Папа Фролов помолчал, глядя в пустой стакан, наконец нарек:

— Наверное, лучше, если она с тобой". Чем с каким-нибудь… Хотя, в общем-то, все равно… Овчарку спросить надо. Она психануть может…

Он трепетно относился к своей жене. Она была женщиной строгих правил и яростно эти правила отстаивала. "Ты прямо как овчарка, на людей кидаешься", — однажды по-молодости брякнул папа Фролов и получил такую взбучку что подумал про себя: "А ведь действительно овчарка".

С тех пор так и пошло. Самое печальное было то, что жена и внешне становилась похожа на собаку Постоянная глухая озлобленность заострила черты ее лица, лишив привлекательности.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Здание театра было построено в псевдоклассическом стиле, с колоннами и портиками внутри и снаружи.

Лена открыла дверь служебного входа, в вестибюле не было ни души. На столике вахтера валялся, торча спицами в разные стороны, недовязанный носок из грубой шерсти.

Коробка с чайниками и сумка с вещами оттягивали Лене руки. Она бродила по полутемным театральным коридорам, стуча в запертые двери главного режиссера, директора, заведующего труппой и литературной частью театра.

Нигде никого не было.

Лена набрела на буфет. Там сидел и ел сосиски мужчина лет тридцати пяти. Он с интересом осмотрел Лену и улыбнулся.

— Как мне Стрельникова найти, не знаете?

— В совхоз уехал, со спектаклем.

— Так у него же юбилей.

— Он даже в дни юбилея не забывает о крестьянах…

— А когда вернется?

— Часов в шесть.

Лена устало села на стул.

— А зачем он вам? — спросил мужчина.

— Да меня из Москвы прислали. С подарком от киноклуба.

— Интересно… А что за киноклуб?

— Ну киноклуб при кинотеатре… Стрельников у нас почетный член.

— И значит, вас прислали?

— Да. Больше ехать некому. Там одни пенсионеры.

— Зачем же вы туда ходите?

— Просто так.

— Есть хотите?

Лена кивнула.

— Сосиски будете? — Мужчина подошел к стойке буфета: — Галя!

Вышла буфетчица.

— Да я сама возьму, — сказала Лена.

— Ничего, не разорите… Вы у нас, можно сказать, почетный гость…

Лена сняла шубу, повесила на спинку стула.

— Значит, с подарком приехали… А как вас зовут?

— Лена.

— Олег… — Он поставил перед ней сосиски. — Что же никто не позвонил, не сообщил о вашем визите?

— Должна была звонить наша президентша Нина Павловна.

— Нина Павловна? — Олег усмехнулся. — Она теперь президент?

— Ну киноклуба президент…

— А что за подарок?

— A-а, маразм какой-то… — Лена пнула ногой коробку.

— Зачем же тогда дарить?.. Дарить надо ценные вещи, чтобы на века…

— Какие века в семьдесят пять лет?..

— Понятно… И где же вы собираетесь жить, Лена?

— Не знаю… Думала, Стрельников поможет как-нибудь… Теперь придется до шести ждать…

Олег вернулся к стойке буфета, взял стоящий там телефон, набрал номер.

— Надя? — сказал он в трубку. — Привет, это Олег Стрельников. Человека из Москвы поселить надо. На несколько дней… Ага… Сейчас придем… Вот, Лена. Все в порядке.

— Так вы, значит, сын Федора Федоровича? спросила Лена, когда, выйдя из театра, они сели в трамвай с обледенелыми стеклами.

— Значит, сын.

— Тоже в театре работаете?

— Нет. Я работаю рядом… А в театр прихожу обедать и крутить романы с артистками…

Город гордился своей единственной улицей с высотными домами, построенными несколько лет назад.

— А вот тут в детстве я с отцом клюкву собирал, — указал на них Олег. — Совершенно непонятно, как эти дома стоят… На болоте все…

В гостинице Лену поселили в одноместной комнате на восьмом этаже. Одно стекло было разбито, и окно заколочено фанерой.

Олег потрогал начинающую покрываться инеем фанеру. Телевизор был повернут к окну экраном, на нем лежала написанная от руки бумажка.

— "Пожалуйста, не включайте телевизор, он горит", — прочитал Олег. — И подпись: "Администрация".

