Хассан в своем аскетизме, в своей целеустремленности был идеальным революционным вождем и конспиратором. Сообщалось, что он более тридцати лет безвылазно сидел в своем домике в крепости, выходил лишь дважды и дважды появлялся на крыше. Невидимость увеличивала его власть. Из своего уединения он укреплял оборонительные сооружения Аламута, очищал ряды своих последователей (даже предал смерти двух сыновей), и продолжал стратегию захвата горных позиций. Возвел свою власть до тирании над жизнью и душой. Воля Старца представляла собой волю имама, халифа и таким образом волю Бога. Склоняя гарнизоны на свою сторону и убивая местных правителей, он захватывал крепости и терроризировал суннитов, как персов, так и турок. Заговору немногих решительных, как всегда, не могли противостоять трусливые многие. По примеру самого Мухаммеда, который бежал в Медину, чтобы собрать подкрепление и отвоевать Мекку и всю Аравию, Хассан надеялся захватить весь Багдадский халифат.

Хассан, используя свою власть и наркотики, учил фидаинов слепому повиновению, подобно японским летчикам-камикадзе во время Второй мировой войны, они приветствовали смерть при попытке совершить убийство. В виде оружия они предпочитали кинжал, в виде места казни — двор мечети. Презирали использование яда и закулисных интриг, у них существовал кодекс воинов, а не гаремных убийц. Легенда повествует о матери фидаина, которая обрадовалась при вести, что ее сын погиб, пытаясь убить правителя, а когда он вернулся живым, облеклась в траур. Подобные легенды возникали вокруг других верных фидаинов, которые закалывались или бросались на скалы под стенами парапета, чтобы продемонстрировать послушание приказам Старца.

Подобно мафии позднейших времен, ассассины предпочитали обещаниям покровительства угрозы смерти. Этот способ помог расшатать Турецкую империю и раздробить еще больше раздробленный арабский мир. Подозрения вызывали мятежи, убийство было обычным методом королевского правления. Пришедшие в Святую Землю крестоносцы встретили разделенного, дезорганизованного ассассинами противника. Возможно, Хассан не собирался помогать вторгшимся христианам; но он помог крестоносцам укрепиться в Леванте.

Основатель ордена храмовников Гуго де Пайен знал об ассассинах, создавая свою организацию. Христианские и мусульманские военные ордены знали о существовании друг друга в Сирии до 1128 года, когда был написан устав храмовников. Даже цвета, что носили эти рыцари, красные кресты на белом поле, были теми же, что у рафиков ассассинов, которые носили красные шапки и пояса и белые бурнусы. Кое-кто утверждает, что храмовники приняли ассассинские «цвета невинности и крови, чистой преданности и убийства» только потому, что их соперники-госпитальеры одевались в черное. Как бы то ни было, обязанности храмовников были буквально теми же, что у ассассинов — служить независимой силой на стороне своей веры.

Когда ассассины убили графа Триполийского, храмовники заставили их сирийскую ветвь платить ежегодную дань. А когда шиитский халифат Фатимидов в конце концов пал в Египте, ассассины в Сирии пришли в такое отчаяние, что выказали желание обратиться в христианство. Однако храмовники уже не хотели терять дохода от их дани. Они убили ассассинских послов, когда те возвращались после переговоров с иерусалимским королем. Это положило конец взаимодействию двух военных орденов, христианского и мусульманского. Столь же опрометчивые решения Великого магистра храмовников в 1187 году положили конец Иерусалимскому королевству. За три года до этого андалусский путешественник ибн Джубаир отметил полное взаимопонимание и уважение христиан и мусульман к правам друг друга вести торговлю в Палестине. Но это дело было обречено, так как блестящий курдский полководец Саладин сумел объединить разрозненные мусульманские государства в джихаде, священной войне против неверных, после того, как франки устроили набеги на торговые пути в Красном море и на шедшие к Мекке караваны паломников. Он отправил на разведку войско в семь тысяч всадников с охранным свидетельством, однако на него напали храмовники с госпитальерами и оказались разбиты. Уцелевшие рыцари бранили иерусалимского короля за ведение дел с мусульманами, хотя сами занимались этим девяносто лет. Они убедили его выступить и дать бой объединенной армии Саладина.

