- Спасибо, - негромко проговорил Юки. – Здесь так хорошо…
До их разрыва оставалось всего несколько дней.
Это произошло ночью.
Юноши спали, тесно прижавшись друг к другу. Поэтому, когда зазвонил телефон на прикроватной тумбочке, и Акутагава, аккуратно отодвинув руки Юки, пододвинулся к краю, тот невольно проснулся. Но глаз не открыл, потому что уже знал – такие ночные звонки окружены конфиденциальностью и скрывают за собой что-то, чего Юки не нужно знать.
- Я слушаю… Что? – Акутагава опустил ноги на пол и сел. – Хорошо, сейчас спущусь.
Он оглянулся на Юки, потом взял халат и бесшумно покинул спальню.
Юки знал, что не сможет удержаться. Что сейчас помедлит немного, покинет постель вслед за Акутагавой, и спустится вниз. Так он и поступил – повторив в точности те действия, которые совершил в сентябре, когда у дверей гостиной подслушивал разговор между генералом Хамао, Акутагавой и Ивом.
«Интересно, кто вызвал Акутагаву на этот раз? Кто?…»
- Кто тебя просил тащиться сюда? – доносился раздраженный голос Акутагавы из гостиной. – Ты поднял меня посреди ночи, чтобы засвидетельствовать свою любовь?
- Акутагава, извини. Так вышло, я не хотел причинять тебе беспокойства. Просто я возвращался из Берлина с саммита и решил – чего же мне спешить в Токио? Загляну к тебе, поздравлю с выпускным.
Голос показался Юки знакомым. Он немного отодвинул дверь-купе, и узрел в гостиной Коеси Мэриэмона. До этого Акутагава делал все, чтобы они лично не увиделись – это Юки вполне устраивало, но по телевизору он часто видел премьер-министра и не мог его сейчас не узнать. Сейчас этот внушительного вида человек разговаривал с сыном извиняющимся тоном. Акутагава курил, сидя на диване. Больше в гостиной никого не было.
- Ну вот, поздравил, - подытожил юноша. – Теперь что?
- Может, выпьем по такому случаю?
- Ты пей, а я не буду, - отказался Акутагава. – Где бар ты знаешь.
Некоторое время Коеси Мэриэмон возился у бара, смешивая себе коктейль. Он вернулся с бокалом и сел рядом с сыном, несмотря на то, что на диване было достаточно свободного пространства.
- Я уже подыскал тебе пиар-менеджера, - сообщил премьер-министр. – Очень талантливый малый, раскрутить может кого угодно. Он уже продумал все ходы, составил план действий. К тому времени как ты поступишь в университет, он запустит массовую рекламную акцию…
- Я не стиральный порошок, чтобы так выражаться, - заметил юноша.
- Зато тебя будут знать в каждом доме, в каждой квартире, все, Акутагава. Главное, чтобы не вышло осечки с «желтой» прессой. Ну, ты знаешь, как они любят под всё подкапываться.
- На что ты намекаешь?
Коеси Мэриэмон помялся немного, почти робко глядя на Акутагаву.
- Этот мальчишка. Что, если он о чем-нибудь проговорится?
- Не говори ерунды, отец.
- Но…
- Увянь, я сказал, - голос Акутагавы стал жестче. – Чтобы я не слышал больше этих намеков, ясно?
- Хорошо, как скажешь, - вздохнул мужчина и отхлебнул коктейль из стакана. – Если ты ему веришь, то, думаю, действительно не о чем волноваться.
- Тебе лучше следить за тем, чтобы информация не сочилась из твоих людей, как сок из выжатого лимона, - добавил юноша. – Они слишком много знают.
- Ты можешь выразиться конкретнее?
- Могу. Некоторые из твоих подданных знают, что я, когда мне было семь, присутствовал на казни этого корейца Муккдана. Вот это на самом деле плохо, это может повредить моему имиджу, если они начнут болтать.
- Хорошо, я позабочусь об этом. Если выясню, что кто-то слишком много болтает, тут же уберу. Впрочем, знать всего они, конечно, не могут.
- Хватает и того, что уже есть на слуху, отец. Ты хорошо потрудился, скрывая тот факт, что это я пристрелил Муккдана. Но слухи о том, что я был тогда на казни, всё равно распространились.
