Изменить стиль страницы

Калаун оказался доносчиком. И отец приказал ему собрать мамлюков Айюбов и убрать меня с политической арены… Оставил жить, но выкинул в пустыню.

Я был первенец, но не лучший. У меня была власть, но не долго. У меня был друг, который от меня отрёкся. У меня были отец и мать… от которых я ушёл, предпочтя скитания. Отец забыл лишь одно: по наследству вместе с властью мне достался Оберег земли — покоритель пустыни, помощник в завоевании самого Иерусалима вместе с его человеческими святынями и эльфийским порталом… Но я не стал высовываться. Я начал жить заново — рабом, прислужником. Молодым безродным арабом по имени Саид.

Двести-сорок-вторая поняла, что гнев мужа отступает, сменяясь отчаянием. Она тихо приблизилась и обняла сзади за плечи. Он вздрогнул и прижал к себе её руки, уткнулся в них, принимая эти секунды жалости… Потом нежно отстранился. Взглянул ей в глаза.

— Нет, дальше тебе знать уже не стоит.

Они поужинали, легли спать. Но малыш Безымянный захныкал, и матери пришлось вставать к нему.

Четырнадцатый лежал в опустевшей кровати, а память услужливо рисовала осколки его жизни в Иерусалиме. Он работал, как мог, таскал товар для лавочника со склада… Однажды на узкой глиняной улочке на него налетели два всадника-крестоносца, сшибли вместе с тюками… Сквозь пелену и боль была слышна ругань хозяина: он требовал возместить ущерб за испорченное имущество — и за тюки, и за раба. «Я — товар», — промелькнула мысль, и чернота накрыла снова…

Вильхельм Хоэнцоллерн стал его новым хозяином, новым другом… новым отцом. Он отнёсся к безродному арабу по-человечески, не нагружал выше меры, почти не наказывал. Набожный, он предложил ему принять христианство. Тогда Саиду было всё равно, он ещё не понимал, сколь велика сила религии может быть для людей. И согласился. Вильхельм нарёк араба Генрихом, сам стал крёстным отцом, и теперь не отпускал от себя ни на шаг.

Потом, в начале 14-го века, начались гонения на светлых эльфов вместе с их тамплиерами.

После знаменитых событий 1312-го года восемнадцать кораблей отплыли из Европы. Часть ушла к тайной суше, где жили индейцы, часть — в северные страны Европы, часть — к славянам, облюбовав Москву и решив сделать её местной столицей. А некоторые добрались по окраине Монгольского царства — Синей Орде — до тайного места в горах Алтая, куда эльфы перенесли портал из Святой Земли. Саиду-Генриху повезло больше: он со своим хозяином и ещё шестью его братьями летел вместе с порталом… Лучше бы он полтора года шёл по земле или плыл по морям!..

В этот день он окончательно проклял всё эльфийское в себе и стал считать себя человеком.

Впрочем, кроме дара долгой жизни эльфийского в нём по большому счёту ничего и не было.

Вернулась Двести-сорок-вторая. Он обнял её, зарылся в рыжие волосы и уснул. Мгновенно, проваливаясь, падая, непроизвольно вздрагивая. Но успокоился…

Ему снилась Эстелиель, дочка алтайской ведьмы и какого-то светлого эльфа. Два года молодости и любви. Вернее, год любви и тайного счастья и год тяжёлой беременности, в течение которой Надежда бушевала, грозила Вильхельму, что-то говорила о загубленном предназначении её дочери.

Генрих снова ничего не понимал. Он готов был жениться на Тель хоть по католическому, хоть по мусульманскому, хоть по местному языческому обряду… Но его к ней не подпускали. Исключением стали долгие роды, на которые не допускались мужчины, но Генрих ворвался и не позволил выгнать себя. Страшнейшей он считал свою тёщу, перед которой все рассерженные за его вторжение на женское таинство боги и духи меркли и пытались спрятаться. Так что их он гневил уже без оглядки.

Его потрясли раны Тель, повитухи-люди бегали, крича что-то о потере крови, светлые эльфийки не снизошли до проблем людей, а на его руках заходился криком маленький человечек с обычными ушами и угольно-чёрными глазами. Всеми забытый.

