— Очень интересно, — вежливо сказал Сергей. — Теперь давайте выпьем за родителей. Только, если можно, мне — вина.

— Ну конечно же! — Рита сама налила ему.

Николая Семеновича это несколько разочаровало, но он бодро скомандовал:

— Поехали! Вперед и с песней!

Выпил до дна, и Виктор вслед за ним. Сергей отпил и поставил.

— Что ж так плохо пьешь?

— Нельзя выпивать вино залпом, — вежливо объяснил Сергей. — Сперва надо распробовать букет.

— Ах букет… — повторил Николай Семенович.

— Вот видишь, отец, — с уважением кивнула на Сергея Рита. — Берите хлеб, покушайте… В хлебе все витамины… Вера, ты больше хлеба ешь, а то вон худая какая…

— Что-то я на вас гляжу и не пойму. Вы что, с ума посходили все? — вдруг высказался Виктор.

За столом возникла пауза.

— Посмотрите же вы на него!

— На себя лучше посмотри, чучело, — со злостью сказала Вера.

— Акселератка сопливая! — огрызнулся Виктор.

— Перестаньте, дети! — взмолилась Рита. — При чужом!

— А он теперь не чужой! — Вера обняла Сергея за шею. — Он теперь нашенский! А этот брат пускай в свою Москву вонючую катится! Без него разберемся!

— Это шутят они так, — виновато улыбнулся Николай Семенович.

— Я понимаю, — сказал Сергей.

— Все! Выпьем за все хорошее! — подняла рюмку Рита.

Выпили и молча принялись за еду.

— Милиционер родился, — мрачно пошутил Виктор.

— Почему? — не поняла Рита.

— Примета такая, когда молчат за столом…

— А раньше говорили, тихий ангел пролетел, — вздохнула Рита.

В комнате было душно.

В первый раз за два месяца Сергей наелся досыта.

Он посмотрел на родителей Веры. Очень они были похожи на его родителей, с которыми он расстался без сожаления…

Отец рвал руками жирную утиную ножку. Мать, поджав накрашенные губы, ковыряла вилкой в салате.

Напротив жевал огурец Виктор, с которым Сергей познакомился года два назад у одной милой девушки, программистки ЭВМ. По вечерам эта девушка была дискжокеем на дискотеке института. Такое у нее было комсомольское поручение: диск-жокей, составитель идеологически выдержанной танцевальной программы. Виктор сперва заедаться стал, считая Сергея соперником. Но девушка поступила мудро. Она составила график: один вечер оставался с ней спать Виктор, другой — Сергей. Потом у Виктора кончился отпуск, и он уехал в Москву. А Сергей охладел к танцам.

За окном с лязгом и грохотом проехал товарный состав.

Сергей посмотрел на Веру. Вера пила квас, такой холодный, что стакан запотел.

Вдруг он почувствовал, что не может здесь больше находиться. Он даже сам не понимал почему… Какая-то сила гнала сто прочь от этого стола. Он с трудом проглотил пищу, которую жевал…

— Сыночка, скушай уточку, — сказала Виктору Рита.

Никаких сил больше не было. Все! Сергей быстро вытер рот салфеткой.

— Спасибо, — сказал он. — Мне пора.

— Ну! А выпить за тебя, за Веру? — удивился отец.

— А как же покушать? — спросила Рита.

— В другой раз… Пошел я. Огромное спасибо. До свиданья! — Он быстро вышел из-за стола.

Вера бросилась за ним.

Хлопнула входная дверь.

— Да-а-а, — пробормотал Николай Семенович. — Познакомились…

Виктор засмеялся.

Сергей шел впереди, Вера едва поспевала за ним.

Соседи во дворе оглядывались на них. Большое впечатление производили оранжевые цветы на шортах Сергея.

"Откуда они у него? Какая тварь их сшила?" — думала Вера.

Они сели в трамвай, поехали на Правый берег города.

— …Вот я им говорю, сами бы пожили у меня… Жара сорок градусов, крыша раскаляется, — рассказывал, ни к кому не обращаясь, качаясь на не твердых ногах, пьяный старик в клетчатой рубахе, расстегнутой до пояса. — В мокрых простынях спим… Если дождь — тазов не хватает. Крыша дырявая… И комары жрут… Непонятно, говорю. Пятый этаж — комары…

Рядом с ним две женщины:

— Девку привел — старше его. Теперь целый день дома… Мне спокойно. По дворам бегать перестал, не пьет по подъездам. Пускай они дома делают чего захотят!..

