— Это невероятно! — говорила Бандра, почти крича, чтобы её было слышно за шумом толпы. — Сколько здесь народу?

— Обычно собирается где-то полмиллиона.

Бандро огляделась вокруг.

— Полмиллиона! Я не думаю, чтобы полмиллиона барастов вообще хоть когда-нибудь собирались вместе.

— Так почему вы празднуете новый год именно в этот день? — спросил Понтер. — Это не солнцестояние и не равноденствие.

— Гмм, — сказала Луиза. — Если честно, я не знаю. Мэри?

Мэри покачала головой.

— Без понятия. — Она заглянула Луизе в глаза и попыталась изобразить её квебекский акцент, перекрикивая при этом гомон толпы. — Но любой день подходит, чтоб устроить фи-и-есту! — Нет, улыбку на её лице увидеть пока не удастся; ещё слишком рано.

— Так что же будет сегодня вечером? — спросил Адекор.

Всё вокруг было залито неоновыми огнями.

— Видите вон то здание? — спросила Мэри, указывая рукой.

Адекор и Понтер кивнули.

— Когда-то там располагалась главная редакция газеты «Нью-Йорк Таймс» — вот почему это место зовётся Таймс-сквер. Так вот, видите флагшток на самом верху? Его высота семьдесят семь футов. Огромный шар весом в тысячу фунтов начнёт спускаться по этому флагштоку ровно в 23:59, и ему понадобится ровно шестьдесят секунд, чтобы достичь нижней точки. Когда это произойдёт, это будет знаком начала нового года, и начнётся грандиозное шоу фейерверков. — У Мэри была в руках сумка; все присутствующие получили такие в подарок от Департамента содействия бизнесу Таймс-сквер. — Когда шар коснётся нижней точки, полагается расцеловать тех, кого вы любите и крикнуть «С Новым годом». Но вам ещё надо будет подбросить в воздух содержимое ваших сумок. Они наполнены маленькими кусочками бумаги, которые назваются конфетти.

Адекор покачал головой.

— Сложный ритуал.

— Звучит восхитительно! — сказала Бандра. — Я думаю… Изумление! Изумление!

— Что? — не поняла Мэри.

Бандра показала куда-то ей за спину.

— Это мы!

Мэри повернулась. Один из гигантских телеэкранов показывал Бандру и Мэри. На глазах у Мэри — это и правда было захватывающее зрелище — камера переместилась влево и показала Понтера и Адекора. Впрочем, через несколько секунд на экране появился мэр Нью-Йорка, машущий толпе. Мэри снова повернулась к остальным.

— Наше присутсвие не прошло незамеченным, — сказала она, улыбаясь.

Понтер рассмеялся.

— О, мы к этому уже привыкли.

— Вы приходите сюда каждый год? — спросил Адекор.

С неба падал негустой снег, и дыхание Мэри было ясно видно в холодном воздухе.

— Я? Я никогда здесь не была — но я каждый год смотрю эту церемонию по телевизору вместе с примерно 300 миллионами других людей по всему миру. Это уже традиция.

— Который сейчас час? — спросил Понтер.

Мэри глянула на часы; неонового света вокруг было достаточно, чтобы рассмотреть стрелки.

— Ещё только 23:30, — сказала она.

— О-о-о! — сказала Бандра, снова указывая на экран. — Теперь очередь Лу!

Гигантский экран теперь показывал крупным планом прекрасное лицо Луизы и то, как она очаровательно улыбается, заметив своё лицо на экране. Раздались одобрительные крики десятка тысяч мужских голосов. Что же, Памела Андерсон тоже начинала с появления на джамботроне[54]…

Изображение сменилось, и в кадре появился Дик Кларк в чёрном шёлковом пиджаке, стоящий на широком помосте, окружённом сотнями розовых и прозрачных воздушных шаров.

— Здравствуй, мир! — крикнул он, и потом, словно поправляя себя, с идеальной белозубой улыбкой: — Здравствуйте, миры!

Толпа взорвалась криками. Мэри начала хлопать в ладоши одетыми в варежки руками.

— И снова добро пожаловать на Рок-н-рольный новогодний бал Дика Кларка!

Снова крики. Повсюду вокруг них люди махали маленькими американскими флажками, которые раздавали вместе с сумками с конфетти.