Близ горы Рога, Хиттина христианская армия оказалась в западне без воды и была разгромлена. На сей раз Саладин отказался от политики милосердия и наказал вероломство неверных. Всех пленников из рыцарских орденов обезглавили члены мусульманского ордена суфиев. Однако по контрасту с христианами, устроившими в Иерусалиме резню мирных жителей во время Первого крестового похода, Саладин пощадил священный город. Вождь сопротивления, Балиан Ибелинский, угрожал уничтожить Иерусалим, в том числе и Купол Скалы, если защитников не отпустят под выкуп, и Саладин принял эти условия. Он даже выставил охрану в священных для христиан местах и отказался уничтожать Храм Гроба Господня в отместку за жестокость христиан при взятии Иерусалима. Мечеть Аль-Акса вновь стала мусульманской святыней после того, как ее стены опрыскали розовой водой.

Падение Иерусалима положило конец назначению ордена храмовников, так как его рыцари были стражами Храма Соломона и защитниками христианских паломников по святым местам, теперь оказавшихся в руках мусульман. Храмовникам, хотя их орден просуществовал еще сто двадцать лет, нужно было искать новую роль. Они отступили к морю и стали строить там крепости, готовясь к новому крестовому походу, чтобы отвоевать Иерусалим. Только Третий крестовый поход с королем Ричардом Первым Английским приблизился к достижению этой цели; но Саладин оказался достойным соперником самого Ричарда Львиное Сердце. Храмовники все больше и больше становились торговцами, банкирами и управляющими своих имений.

Предзнаменованием их судьбы явился очередной крестовый поход, теперь устроенный христианами против христиан во Франции. Жертв его, катаров, или «чистых», назвали еретиками, как со временем назовут и храмовников. Со времени основания ордена Гуго де Пайеном храмовники были тесно связаны с дворами Шампани, Прованса и Лангедока. Авторы средневековых романов сделали их рыцарями Грааля. Покровители культуры на юге Франции, определенно самые богатые и цивилизованные в Европе XII века, поддерживали крестовые походы и гибли, содействуя им. Но короли Франции стремились подчинить себе независимые владения юга, а римские папы не доверяли растущему влиянию катарских священников, именуемых perfecti[15], которые хотели реформировать веру.

И катары, и храмовники подвергались влиянию суфийских, манихейских и исламских доктрин, а также раннего христианства и каббалы. Они верили, что плоть греховна, что жизнь представляет собой восхождение к духу, а не поиски Грааля. Причиной создания человека считался Люцифер или Дьявол. Платон был прав в «Горгии», цитируя Еврипида: «Кто знает, не смерть ли жизнь, и не жизнь ли смерть?». Прав также король в поэме Генриха фон дем Тюрлина «Корона»: «Мы только кажемся живыми, на самом деле мы мертвы». Perfecti вели посвящаемых на стезю духа через мистический праздник под названием manisola и невинный поцелуй приема в веру; именуемый «утешение», consolamentum. Эта религия определенно была более чистой и личностной, чем католичество того времени, потому что индивид спасал душу аскетическим образом жизни. Влияние катаров очевидно в поиске Грааля и первом походе крестоносцев для завоевания священного города Иерусалима. Было трагедией, что альбигойский крестовый поход обратился против первопричины предыдущих крестовых походов.

Города и земли Лангедока были так же дочиста разграблены бедными рыцарями-наемниками, как до того Святая Земля. Как и следовало ожидать, последний замок катаров в Монсегюре сочли Замком Грааля, где perfecti были обеспечены духовная пища и жизнь. Считалось что чаша, которую использовали в празднике manisola, была тайно вынесена из Монсегюра до его падения и зарыта — еще один подлинный Грааль — в пещерах под крепостью. Хотя некоторые из храмовников участвовали в альбигойском крестовом походе, большинство уцелевших рыцарей-катаров было принято в военный орден Соломонова храма, пронизанный восточными влияниями. Однако еще один король, Филипп Французский, обрушился на самих храмовников из-за их богатства, могущества и ереси. Новые европейские королевства могли одобрять крестовые походы для освобождения священного города Иерусалима, но не хотели терпеть тайное государство в своих государствах, какой бы священной ни представлялась его цель.