В Идзуно и Карисики только четыре дома христиан, прочие потеряли веру.

С сегодняшнего Собора к ведению Такахаси присоединились еще Савабе и Каннари, значит, он еще меньше будет иметь возможность удовлетворять христиан проповедью; новым же слушателям совсем некогда будет ему говорить, хоть бы таковые и явились; впрочем, имеется в виду ему лишь хранить и по возможности одушевлять прежних христиан. Толковал я ему вчера, что для сего нужно ему не лениться посещать христиан, но не засиживаться, чтобы не мешать их делам, а будучи в доме полчаса непременно поучать, а не разводить пустых речей, чего христиане очень не любят в катихизаторах. Хотел сделать ему выговор за леность, но о. Иов говорит, что в сущности он не ленив, а не совсем здоров: раз в месяц, с ним бывает какой–то припадок, в котором он совсем теряет сознание; и вправду, он какой–то неестественный: в двадцать пять лет уже совсем лысый, весьма бледный; жаль, а способности хорошие и учение знает хорошо, — если бы живость и ревность, мог бы все свои места одушевить.

Тихон Сунгияма об Исиномаки: новых слушателей только трое; проповедь в пятницу только, потому кое–кому говорит учение в неопределенное время, больше у него ничего и нет. Видно, что опять опустился. Нужно в новое место; кстати, в Иеногава и Накасима его и просят. Слаб волей сей человек, на каждом новом месте немножко встрепенется, потом опять ослабел.

Моисей Симотомае говорит: в Исиномаки у него новых слушателей десять, до наводнения были два раза в день проповеди, ныне раз или совсем нет.

В Минато шесть новых слушателей в трех домах, куда он и ходит три раза в неделю.

В Кама один дом христианский, туда ходит каждый месяц пятнадцатого и двадцать восьмого числа и проводит целый день, делая коонги; слушателей до двадцати.

Николай Явата говорит: каждую неделю четыре дня проводит в Санума, остальные три дня в Иосида, Енеока, Кагано, Минаката.

В Кагано жена помешанного бывшего катихизатора Малахия, разведшаяся с ним и ныне состоящая за другим мужем; христианского настроения не потеряла, а хочет обратить нынешнего мужа в христианство; слушателей здесь собирается до тридцати (будто?).

В Енеока в четырех домах четырнадцать–пятнадцать христиан, и все собираются на вечер, когда Явата приходит для проповеди; кроме того, язычников собирается десять–четырнадцать человек; здесь христианин Захария Като очень усердный хлопотун.

В Есида христиан около десяти, язычников собирается слушать четырнадцать–пятнадцать человек. Здесь, в Санума, в среду на проповедь его собираются до десяти человек. Всех надежных слушателей у пего во всех местах до тридцати.

(По этим местам, Явата говорит, часто бродят католический патер Мор и протестантский миссионер Джон; ходят один всегда за другим и хулят один другого учение; от обоих, конечно, достается и православию; впрочем, этот Мор какой–то совсем особенный патер; приходит на станцию в Сендае встречать меня, как сам говорит, хотя я его не заметил, потом в Сендае приходил слушать мою проповедь, здесь в Санума приходил смотреть церковь и говорил катихизатору, что наши веры почти одно и то же. Такое миролюбие не в обычае католических веропроповедников; не ловушка ли — тоже? На все, мол, лады у нас.)

По словам о. Иова и Николая Явата, здешняя Церковь (в Санума) в упадке, по безденежью христиан, все в долг живут; общество кооцууся, когда процветало, приучило их к роскоши, а по распадении оставило их всех в долгах. Ныне храм нужно поправить — крыша погнулась, потолок опустился, штукатурка опадает, но средств нет. Хотят разрушить этот храм тем более, что и земля чужая, хотя и нанята с мейдзи 11–го года на пятьдесят лет, и построить небольшой, но и на это нужны деньги; хотят иные снять черепичную крышу и покрыть […], но — некрасиво. Не знаю, как они поступят. Денег у них, впрочем, есть сто ен, собранных христианами; процентами с них уплачивается ежемесячная рента за землю под Церковью. — Церковное же здание здесь действительно поместительное: наверху Церковь, и половину которой не занимают нынешние христиане; внизу комнаты для священника, катихизатора, большая комната для проповеди, кладовая кухни, запасные две комнаты, в которых я ныне помещаюсь, — в первый раз за время путешествия имея удовольствие остановиться в комнате на иностранный манер.

