И столь дурною,

Чтоб каждый от нее чуждался человек;

Иль дай ты ей в мужья, кто б всех сыскался хуже,

Чтобы нашла она себе тирана в муже

И мучила б себя,

Жестокого любя;

Чтоб тем краса ее увяла,

И чтобы я покойна стала».

Амур желал тогда пресечь

Сию просительную речь.

Хотя богинь он ведал свойство

Всегда соперниц клеветать,

Но должен был привесть в спокойство

Свою прогневанную мать

И ей впоследок обещать

За дерзость Душеньку порядком постращать.

Услышав те слова, амуры ужаснулись

Весельи ахнули и смехи содрогнулись

Одна Венера лишь довольна тем была.

Что гнев на Душеньку неправдой навлекла;

С улыбкою на всех кидая взор приятно,

Сама рядила путь во остров свой обратно

И для отличности такого торжества

Явила тут себя во славе божества.

Отставлена была воздушна колесница,

Которую везла крылатая станица,

С прохладным роздыхом, порозжую назад.

Богиня, учредив старинный свой парад

И в раковину сев, как пишут на картинах,

Пустилась по водам на двух больших дельфинах.

Амур, простря свой властный взор,

Подвигнул весь Нептунов двор.

Узря Венеру, резвы волны

Текут за ней, весельем полны.

Тритонов водяной народ

Выходит к ней из бездны вод;

Иной вокруг нее ныряет

И дерзки волны усмиряет;

Другой, крутясь во глубине,

Сбирает жемчуги на дне

И все сокровища из моря

Тащит повергнуть ей к стопам.

Иной, с чудовищами споря,

Претит касаться сим местам;

Другой, на козлы сев проворно,

Со встречными бранится вздорно,

Раздаться в сторону велит,

Вожжами гордо шевелит,

От камней дале путь свой правит

И дерзостных чудовищ давит.

Иной, с трезубчатым жезлом,

На ките впереди верхом,

Гоня далече всех с дороги,

Вокруг кидает взоры строги

И, чтобы всяк то ведать мог,

В коралльный громко трубит рог;

Другой, из краев самых дальных,

Успев приплыть к богине сей,

Несет обломок гор хрустальных

Наместо зеркала при ней.

Сей вид приятность обновляет

И радость на ее челе.

«О, если б вид сей, – он вещает, –

Остался вечно в хрустале!»

Но тщетно то Тритон желает:

Исчезнет сей призрак, как сон,

Останется один лишь камень,

А в сердце лишь несчастный пламень,

Которым втуне тлеет он.

Иной, пристав к богине в свиту,

От солнца ставит ей защиту

И прохлаждает жаркий луч,

Пуская кверху водный ключ.

Сирены, сладкие певицы,

Меж тем поют стихи ей в честь,

Мешают с быльми небылицы,

Ее стараясь превознесть.

Иные перед нею пляшут,

Другие во услугах тут,

Предупреждая всякий труд,

Богиню опахалом машут;

Другие ж на струях несясь,

Пышат в трудах по почте скорой

И от лугов, любимых Флорой,

Подносят ей цветочну вязь.

Сама Фетида их послала

Для малых и больших услуг,

И только для себя желала,

Чтоб дома был ее супруг.

В благоприятнейшей погоде

Не смеют бури там пристать,

Одни зефиры лишь в свободе

Венеру смеют лобызать.

Чудесным действием в то время,

Как в веяньи пшенично семя,

Летят обратно беглецы;

Зефиры, древни наглецы;

Иной власы ее взвевает,

Меж тем, открыв прелестну грудь,

Перестает на время дуть,

Власы с досадой опускает

И, с ними спутавшись летит.

Другой, неведомым языком,

Со вздохами и нежным криком

Любовь ей на ухо свистит.

Иной, пытаясь без надежды

Сорвать покров других красот,

В сердцах вертит ее одежды,

И падает без сил средь вод.

Другой в уста и очи дует

И их украдкою целует.

Гонясь за нею, волны там

Толкают в ревности друг друга,

Чтоб, вырвавшись скорей из круга,

Смиренно пасть к ее ногам;

И все в усердии Венеру

Желают провожать в Цитеру.

Не в долгом времени пришла к богине весть,

Которую Зефир спешил скорей принесть,

Что бедство Душеньки преходит всяку меру,

Что Душенька уже оставлена от всех

И что вздыхатели, как будто ей в посмех,

От всякой встречи с ней повсюду удалялись,

Или к отцу ее во двор хотя являлись,

Однако в Душеньку уж больше не влюблялись

И к ней не подходили вблизь,

А только издали ей близко поклонялись.

Такой чудес престранный род

Смутил во Греции народ.

Бывали там потопы, моры,

Пожары, хлеба недород,

Войны и внутренни раздоры,

Но случай сей для всех был нов.

Сказатели различных снов

И вопрошатели богов

О том имели разны споры.

Иной, напутав много врак,

Не сказывал ни так, ни сяк;

Но все согласно утверждали,

Что чуд подобных не видали

Во Греции с начала век.

Простой народ тогда в печали

К Венере вопиять притек:

«За что судьбы к народу гневны?

За что вздыхатели бежали от царевны?» –

Известно, что ее отменная краса

Противные тому являла чудеса.

Венера наконец решила всех судьбину:

Явила Греции сокрытую причину,

За что царева дочь теряет прежню честь,

За что против себя воздвигла вышню месть,

И с видом грозным и суровым

Царевым сродникам велела быть готовым

Еще к несчастьям новым,

Предвозвещая им на будущие дни

Беды и страшны муки,

Пока ее они

Не приведут к ней в руки.

Но царь и вся родня

Любили Душеньку без меры,

Без ней приятного не проводили дня, –

Могли ль предать ее на мщение Венеры?

И все в единый глас

Богине на отказ

Возопияли смело

Что то несбыточное дело.

Иные подняли на смех ее олтарь,

Другие стали горько плакать;

Другие ж, недослушав, такать,

Когда лишь слово скажет царь.

Иные Душеньке в утеху говорили,

Что толь особая вина

Для ней похвальна и славна,

Когда, во стыд богинь ее боготворили;

И что Венеры к ней и ненависть и месть

Ее умножат честь.

Царевне ж те слова, хотя и лестны были,

Но были ей милей,

Когда бы их сказал какой любовник ей.

От гордости она скрывала

Печаль свою при всех глазах

Но в тайне часто унывала,

Себя несчастной называла

И часто, в горестных слезах,

К Амуру вопияла:

«Амур, Амур, веселий бог!

За что ко мне суров и строг?

Давно ли все меня искали?

Давно ли все меня ласкали?

В победах я вела часы,

Могла пленять, любить по воле;