— Далеко — протянул Илья…
— Значит, любит! — глубоко вздохнула Лиза, и глаза ее затуманились…
— Любовь не картошка! — подмигнул ей Сергей, ухмыляясь. Но Лиза так посмотрела на него, что он смутился и пробормотал, трогая ус:
— Нет, а что? Я — ничего…
И только Николай поглядел вслед Алешке с недоброй усмешкой.
Чем дальше уходил Алешка, тем больше хмурилось небо. Он шел как раз в ту сторону, откуда, захватив полнеба, надвигалась черная зловещая туча.
Вскоре порыв ветра закрутил столбы пыли на дороге, понес сухие стебли. Откуда-то прикатилось, подпрыгивая, прошлогоднее перекати-поле…
Глухо прогремел вдалеке гром, потом еще раз, ближе и вдруг грянул прямо над головой. Алешка испуганно присел, опасливо глядя на небо, потом встал и словно заколебался, то ли идти дальше, то ли повернуть обратно…
Хлынул дождь. Алешка обернулся — буровой уже не было видно. Помедлив еще мгновение, он поднял воротник плаща, сунул руки глубоко в карманы и пошел вперед. Через несколько шагов он скрылся за струями крупного дождя.
Над переездом гроза уже прошла и громыхала где-то вдалеке. Но дождь не переставал идти и похоже было, что он зарядил надолго — все небо было обложено.
Донесся долгий и протяжный гудок паровоза, невидимого из-за дождя.
Тотчас же открылась дверь домика, и девушка поспешила закрыть шлагбаум. Подошел старик и, вглядываясь в серую мглу, заметил:
— Похоже, не придет нынче твой-то!
Девушка, которая тоже уже несколько раз всматривалась в даль, сердито ответила:
— Ну что вы заладили «не придет», «не придет»! И никакой он не мой. Не знаю, как его и зовут-то…
— Небось узнала бы, коль захотела, — усмехнулся старик.
— А зачем? Мне и свои вздыхатели во как надоели! — возразила девушка и провела рукой по горлу.
— Смотри, девка, — вздохнул старик, — с огнем играешься. Вот присушит тебя какой-нибудь…
— Ха! Не родился еще тот человек, чтоб присушить меня! — засмеялась девушка.
— Ну смотри, отольются кошке мышкины слезки!
Старик пошел в дом, девушка достала флажок.
Она напряженно смотрела сквозь пролетающие вагоны, словно хотела увидеть что-то на той стороне полотна.
Но поезд прошел, и дорога по-прежнему была пустынна.
Девушка медленно опустила флажок, но еще не трогалась с места. Потом пошла к дому.
Она шла, опустив голову, и, только взявшись за ручку двери, бросила рассеянный взгляд в ту сторону, и… замерла.
По дороге шел Алешка. Просто его ждали с другой стороны, откуда он всегда приходил раньше.
Алешка тоже увидел ее и остановился.
И так смотрели они друг на друга, не трогаясь с места.
Потом девушка медленно закрыла дверь. Она вошла в комнату с легкой улыбкой на губах и медленно прошлась по ней, склонив голову набок. Потом села, сложив руки на коленях, и снова улыбнулась каким-то своим тайным мыслям.
Старик, возившийся с самоваром, подозрительно посмотрел на нее.
— Ты чего? — спросил он, приглядываясь к ней.
— Ничего! — беспечно ответила девушка и снова заходила по комнате легкой танцующей походкой, бесцельно дотрагиваясь рукой до разных вещей.
Дед, присмотревшись к ней повнимательней, вдруг встал и направился к дверям.
…Алешка все еще стоял на прежнем месте. Дверь отворилась, и старик увидел Алешку. Улыбка мелькнула в его глазах, и он сказал:
— Ну, чего зря под дождем мокнуть? Заходи, коль пришел.
…Как только они вошли в комнату, девушка с любопытством посматривавшая до сих пор на двери, тотчас же напустила на себя самый неприступный вид.
— Ну? Как звать прикажешь? — спросил старик, обращаясь к Алешке.
— Алексеем, — смущенно улыбнулся Алешка и невольно бросил на девушку робкий взгляд.
Но она презрительно отвернулась.
— Доброе имя! — похвалил старик. — Значит, тезки будем, поскольку я тоже Алексей. Алексей Егорыч. А ее — Зинкой кличут, — кивнул он на девушку и тут же рассердился на нее. — А ты что, аршин проглотила? Прими плащик у человека, повесь посушить!
