Меня передернуло и я поспешила вернуться к прежней теме.

— Так ты расскажешь мне, или нет?

— Ммм…

— Клянусь Святым Подкейном, я никому не скажу, — это моя личная клятва.

— Лучше не стоит, — предупредил меня Кларк. — Боюсь, тебе это не понравится.

— Клянусь Святым Подкейном! — повторила я. Лучше бы мне тогда зашили губы проволокой.

— Ладно, скажу, — сдался он. — Но помни, чем ты поклялась. Это была бомба.

— ЧТО?!

— Да-да, маленькая такая бомбочка кустарной работы. Полное разрушение в радиусе чуть больше километра. Сущий пустяк.

Я кое-как вернула сердце на место.

— Но зачем? И что ты с нею сделал? Он пожал плечами.

— Они болваны. Заплатили мне солидную сумму только за то, чтобы я пронес эту коробку на борт «Трезубца». Наплели мне сорок бочек арестантов насчет того, что это, мол, сюрприз для капитана. Я должен был завернуть коробку в серебряную бумагу и передать капитану в последнюю ночь перед посадкой на Венеру. Этот кретин сказал мне: «Сынок, только никому ее не показывай, помни — это сюрприз. Дело в том, что последняя ночь перед посадкой — это не только праздник на корабле, но и день рождения капитана Дарлинга».

Ты меня знаешь, сестренка: я и в детстве не проглотил бы такую чепуху, шитую белыми нитками. Если бы это и в самом деле был подарок ко дню рождения, его можно бы было отдать казначею на хранение, и это не стоило бы им ни гроша. Так вот, я прикинулся дурачком, но при этом изрядно набил себе цену. И этот идиот заплатил! Он сильно перетрусил — помнишь, ведь подходила наша очередь на паспортном контроле — и заплатил столько, сколько я запросил. Потом я просто запихнул коробку в твой чемодан, пока ты трепалась с дядей Томом, ну а дальше ты все сама видела.

Как только мы оказались на борту, я хотел изъять коробку, но помешала стюардесса: она чем-то опрыскивала твою каюту. Пришлось поторопиться, а тут еще пришел дядя Том, чтобы забрать свою трубку. Как бы то ни было, в первую же ночь я открыл коробку в темноте и со стороны дна. Я уже понял, что это такое.

— Каким образом?

— Почаще шевели мозгами, сестричка, не жди, пока они вконец заржавеют. Посуди сама. Сначала они предлагают мне сумму, о которой, как они полагают, мальчишка и мечтать не может. Я отказываюсь. Тогда они начинают обильно потеть и увеличивают сумму до тех пор, пока я не нахожу ее приемлемой. Заметь еще одно: они даже не потрудились сплести сказочку о том, с какими словами и от чьего имени я должен вручить коробку капитану. Из этого следует: для них было важно, чтобы эта штуковина попала на корабль, а что с нею дальше будет — им наплевать. По-моему, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы раскумекать, что к чему.

Поэтому я и открыл коробку. Там оказалась бомба, и часовой механизм был поставлен на три часа третьего дня полета. БА-БАХ!!!

Я вздрогнула.

— Какой ужас!

— Да, могло получиться не смешно, — согласился Кларк, — если бы я в самом деле был таким дураком, за какого они меня приняли.

— Но почему они хотели взорвать именно «Трезубец»?

— Кому-то очень не хотелось, чтобы корабль попал на Венеру.

— Почему?

— Сообрази сама. Я уже понял.

— Э-э… ну и что же ты с нею сделал?

— Разобрал на части и оставил у себя. Нельзя сказать заранее, когда может понадобиться бомба.

Вот и все, что я из него вытянула, оказавшись при этом связанной страшной клятвой. У меня еще оставалось десятка два вопросов. Была ли бомба на самом деле? Или я снова осталась в дураках, благодаря таланту моего братца на ходу придумывать сказки, которые уводят тебя с прямого пути? А если была, то ГДЕ ОНА ТЕПЕРЬ? Все еще на «Трезубце»? Или прямо здесь, в номере? Может, в сейфе «Тангейзера»? Возможно, Кларк поручил ее Жозе, своему личному телохранителю? В тысяче возможных мест по всему огромному Венусбургу? Или я от волнения просто ошиблась на три килограмма, а Кларк копался в моих вещах, следуя поганой своей привычке совать нос в чужие дела? Это ведь его любимое занятие от нечего делать.

