И все же я не могу понять, на чем держится здешняя общественная система. Дядя Том долго и терпеливо объяснял мне это, но потом признался, что сам еще не все понимает. Он называет эту систему корпоративным фашизмом и до сих пор не решил, то ли это самая мрачная тирания в истории человеческой расы, то ли самая совершенная демократия.

Он говорит, что условия здесь получше, чем те, в которых пребывают девяносто процентов земного населения, а последние, в свою очередь, живут лучше, чем определенные категории марсианского населения, «песчаные крысы», например. И это при том, что на Марсе никто не голодает и все пользуются медицинской помощью.

Не понимаю, и все тут. Правда, теперь я ясно вижу, что раньше судила обо всем исключительно по марсианским меркам. Конечно, в школе нам рассказывали о других планетах, но все это как-то не доходило до моей души. Сейчас я эмоционально постигаю, что есть иные пути… и что люди, которые по ним идут, вполне счастливы. Возьмем Герди. Я могу понять, почему она решила покинуть Землю: там ей солоно пришлось. Она могла бы остаться на Марсе — нам нужны иммигранты такого класса — но Марс ее не прельстил.

Это меня обескуражило. Я, как вы уже, наверное, догадались, считаю, что Марс почти совершенен. Герди, как мне кажется, тоже почти совершенна. И все-таки она выбрала для себя этот дикий Венусбург. Она говорит, что для нее это Вызов.

Дядя Том, узнав об этом, сказал, что Герди совершенно права: она в два счета заставит весь Венусбург есть у нее из рук и станет акционером быстрее, чем я научусь правильно выговаривать «добавочные дивиденды».

Наверное, он прав. Я очень жалела Герди, когда узнала, что у нее нет денег. «Я горевал, что у меня нет башмаков, пока не встретил человека, у которого нет ног». Примерно таким образом. Я никогда не бывала разорена, будущее всегда сияло передо мною радужными красками, я сроду не голодала, и все же мне частенько бывало жаль бедняжку Подди, которая не может получить новое вечернее платье из-за финансовых затруднений в семье. И вдруг оказалось, что богатая и блистательная мисс Фитцснаггли (я все же не хочу называть ее настоящее имя) занимала деньги, чтобы купить пресловутый обратный билет. Мне было жалко ее до слез.

Но теперь я понимаю, что Герди крепко стоит на ногах, точнее — приземлилась на ноги. Есть у нее такой талант.

Она и вправду сделалась разменщицей (на целых две ночи) и попросила меня не пускать Кларка в казино. Ей, наверное, было совершенно безразлично, увижу ли я ее в таком виде… но она понимала, как втюрился в нее Кларк, и, по доброте душевной, не хотела усугублять процесс и (или) шокировать парня.

Сейчас она уже банкомет и учится на крупье, а Кларк каждый вечер ошивается в казино, хотя она настрого запретила ему играть за ее столом. Она прямо сказала, что может иметь с ним дело или как человек и друг, или как профессионал, но ни в коем случае не желает смешивать эти свои роли. Кларк никогда не спорит с неизбежным: он играет за другими столами, а все остальное время таскается за Герди.

Я начинаю подозревать в своем братце при-способности. Ясно, что он не телепат, иначе он давно бы перерезал мне горло. Но дело в том, что он все еще выигрывает.

Декстер заверил меня в том, что:

а) игра ведется абсолютно честно;

б) никто не может здорово разбогатеть на игре, если вовремя не остановится.

Конечно, бывает, что выигрывают по-крупному. Декстер рассказал, что в прошлом году некий турист унес с собой поболее полумиллиона. Казино с радостью выплатило ему выигрыш, разрекламировав это по всей Системе, и вернуло свое, когда счастливчик сел за стол во второй раз.

— Не подумай, что мы делаем поблажку твоему брату, — сказал Декстер. Мы с ним давно уже перешли на «ты». — Если он будет продолжать игру, заведение отыграет у него не только весь выигрыш, но и те монеты, с которыми он сел за стол в первый раз. Если он такой умный, как ты говоришь, он остановится, пока еще выигрывает. Большинству игроков не хватает для этого ума, а Венерианская Корпорация никогда не рискует, если не уверена в выигрыше.