Юки не верил тому, что слышат его уши. Акутагава совершенно спокойным, обыденным тоном говорит «Я пристрелил» - то есть, значит, убил? А его отец так же спокойно слушает?! Для них это было явно не в новинку, они беседовали так, будто привыкли обсуждать между делом убийства…
- Ты тогда приятно удивил меня, - ласково произнес Коеси, придвигаясь к сыну еще ближе. – До этого ты, конечно, стрелял по консервным банкам. Но выстрелить в банку и выстрелить в голову живому человеку – это не одно и то же. У тебя совсем не дрожала рука, ты был спокоен и решителен, как и подобает якудза.
«О боже… Этого не может быть! Акутагава, что такое говорит о тебе твой отец?!»
Коеси Мэриэмон протянул руку и коснулся плеча Акутагавы, а оттуда вниз, к груди.
- Ты совсем не скучал по мне? – спросил мужчина.
- Мы оба занятые люди, отец. Разве здесь уместен этот вопрос?
- Мне вот дела не мешают думать о тебе, - Коеси положил ладонь на колено Акутагавы, отодвинув в сторону полы халата. Следом за этим он прижался с влажным поцелуем к изгибу шеи Акутагавы, который будто бы вовсе и не обращал внимания на действия своего отца.
Юки затрясло, когда он увидел это. Из его горла вырвался невольный возглас, и он, боясь быть обнаруженным, отпрянул. Бросившись к лестнице, он споткнулся и произвел шум. Через несколько секунд Акутагава, привлеченный звуками у лестницы, резко открыл дверь. И, естественно, увидел Юки.
- Ты? Что… - Акутагава по выражению лица юноши понял, что тот всё видел. – Юки… Юки!
Юки опрометью бросился наверх.
- Акутагава, что там такое? – в дверях показался Коеси Мэриэмон.
- Иди уже к чертям собачьим! - огрызнулся тот на отца. – Почему ты приехал? Ты все испортил!
Чертыхаясь, Акутагава, перепрыгивая через ступеньки, побежал наверх. В спальне Юки, сгорбившись, сидел в кресле, упершись локтями в колени и закрыв лицо ладонями. Когда он услышал, что вошел Акутагава, то, не поднимая лица, пробормотал:
- Что это было, Акутагава?!
Юноша ответил не сразу. Акутагава неотрывно смотрел на дрожащее тело Юки, и его лицо стало сначала напряженным, потом – смертельно усталым. Он сказал внезапно обесцветившимся голосом:
- Это была моя жизнь, Юки.
- Господи… Ты… Ты все-таки чертов якудза. И ты спишь с собственным отцом.
Акутагава побледнел и сжал зубы, когда Юки произнес это.
- Я не сплю с ним, - ответил он ровным тоном. – Я просто позволяю ему кое-что, и только.
- Зачем?
- Он хочет этого, а я…
- …А ты держишь его на коротком поводке, да? Как и Ива?… – перебил его Юки, и, наконец, поднял голову; его глаза были красными и вспухшими. – Ты завидный манипулятор. Знаешь своё дело. И ты не возразил мне, когда я назвал тебя якудза – значит, согласен.
- Это моя жизнь, Юки, - повторил Акутагава глухо.
- Ты действительно убил человека? – резко спросил юноша.
- Юки, тебе не следовало быть там. Зачем ты спрашиваешь? Ты итак знаешь ответ – «да». Да, я убил человека. И, если ты хочешь знать, я ничуть об этом не жалею. Тот человек заслужил собачьей смерти.
- Боже, - выдохнул Юки, бесконечно вытирая слезы, они всё текли по его лицу и никак не останавливались. – Акутагава, всё это время ты, получается, притворялся? Ты не говорил мне…
- Ты бы не принял этого.
- Потому что это ужасно, Акутагава!
- Весь мир ужасен, Юки. Ты живешь в царстве своих иллюзий, ты не знаешь истинных законов этого мира.
Они надолго замолчали. Акутагава ушел к окну и замер там.
- Знаешь, - Юки разглядывал свои руки, пока говорил эти слова, – хорошо, что это случилось. По крайней мере, ты больше не должен будешь меня обманывать и изворачиваться. Теперь я вижу тебя таким, какой ты есть. Всё прояснилось.
Акутагава молчал.
- Ты не собираешься меняться, Акутагава, это ясно как божий день. Я сейчас окончательно понял, чего ты хочешь на самом деле. Что ж, ты правильно сказал, это твоя жизнь – вот живи так, как хочешь. Только это не моя жизнь, Акутагава! Я не собираюсь жить как ты. И я не смогу быть с тобой поэтому, я не могу тебя принять таким.
Молчание…