Здесь тоже не всё одинаково достоверно. Во-первых, Оар и Лик (если под ними разумеются те же реки, что и у К. Птолемея) нельзя отнести к большим рекам. Более или менее полноводными они могли быть только в пору весеннего половодья. Во-вторых, указание на то, что они текут из земли фиссагетов, можно понимать только в том смысле, что их истоки находятся в направлении земли фиссагетов. В этом смысле слова Геродота верны, т. к. истоки всех азовских рек этой части побережья находятся действительно на северо-востоке по отношению к своим устьям. Драгоценным для нас является указание на то, что Танаис и Сиргис вытекают из земли фиссагетов. В данном случае безразлично, которая из этих рек является Доном, а какая Донцом. Важно то, что обе они точнее определяют взаимное положение земель будинов и фиссагетов: раз фиссагеты живут (по Геродоту, § 22) северо-восточнее будинов, то землю будинов мы должны искать по крайней мере где-то юго-западнее Верхнего Дона, а Дон считать восточным рубежом области поиска земли будинов.

Вот с этим запасом геродотовских сведений о будинах и гелонах мы и должны приступить к уточнению местоположения их земель и выяснять те археологические памятники, которые можно с ними связывать. Учитывая противоречивость и взаимопогашаемость всех существующих гипотез о размещении будинов и гелонов (в тех случаях, когда гелонов не убирали с карты), нам необходимо, приступая к поиску, составить строгие «правила игры» или «условия задачи», которые заставили бы нас рассмотреть не выборочно, а в целостной системе все без исключения сведения о будинах и гелонах. Условия задачи исходя из всего вышесказанного таковы:

В качестве промежуточного этапа создадим условную модель изложенной в этих десяти пунктах ситуации.

На массив будинов с запада должен налегать массив невров, а с юга — гелонов. Массив невров захватывает правый берег Днепра; будино-гелонский массив расположен в Левобережье таким образом, что гелонская часть находится в лесостепи, а собственно будинская — в лесной зоне.

Опорными точками являются: город Гелон — Вельское городище на Ворскле и расстояние в 530 км к северу от угла Азовского моря, т. е. от устья Дона.

При перенесении этой условной схемы на археологическую карту скифского времени мы можем установить только одну-единственную ситуацию, удовлетворяющую всем десяти пунктам без исключения: невры — милоградская культура; будины — юхновская культура; гелоны — скифские культуры Левобережья. Что касается отождествления милоградской культуры с неврами, то это, как уже выяснено выше, после работ О. Н. Мельниковской можно считать надежно установленным.

Археологически определяемые невры-милоградцы действительно вселились в землю соседних будинов-юхновцев. Весь бассейн Снови севернее Чернигова является смешанной зоной милоградско-юхновской, т. е. невро-будинской. О. Н. Мельниковская не разработала подробно эту тему, т. к. она полагала вслед за многими исследователями, что будины жили непомерно далеко на восток от ареала милоградской культуры. Если же признать будинскую принадлежность юхновской культуры, то все становится на свои места. Тогда особое значение приобретает наблюдение этой исследовательницы о том, что вновь создающиеся на востоке (в соседстве с будинами или уже на будинской земле) милоградские поселки «возникают сразу как укреплённые поселения. Количество городищ очень велико, под городище занимался буквально каждый удобный мыс»[145]. Это означает, что продвижение невров к будинам осуществлялось вооруженной рукой.

Юхновская культура, тоже тщательно исследованная О. Н. Мельниковской[146], расположена целиком в лесной зоне. Больше того, ее юго-восточная и восточная границы идут строго по кромке лесной зоны. Прав Геродот и в отношении «разнообразных пород леса»: на территории юхновской культуры (бассейн Десны, Сейма и верхней Оки) росли дубравы, лиственно-хвойные леса и значительные массивы сосновых боров. Быть может, загадочное «поедание сосновых шишек» (§ 109) являлось всего-навсего шуткой южных земледельцев в адрес своих лесных соседей? Сосновые леса занимали на территории юхновцев около 12 000 кв. км. В деснинском Полесье водились и выдры и бобры.

Таким образом, природа, окружавшая юхновцев, полностью сходна с природой земли геродотовских будинов.

^{Будины, невры, гелоны (археологические культуры)}

Расстояние «от угла Меотиды» до начала лесной зоны и самых юго-восточных поселений юхновской культуры — 520–540 км, что поразительно точно соответствует 15 дням пути (533 км). Отклонение от направления на север — всего 30°.

Продолжим рассмотрение точных расстояний, указанных Геродотом. На северо-восток от будинов на расстоянии семи дней пути живут фиссагеты; я не вносил это указание в условия задачи, т. к. местоположение фиссагетов само по себе не может быть точно установлено и определяется лишь при отсчете от земли будинов. Семь дней пути — 240 км. Оказывается, что на значительном отрезке своей восточной границы, идущей по правому берегу верхней Оки, юхновская культура отделена от соседней городецкой культуры «пустыней» шириною в 170–200 км. Вот и намечаются не только будины, но и фиссагеты и разделяющая их пустыня без археологических памятников[147].

Для выяснения сложных взаимоотношений будинов-туземцев с пришельцами-гелонами нам необходимо выявить на пространстве между Днепром и Доном такую культуру предскифского времени, в гущу которой вклинялись бы племена скифского облика и которая обнаруживала бы, кроме того, связь с более поздней культурой скифского времени (но не скифского типа), расположенной в лесной зоне.

Такая культура на Левобережье Днепра хорошо известна — это бондарихинская (или марьяновско-бондарихинская) культура бронзового века, дожившая до VII в. до н. э. Ее ареал: Посеймье, верхнее течение Северского Донца и течение левых притоков Днепра. О связях бондарихинской культуры с юхновской исследователи пишут: «Дальнейшее развитие традиций марьяновско-бондарихинской культуры можно видеть в юхновской культуре на Десне и в курском Посеймье. Очевидно, бондарихинское население было вытеснено пришлыми сильными и воинственными скифскими племенами в районы левобережного Полесья — на Сейм и Десну… Не позднее середины VI в. до н. э. вся левобережная лесостепь вплоть до бассейна Сейма на севере становится ареалом распространения скифской культуры посульско-донецкого типа. Исследователи пришли к выводу, что бондарихинская культура не могла послужить генетической основой памятников скифского типа на всей этой территории ни в ее ворсклинском, ни в посульско-донецком варианте»[148]. «Скифские племена, — отмечает В. А. Ильинская, — появились в посульско-донецкой лесостепи сразу же после окончания переднеазиатских походов скифов. Они принесли с собою скифскую культуру келермесского типа»[149].