— …Когда я болею, мне почему-то всегда хочется манной каши…

— …Лежу, рука отнялась, ног не чую… А он не смотрит на меня. С работы пришел, ест…

Минут двадцать тащились вдоль завода, дыша отвратительным химическим запахом.

Как все опротивело!.. Эти рожи… Потные жирные тетки с огромными сумками в руках, пузатые мужики с испитыми лицами… Тупо набивались они в вагон, давя и ненавидя друг друга только за то, что стояли рядом в этой пыли и жаре…

Во время Великой Отечественной войны город захватили немцы. Увели рабочих в концентрационные лагеря, посадили в газовые камеры, пустили газ…

Рабочие сидят и в домино играют. Добавили фашисты газу и смотрят в глазок. А в камере, не отрываясь от игры, один рабочий говорит другому: "Чуешь, что-то родным коксохимом запахло".

Это городской фольклор…

Сергею пришлось уступить место краснорожей мамаше с ребенком-стебельком на руках и девочкой лет десяти с пышным бантом на затылке.

— Ты как на меня смотришь?! Не вертись! — шпыняла ее мать, потом вытащила из сумки тонкую книжку: — На! Читай сказку про французских пионеров!..

На бледном личике ее маленького ребенка выделялись огромные, с синюшными веками глаза. Глаза беззащитные и бездонные, и беспредельное терпение в них. Как у Веры…

Эта хрупкая жизнь в распухших, потных руках матери, в отравленном воздухе приводила в отчаяние.

Господи! Да что же будет с этим ребенком?

Неужели он вырастет и станет таким же, как все эти туши вокруг? Из глаз уйдет все, что в них есть сейчас. И останутся тупость и озлобление. Озлобление и тупость.

— …Приношу им копию финансово-лицевого счета, выписку из домовой книги, говорят, нужно еще копии свидетельства о рождении Павлика, маминого свидетельства о браке и справку из бухгалтерии. В бухгалтерии справку не дают — за электричество задолженность. Свекровь целыми днями сидит, телевизор смотрит. Я ей говорю: "Мама, вы бы глаза для бытовых нужд поберегли". Она не видит ни черта…

Да что же с нами со всеми будет?..

Сергей поискал глазами Веру. Она была придавлена к окну траурным венком, который везла сидевшая рядом старуха. Как на всех городских венках, на этом из прозрачной вишневого цвета пластмассы были сделаны цветы. Бледно-зеленая бумага вырезана в форме еловых веток…

В общежитии Сергей первым делом пошел к умывальнику в противоположном конце коридора. Долго лил воду из-под крана себе на голову…

Ледяная вода медленно успокаивала…

Вера ждала его в комнате. Ждала нетерпеливо. Билась между рамами на окне муха, невидимая за наклеенными поверх стекла пожелтевшими газетами.

Выпитое за обедом вино еще не перестало кружить Вере голову. Хотелось яркого праздника и светлого веселья. Тем более что с родителями так хорошо все получилось.

Самое трудное, как казалось Вере, позади. Только Виктор торчал за столом, как заноза.

Вера прошлась по комнате. Сорвала раздражавшую ее листовку. Нетерпение ее увеличилось. Сергей все не шел.

Она расстегнула пуговицы впереди на платье, чтобы видна была часть груди. Так, чтобы сосок мелькнул, как бы случайно…

Этому Веру научила опытная Чистякова. Действует безотказно, утверждала она.

Приятная тяжесть между ногами томила Веру. Она стянула с себя трусики и бросила их на стул.

Появился наконец!

Лицо осунувшееся, усталое. С волос капает вода.

Вера почувствовала легкое разочарование. Будто бы и не пил!

— Сереж! — позвала она, потягиваясь.

Потом выгнулась грациозно, как кошка, сцепив замком руки на затылке, разводя локти как можно шире. Платье распахнулось.

Он увидел ее небольшие упругие груди, и тело его, руки вспомнили, какие они всегда прохладные.