Четырнадцатый понял, что сейчас должен сделать самый важный шаг в своей беспутной жизни. Он остановил одну из девушек, отдал ей младенца, приблизился к Тель, приложил руки к её тёплым липким ранам. Кровь начала останавливаться, края кожи принялись выталкивать его руки и сближаться. Неожиданная мысль дёрнула его, он достал из-за пазухи футляр с Оберегом земли и вытащил крошечную песчинку. Он вложил её в последнюю рану, пожелав, чтобы артефакт достиг сердца Тель и остался там, не причинив вреда.

Подарок и проклятье.

Теперь лишь сама Эстелиель была укротительницей демона Пустыни в каждом из миров.

Ребёнка забрала Надежда, вероятно, отдала на воспитание, как и всех маленьких серых, Генрих больше не увидел его. Вместе с крёстным он дождался, пока все тамплиеры и язычники переберутся вслед за эльфами. А потом четверо последних и алтайская ведьма покинули этот мир, оставив Эстелиель, Франца и Седрика закрывать портал.

Тель он не видел до её возвращения. Но снова пришлось спасать девушку, уговорив тёмную королеву отправить её обратно. Это не было воскресшей любовью. У него на Тель были другие планы.

Глава 36. Полусонная

Алтай

Эстелиель не понимала, где находится её сознание: бродила по чужим снам, по неведомой жестокой пустыне, снова возвращалась в пещеру. Глядела на опалённые чёрные камни стен, пыталась подняться и снова падала в нереальность.

* * *

Блеклое небо. Кажется, что голубизна сдалась и стремительно отступает под натиском адово-красного палящего солнца. Полумёртвые облака. Выпитые суровой жизнью кусты торчат ужасающими тотемами смерти. И фигура — чёрный маг всё сильнее, будто простуженный, кутается в мантию.

«Я та, кому ты дал клятву служить до конца своих дней, — звучал низкий женский голос в голове мага. — Через четверть часа здесь будет отряд вооружённых конников, они охотятся за девушкой. Она тоже будет здесь. Убей охотникови предложи ей продолжить путь вместе. Не подведи меня, верный воин Смерти», — голос умолк.

— Да, Госпожа, во славу Твоего величия будет исполнено, — эти слова некромаг прошептал, остановившись.

Началась неторопливая подготовка к битве. Стальной наконечник посоха вырезал на теле земли странную фигуру, похожую на многогранную звезду, разделил на три неравные части. В одну из них маг воткнул посох. Повесил на него мантию, поясной мешок, рубашку, оставшись лишь в тонких штанах да сапогах. Так, перебрасывая ритуальный кинжал из руки в руку, он и провел оставшееся время.

* * *

«Как же холодно! Убраться бы из этой пещеры! И заодно из этого странного сна… Не падать, не падать…» — но тело не слушается…

* * *

О приближении всадников сообщала огромная пылевая туча на горизонте. Чуть впереди виднелась серая точка их жертвы. Загонщики и добыча быстро приближались. Когда они подошли на расстояние полета стрелы, маг по рукоять воткнул кинжал себе в живот, распорол его до груди. Вместо крови из разреза хлынула бурая слизь, на воздухе обращавшаяся в странного вида летучих тварей. Рана затянулась, твари образовали нечто вроде кокона вокруг своего «отца».

Тель остановила взмыленную от долгой погони лошадь. У её ног шелестело облако из чешуйчатых зверушек и черноволосого парня в центре. Он хищно улыбался, глядя ей в глаза:

— Я помогу тебе, сам улажу некоторые неприятности…

— Вы не смеете мешать, выда… — предводитель конного отряда, тёмный эльф, похожий на Четырнадцатого, не успел закончить речь. Твари серыми комками принялись отрываться от основной массы и нападать на всадников. Всюду слышалось лишь шуршание сотен крыльев малой армии тьмы, яростные крики эльфов, свист стали и шум падающих замертво тел. Когда всё кончилось, твари расселись по балахону и растаяли на поверхности.

— Они гибли достойно, рад встретиться с сильным противником. — Обладатель этого похожего на шелест сухих веток голоса оделся, сохраняя достоинство, приблизился к новообретённой спутнице. — Моё имя Наван, назовись и ты.