верхнем зале, улучив момент, чтобы взглянуть на радиометр, повышен, но находился в пределах допустимого, и температура индикатора не отличалась от температуры тела. Другое дело — здесь. Уже в первой половине коридора маленький металлический кружок, прижатый к тыльной стороне запястья, заметно потеплел. А когда Дан ступил на отрезок, ведущий вниз, разница температур стала настолько явственной, что… Как он сумел проморгать ее в прошлый раз? О чем он думал? О чем думал Маран, шедший рядом с ним?.. Впрочем, с Мараном все ясно. В последние дни ни он сам, ни Поэт не заговаривали на вечную тему — о бакнианских событиях, и Дан стал уже надеяться, что Маран… ну не то чтоб забыл, но в той или иной степени отвлекся. Только вчера, когда он в бреду звал Мастера, Дан понял, что в уме его продолжалась бесконечная работа по осмыслению совершенных и воображаемых ошибок… Дан остановился и открыл экран радиометра. Да, дальше идти не стоило. В левом верхнем углу уже возникла цифра, медленно поплыла вправо, на ее месте возникла следующая… Дан с трудом подавил в себе чувство иррациональной паники… бежать, спасаться! Он пошел обратно, каждые несколько метров ловя себя на том, что инстинктивно ускоряет шаг. Откуда этот ужас? Ничего на свете он не боялся так, как этой неощутимой смерти — без цвета, без запаха, без вкуса, безжалостной и неотвратимой… да наверно, не он один, всякий землянин… Был ли этот страх порождением военного эпизода чуть ли не двухвековой давности, при всей своей бессмысленной жестокости все же спасшего человечество от развернутой ядерной войны, ибо лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать? Нет, пожалуй, это наследие эпохи более поздней, эпохи атомной первоэнергетики, того ее трагического периода, который в историографии получил название Периода Катастроф, потрясшего конец двадцатого, начало двадцать первого века утечками и выбросами с устаревших и изношенных атомных станций… к тому же порой торопливо и не всегда умело построенных… Да что говорить, по сей день натыкаешься на бездарно разбросанные по планете могильники радиоактивных отходов, по сей день экологическая служба, наблюдающая акваторию Мирового океана, то и дело подает сигналы бедствия — очередной всплеск радиоактивности в каком-нибудь богом забытом, это если повезет, месте, а порой и на перекрестке морских путей, распался еще один контейнер, выпустив в воду остатки долгоживущих изотопов… Ах предки, предки!.. А что, собственно, предки? Да и что такое предки? Так ли отделимы они от потомков? Да, когда между ними лежат века, но ведь века проходят потом, а в тот, главный миг предки и потомки сталкиваются в одном времени. Разве у истоков Экологического Движения, самого массового из общественных движений человечества, не стояли одновременно сыновья и отцы тех, кто бездумно создавал и реализовывал проекты экоопасных сооружений, строил необеспеченные очистными комплексами химзаводы, спускал в моря и реки сточные воды?.. ну и так далее… Только когда начинаешь перечислять, понимаешь, как много ошибок совершило человечество, счастье еще, что хватило времени учиться и научиться на этих ошибках, могло ведь и не хватить… Неизбежно ли повторение этих ошибок другими цивилизациями, как это бывало на Земле, когда один народ повторял заблуждения другого?.. Носило ли это тиражирование случайный характер или учиться можно только на собственных ошибках? В прошлые времена делались и попытки подтягивания отставших народов к опередившим, попытки не слишком успешные. Что получится в космосе? Неужели цивилизация Торены обречена на повторение неверных шагов, тупиковых путей, пройденных земной, неужели ей придется снова наталкиваться на стены, на которые уже натыкались земляне, совершать те же, а может, и худшие ошибки? Неужели нынешнему поколению бакнов придется прожить жизнь при режиме Лайвы? Когда же, наконец, Земля решится на контакт? Мало данных!.. Данных всегда будет недостаточно, а бакны ведь не могут ждать, у них всего одна жизнь, да и то недолгая, не слишком-то сладко живется в этой Бакнии…

Вспомнив Бакнию, Дан спохватился. Вход в святилище уже брезжил светлым пятном на фоне черноты. Пока он один… Он дал вызов по ближней связи, откликнулись оба, и Маран, и Поэт.

— Маран, как ты? — спросил Дан.

— Нормально, — ответил тот, но вмешался Поэт и перебил его. — Неважно, Дан. Вы еще долго?

— Кончаем.

Дан отключился и заторопился к выходу.

Уже протянув руку к полотнищу, занавешивавшему вход в шатер, Дан услышал свое имя и так и застыл на месте с поднятой рукой.

— Ты не веришь Дану? — Голос Поэта.

— Дану? С чего ты взял? Я верю Дану. Ты мог слышать… как я называл его своим другом… а своим друзьям… я верю абсолютно…

— Почему же тогда?.. — начал было Поэт, но остановился на полуслове. — Откровенно говоря, меня подтолкнули твои вчерашние слова.