Но Зинка только дернула плечом и скрылась за печкой.
— Ох, кобяная девка! — проворчал старик. — Ты, Лексей, не обращай на нее внимания. Моим гостем будешь. Сейчас мы с тобой чайку заварим…
…И вот старик, крякнув, ставит на стол шипящий и потрескивающий самовар.
— Зинка! Давай чашки! — приказал он.
Зинка, чистившая за печкой картошку, сняла с полки две чашки и, поставив их на стол, снова скрылась за печкой.
Старик покосился на нее и продолжал разговор:
— Так, так… Значит, вы есть буровой отряд геологической партии. Ну, а позволь спросить, что же вы ищете? Золото аль серебро?
— Да нет, железную руду. Мы ее, собственно, не ищем. Ее уже до нас нашли, а мы уточняем размер месторождения, характер залегания пластов, — охотно пояснил Алешка.
— Ну и много там этой самой руды?
— Много. Уже сейчас разведано не менее ста миллионов тонн.
— Ну, скажи на милость! — восхитился старик и обернулся к Зинке. — А? Слышь, Зинка! А мы с тобой живем на этаком богатстве и ничего не ведаем. Интересно, а?
— Очень! — ледяным голосом ответила Зинка из-за печки.
Алешка заметно скис от этого тона. Старик нахмурился, но тут же с несколько преувеличенным интересом продолжал расспрос:
— Так, стало быть, тут и рудник в скором времени открыть могут?
— Конечно — пожал плечами приунывший Алешка.
— Скажи на милость! А, Зинка? — снова обратился старик к девушке, вышедшей из-за печи за полотенцем.
Зинка скорчила какую-то гримасу, но ответить не успела, так как Алексей Егорыч схватил ее за руку и силой усадил на табуретку.
— Да ты сядь! Не позорься перед человеком. Ну, сама посуди, что он про нас в столице рассказывать станет? Скажет, дикой какой-то народ живет… Сиди, не дури!
— Стало быть, Алексей, — снова обратился старик к Алешке, — у вас самая, что ни на есть первая должность — открывать людям богатства всякие. А? Что скажешь?
— Да, работа ничего, — несколько польщенный, ответил Алешка. — Интересная работа.
Он покосился на Зинку, но встретил такой взгляд, что поспешил отвести глаза.
— Но и нелегкая, должно быть, — сочувственно продолжал старик. — Все под открытым небом. И в дождь… И в холод…
— Ничего, привыкнуть можно, — вяло ответил Алешка, начиная уже тяготиться этим положением.
— Как же вы спите-то? У нас тут в степи ночи холодные бывают?.. А?
— Да у нас мешки есть. Специальные… Кругом вата, а сверху брезент…
— А пищу кто готовит?
— Да сами, кто ж еще, — неохотно начал Алешка, но вдруг невольно оживился. — Знаете, даже такой случай был. Один товарищ… стал лапшу варить… Так он ее сначала помыл… а потом в холодную воду и засыпал…
— Молодец! — прыснула Зинка.
И от того, что она наконец промолвила слово, Алешка пришел в страшное восхищение.
— Смешно, да? А знаете, это же я, я был, — твердил он в полном восторге. — Мне еще за это хотели ложек всыпать, а я испугался… Смешно, правда?
— Жутко смешно! — ледяным тоном ответила Зинка.
И бедный Алешка так и застыл с открытым ртом…
Неожиданно и поэтому особенно резко прозвучал телефонный звонок.
Старик снял телефонную трубку.
— Сорок шестой пост слушает!.. Понятно…
Он повесил трубку и пояснил:
— Товарный идет. В двадцать сорок.
— Кажется, я заболтался! — пробормотал Алешка. — Пожалуй, мне пора!
— Сиди, сиди! — поднялся старик. — Я встречу только…
— Да нет уж, мне пора!
— Сиди, деда, лучше уж я! — поднялась и Зинка.
Алешка молча подождал, пока Зинка зажгла фонарь, оделась, потом они вышли.
…Ночь была темная, в проводах тоненько насвистывал ветер. Издалека донесся гудок, потом шум поезда.
Яркая точка вдали все разгоралась и разгоралась. Зинка подняла фонарь с зеленым огнем. Наконец, осветив их прожектором, с грохотом промчался паровоз. Замелькали мокрые от дождя темные цистерны, платформы, груженные бесконечным рядом новеньких грузовиков, ящиками, штабелями досок.