— Это был потрясающий год, — сказал Кларк. — Год, в котором мы встретились с нашими давно потерянными братьями, неандертальцами. — На экране крупным планом появился Понтер, которому потребовалась секунда, чтобы определить место, откуда его снимают и помахать прямо в камеру — лицевая панель Хака ярко блестела в неоновой радуге.

Толпа начала скандировать: «Пон-тер! Пон-тер! Пон-тер!»

Мэри чувствовала, что вот-вот лопнет от гордости. Дик Кларк, однако, повёл свою речь дальше.

— Сегодня ночью наряду с известнейшими музыкальными коллективами нашего мира Крек Доналт исполнит своё величайшее произведение «Двое становятся Одним» — прямая трансляция из нашей студии в Голливуде. Но прямо сейчас мы… сэр, сэр, простите, но вы должны уйти.

Мэри растерянно смотрела на гигантский экран. Кларк был на помосте один.

— Простите сэр, но мы в эфире, — произнёс Кларк, обращаясь к пустому месту. Потом он повернулся и крикнул: — Мэтт, мы можем вывести отсюда этого клоуна?

По толпе пробежал ропот. Какую бы шутку ни пытался отколоть Кларк, она явно не сработала. Даже Бандра склонилась к Мэри и сказала:

— Похоже, он облажался…

Внезапно стоявший до тех пор спиной к ним мужчина развернулся — непростое дело, если принять во внимание, что люди стояли как поленья в поленнице. Глядя прямо на Понтера, он сказал:

— Господи, это ты! Это ты!

Понтер вежливо улыбнулся.

— Да, я…

Но мужчина, выпучив глаза, оттолкнул Понтера в сторону и снова сказал: — Это ты! Это ты! — Похоже, он был решительно настроен идти прямиком сквозь толпу, и толпа, по большей части, расступалась перед ним.

— Иисусе! — вскричала женщина рядом с Бандрой, но Мэри не заметила, что могло её так расстроить. Она повернулась посмотреть на мужчину, который прошёл мимо Понтера и, к своему изумлению, обнаружила, что тот опускается на колени.

Из громкоговорителей снова донёсся голос Дика Кларка; в нём слышалась паника.

— Я не могу это сделать, пока он здесь!

Мэри ощутила, как вдруг резко пересохло в горле. Она протянула левую руку, пытаясь опереться на что-нибудь, чтобы не упасть. Бандра схватила её за руку.

— Мэри, с тобой всё хорошо?

Мэри заставила себя коротко кивнуть.

— Иисусе! — снова закричала женщина.

Но Мэри покачала головой.

— Нет, — сказала она едва слышно.

Нет, то был не Иисус.

То была Мария.

Пресвятая Дева Мария!

— Понтер, — позвала Мэри дрожащим голосом. — Понтер, ты видишь её? Ты видишь её?

— Кого? — спросил Понтер.

— Она прямо здесь, — сказала Мэри, показывая — и тут же одёрнула руку и перекрестилась. — Она прямо здесь!

— Мэре, здесь полмиллиона человек…

— Но она светится… — тихо сказала Мэри.

Понтер повернулся к Луизе, и Мэри заставила себя на секунду взглянуть в том направлении. Луизины карие глаза округлились, и она шептала что-то снова и снова, слишком тихо, чтобы Мэри могла услышать, но губы складывались в «Mon Dieu, mon Dieu, mon Dieu…»

— Видишь! — сказала Мэри. — Луиза тоже её видит! — Но ещё не договорив, Мэри засомневалась: к Деве, пусть и Пресвятой, вроде бы не обращаются словами «Боже мой, Боже мой, Боже мой…»

Взгляд Мэри словно сам собой сместился обратно к светящейся фигуре, стоящей прямо перед ней в окружении вздымающихся к небу зданий.

Бандра всё ещё держала Мэри за руку. Женщина по другую сторону от неё упала на колени.

— Мария! — воскликнула она. — Пресвятая Дева Мария!

Но она смотрела в совершенно другую сторону.

— Смотрите, — раздался голос — один из десятков тысяч звучащих одновременно голосов, но Мэри почему-то выделила его на общем фоне. — Корабль пришельцев!

Мэри подняла взгляд. Прожекторы шарили по чёрному пустому небу.

— Мэре! — Голос Понтера. — Мэре, что с тобой? Что происходит?

Человек впереди Мэри повернулся и запустил руку за пазуху. На какие-то полсекунды Мэри показалось, что он достаёт пистолет, но на свет появился толстый бумажник, набитый наличными. Он раскрыл его.