Я снова почувствовала себя дура-дурой. То ли из-за Герди, то ли из-за перманентных выигрышей Кларк снова повел себя со мною как человек. Временно, конечно.

Это случилось на прошлой неделе, в тот вечер, когда я встречалась с Декстером. Герди велела мне спать, я пошла, но никак не могла заснуть. Дверь я оставила открытой, чтобы услышать, как придет Кларк, или, если он не вернется, позвонить кому-нибудь, чтобы его приволокли домой. Хотя дядя Том отвечает за нас обоих, я считаю, что, как и раньше, отвечаю за брата. Мне бы очень хотелось, чтобы Кларк оказался в постели, прежде чем проснется дядя Том. Привычка.

Через два часа он все-таки вернулся, крадучись на цыпочках. Я зашипела на него, и он зашел ко мне.

Я в первый раз увидела шестилетнего мальчишку с такой кучей денег!

Он сообщил мне, что Жозе проводил его до самого номера. Не спрашивайте меня, почему он не положил деньги в сейф «Тангейзера»; может, он хотел насладиться ими.

И похвастаться. Он разложил их стопками на моей постели, пересчитал, чтобы я непременно увидела, сколько он выиграл. Он даже подтолкнул одну пачку ко мне.

— Тебе нужна мелочь, Подди? Я даже процентов с тебя не возьму. Там, откуда я это принес, еще много осталось.

У меня перехватило дыхание. Не из-за денег, конечно, я и сама была при деньгах, а из-за такого великодушного предложения. Кларк и раньше ссужал меня деньгами и драл сто процентов за такое одолжение, пока Па не узнал об этом и не отлупил нас обоих.

Я от всей души поблагодарила его и немножко пошелестела деньгами, чтобы сделать ему приятное.

Вдруг он спросил:

— Как ты думаешь, сестренка, сколько лет Герди? «Так вот почему он такой странный», — подумала я и осторожно ответила:

— Честно говоря, догадаться трудно. — Мне не нужно было догадываться, я это точно знала. — Почему бы тебе не спросить у нее самой?

— Я спросил, но она только улыбнулась и сказала, что у женщин не бывает дней рождения.

— Возможно, на Земле не принято спрашивать об этом, — сказала я и сменила тему: — Слушай, Кларк, как тебе удалось столько выиграть?

— Ничего сложного, — ответил он. — Во всех этих играх кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Ну а я стараюсь оказаться в числе выигравших.

— Да, но как тебе это удается?

В ответ он только гнусно осклабился.

— А сколько денег у тебя было в самом начале? — спросила я.

Тут он насторожился. И все же он еще оставался удивительно мягок для обычного Кларка, так что я решила дожать его.

— Слушай, — сказала я, — насколько я тебя знаю, ты не будешь счастлив, если хотя бы кто-нибудь не будет знать, насколько ты преуспел. А мне-то ты можешь рассказать. Я ведь никогда еще на тебя не капала. Так?

В знак согласия он промолчал. Я сказала чистейшую правду. Когда он был еще маленьким, я, бывало, отвешивала ему затрещины, но никогда не ябедничала. Сейчас с затрещинами стало сложнее: он учинит мне сотрясение мозга гораздо быстрее, чем я ему. Но я все равно на него не доносила.

— Ну давай, выкладывай, — подзуживала я. — Тебе ведь больше не перед кем похвастаться. Сколько тебе заплатили, чтобы ты проволок на «Трезубец» эти три килограмма в моем багаже?

Он расплылся от уха до уха.

— Достаточно.

— Что ж, не говори, если не хочешь. Но что это было? Я все мозги вывихнула, но так и не догадалась.

— Ты бы непременно обнаружила это, если бы не загорелась идиотским желанием немедленно обследовать весь корабль. Согласись, Подди, ты ведь глуповата. Ты так же предсказуема, как движение светил. Поэтому я так часто обхожу тебя.

Я сдержалась. Если Кларк сумеет разозлить вас — вы у него в руках.

— Похоже, что так, — признала я. — Так ты скажешь мне, что это было? Надеюсь, не «пыльца блаженства»?

— Боже упаси! — Кларк даже оскорбился. — Знаешь, что здесь делают с контрабандистами, если заловят на пыльце? Их отдают аборигенам, которые наглотались пыльцы, так что потом даже кремировать нечего.