Гадать было бесполезно. Поэтому я решила выжать все возможное из минуты родственной близости, если, конечно, это можно так назвать.

— Здорово, что ты ее нашел, — сказала я. — Но мне больше понравилось, что ты сотворил с миссис Гарсиа и миссис Роуйер. Герди тоже в восторге.

— Правда?

— Конечно, правда. Ясно, я не сказала, что это твоих рук дело. Можешь сам рассказать ей, если хочешь.

— Ммм… — на его физиономии появилось выражение неземного блаженства. — Для подстраховки я сделал еще кое-что: запустил мышь в постель почтенной миссис Роуйер.

— Кларк, милый, вот здорово! А где ты взял мышь?

— Договорился с корабельным котом.

Боже, как бы мне хотелось жить в симпатичной, нормальной, чуть глуповатой семье. Как бы мне было легко и приятно. И все же, надо честно признать, что у Кларка есть кое-какие достоинства.

Впрочем, у меня не было времени скорбеть о душе моего братца: Венусбург предлагает слишком много развлечений для вполне развившейся девушки, доселе не изведавшей, что такое шикарная жизнь. А ведь есть еще Декстер…

Я больше не прокаженная и могу ходить где угодно, даже за городом, без фильтра-намордника. В нем я похожа на голубоглазую хрюшку. Кстати, душка Декстер всегда готов сопровождать меня по магазинам. С двумя лишними руками девушка вполне способна оставить в магазинах Венусбурга капитал любого банка. Но я веду себя почти разумно и трачу только те деньги, которые у меня отложены для Венеры. Если бы я была менее строгих правил, Декстер купил бы все, что мне угодно. Для этого ему достаточно просто указать пальцем. Он не носит с собой ни наличных, ни чековой книжки; даже чаевые он дает по какой-то невидимой кредитной системе. Однако я не позволяю ему покупать мне ничего дороже какого-нибудь затейливого мороженого. Не стоит менять свой статус почетной гостьи на красивые шмотки. Но мороженое не может меня скомпрометировать, а за талию беспокоиться не приходится: я пока от макушки до лодыжек состою из вогнутостей.

Пробегав целый день со мной по магазинам, Декстер ведет меня в кафе, где подают хорошее мороженое. Кафе это так же похоже на наш Дворец Сладостей, как «Трезубец» на пескоход. Он сидит, ковыряя порцию мороженого с изюмом, и с изумлением смотрит, как я разминаюсь каким-нибудь пустячком, вроде содовой с клубничным сиропом, потом берусь за нечто серьезное, созданное шеф-кондитером из мороженого, кремов, сиропов, экзотических фруктов и, конечно же, орехов, и заканчиваю парой десятков мини-рожков с различными сортами мороженого, каким-нибудь «Тадж-Махалом» или «Большими Скалистыми Карамельными Горами».

Бедная Герди! Она сидит на диете все триста шестьдесят пять дней земного года. Интересно, пойду ли я когда-нибудь на такие жертвы ради красоты? Или я страшно растолстею, как миссис Грю?

С Декстером мне приходится быть настороже и по другому поводу: он оказался профессором по части обольщения, и у него всегда наготове какая-нибудь амурно-постельная история. Но в моем возрасте рано еще становиться Покинутой Девой. Трагедия Ромео и Джульеты не в том, что они умерли молодыми, а в том, что рефлексы возобладали у них над здравым смыслом.

Ну мои-то рефлексы в полном порядке и гормональный баланс в норме, хотя бесплодные увертюры Дек-стера вызывают у меня приятное чувство где-то в глубине желудка и подхлестывают обмен веществ. Наверное, мне следовало бы оскорбиться по поводу его Гнусных Намерений. В Марсополисе я так бы и сделала, но здесь же Венусбург, и разницу между гнусным предложением и официальным предложением руки и сердца может уловить только специалист-семантик. Все дело, как мне кажется, в интонации. Насколько я знаю, у Декстера уже было семь жен, он зовет их по дням недели: Суббота, Воскресенье и так далее. Мне до этого дела нет, равно как и намерения становиться восьмой, тем более что восьмого дня недели еще не придумали.

Я обсудила все это с Герди и спросила, почему я не чувствую себя оскорбленной. Неужели в мою схему забыли вмонтировать контур морали, как это, вне всякого сомнения, случилось с Кларком?