Он набрал по телефону номер:

— Надя? Это Стрельников. Тут окно разбито!.. Ага… Ладно, ну давай, — он положил трубку. — Больше одноместных у нее нет… Вечером придет стекольщик. Потерпите?

Лена кивнула. Олег подошел к висящей на стене инструкции.

— "Если коридоры и лестничные клетки гостиницы задымлены или объяты пламенем, а покинуть номер нельзя, сохраняйте спокойствие! — прочитал он. — Закрытая, смоченная водой, хорошо уплотненная дверь надолго защитит вас от пожара. Подойдите к окну и взывайте о помощи…" Понятно? — Он обернулся к Лене.

Она сняла шапку, шубу и теперь ждала, когда он уйдет. Олег улыбнулся.

— Ну, Лена, не грустите и берегите подарок, — пожелал он на прощание.

Лена в нарядном платье, в туфлях на высоких каблуках стояла в коридоре у артистических уборных. С ней разговаривал Стрельников Федор Федорович, высокий седой старик с насмешливым взглядом.

— Вот раньше старые деревянные дома ломали, а теперь, наоборот, реставрируют, облик города восстанавливают. Специально из других мест привозят…

Он подвел Лену к окну.

— Видишь? Целую улицу сделали. А этот зеленый двухэтажный дом… видишь? Бывшее немецкое дворянское собрание. Потом ТЮЗ здесь был. Здесь, во дворе, я целовался с молоденькими артистками, — он подмигнул Лене. — Ну что, наш любимый киновед Нина Павловна на здоровье не жалуется?

— Нет вроде…

Мимо ходили артисты в разнообразных сценических костюмах и актрисы в вечерних платьях.

— А вон наш главный режиссер идет, — Стрельников улыбнулся лысеющему армянину, подвел к нему Лену: — Ашот Арамович, вот из Москвы человек приехал — представитель московских любителей кино. Зовут Лена.

Ашот Арамович пожал Лене руку:

— Вы пойдете после мебельной фабрики…

— Я думаю, лучше будет после приветствия райкома комсомола, — сказал стоявший невдалеке кудрявый человек с брюшком.

— Это наш директор, — сказал Стрельников.

— Зарамушкин.

Директор держат ее ладонь в своей и улыбался, заглядывая Лене в глаза. Казалось, он пытался намекнуть на что-то. Только Лене неинтересно было понимать на что.

— Ну я пойду сделаю себе умное лицо, чтоб с достойным видом принимать поздравления.

Стрельников ушел вместе с главным режиссером.

— Из Москвы приехали? — вкрадчиво спросил Зарамушкин.

— Да.

— Нравится вам у нас?.. Вы новый микрорайон видели? — Зарамушкин гордился: в новых домах он получил квартиру. — Там раньше болото было. Люди морошку собирали…

— И большевиков там расстреливали, — добавил, проходя мимо них, Олег Стрельников.

Юбилей Стрельникова начался с показа фрагментов из кинофильмов с его участием.

В первом Стрельников в милицейской форме с пистолетом в руке носился по темным улицам вслед за злодеем. Злодей му-жественно преодолевал возникающие на его пути препятствия. Стрельников делал то же самое…

В другом фрагменте Стрельников во фраке, с сигарой о зубах и хризантемой в петлице прижимал к себе декольтированную красотку, томно закатывающую глаза…

Потом зажглись огромные хрустальные люстры под потолком, на сцену дали свет.

Поприветствовав нарядно одетую публику, поблагодарив ее за аплодисменты, столь милые сердцу любого артиста, Стрельников начал неторопливо рассказывать:

— Родился я в 1914 году в Петербурге… Отец был офицером, Когда началась империалистическая война, он ушел на фронт… Честный, порядочный человек. Полковник Генерального штаба… После революции, во время Гражданской войны, его как белогвардейца расстреляли. Мы с мамой переехали в Оренбург к тетке, учительнице. Жили очень бедно. Мать служила прачкой. Там я школу кончал, там появились мои первые робкие способности актера в драматическом кружке. Все мне прочили большое будущее, я в это с удовольствием верил и поехал в Москву учиться на актера… Это уже шел тридцать третий год…