Христиане и здесь не соблюдают поста, беда с ними! Вчера, в среду: «Братия желают угостить вас трапезой», — «Спасибо, давайте». И приносят; мясо, курицу, яичницу! Отослал все обратно и велел дать какой–нибудь зелени, что и пожевал с рисом. А о. Иов произгневил: «Говорил я им, да что ж с ними станешь делать!» — Точно это и оправдание.

Однако — половина восьмого, пора идти на проповедь, говорят, собралось больше ста язычников; Накагава и о. Иов говорят им прежде.

19 октября нового стиля 1889. Суббота.

В шестом часу утра, в Сендае.

Вчера в пять часов, выехали из Санума и, переменивши тележку в Фурукава, в четыре вечера прибыли в Сендай.

Здесь христиане ждали с совещанием насчет постройки здешнего храма. Вечером, когда много собралось, — был, между прочим, и Петр Оодадзуме, ныне чиновник, приглашенный тоже для совещания о сем, — Василий Вакуя, от лица семи сицудзи начал излагать свои соображения. За две тысячи ен, мол, такой храм, как на плане, привезенном мною из Токио, не построить, тем более, что нужно иметь в виду и очистку места, ограду и тому подобное. Долго–долго толковал, что никакой нельзя построить за две тысячи. Все молчали, и я молчал. Один Петр Оодадзуме возражал, что все же нужно сделать хоть смету, — авось можно. «Но нельзя — да и только!» Впечатление выходило такое, что нужно бросить все дела, — чисто по–сендайски! Потому — строить храм человек на двести (по плану на пятьсот) — к чему же, когда он и теперь был бы тесен, если христиане все собрались, — строить нагае к чему же, когда и теперешнее здание — тоже. Итак, бросить, да и только! Я не выдержал, наконец, и сильно укорил их. Не достанет двух тысяч, так почему же они не дадут средств больше? Сам же Вакуя, если захочет, двадцать пять ен может пожертвовать, Итабаси тоже, да и все, если захотят, без продажи своих домов (о чем заикнулись было, когда зашла речь о пожертвовании) и не входя в долг, может сколько–нибудь дать на храм: источники средств в их личных силах, молодости, труде и усердии. Рассказал им назидательный пример недавнего пожертвования верующими в Коодзимаци на расширение женской школы больше двухсот ен в какие–нибудь полчаса, также пример пожертвования христианами Санума на освященную утварь своих головных украшений. Не мог не коснуться укора о. Петра Сасагава, по которому, кажется, все всегда будет невозможно; печально очень его слабость духа, тогда как он мог бы всех одушевлять, будь у него то настроение, какое сказывается и теперь, а сказывалось еще больше в былые времена у его сверстника Петра Оодадзуме. Укор, кажется, произвел отрезвляющее действие; Василий Вакуя благодарил, хотя и сконфуженный, и говорил, отныне иначе будем рассуждать. Я обещал вновь половину того, что не достанет: не достанет тысячу, так пусть они сами пожертвуют пятьсот, другие пятьсот я добуду им с Божией помощью из России, —-не достанет двух, пусть тысячу сами и так далее, без их же старания я не могу помогать им — это значило бы поощрять их леность и слабость христианского духа, ибо и благодать Божия не помогает берегущимся употребления своих сил и усилий.

Вечер кончился увещаниями о. Петру, диакону Иоанну Катакура и катихизатору Василию Хариу воодушевлять христиан, а также всячески стараться поднять ослабевших в вере, что они могут сделать, только часто посещая их и поучая.

Ныне готов отправиться по чугунке в Токио, чем и закончится нынешняя поездка на север для участвования в фукёоквай.

Р. S. В Токио прибыл в субботу вечером во время всенощной.

Церкви в Нагоя, Оосака

и других местах приходов священников:

Матфея Кангета и Иоанна Оно

Октябрь и ноябрь 1889 г.