Мальчик так удивился, что вытащил палец изо рта.

– Ко мне?!

– Это шутка. Я к твоему папе. Где он?

– На работе.

– А где он работает?

– На космодроме.

– Великолепно!

– Почему?

– Быстро Борис Емельянович устроился. Я и не ожидала.

– Так ты к дедушке Боре? – Догадался мальчик.

– Дядя Боря – это твой дедушка? – Смутилась я. – Я и не знала. И где он?

– Там, – кивнул мальчишка. – В доме. – И, потеряв всякий интерес к моей особе, на третьей скорости умчался по своим делам.

Я побрела по саду. Точнее, садом это можно было назвать с большой натяжкой, скорее тут подошло бы название "садовый участок". Несколько чахлых яблонь, аккуратно огороженные кустики смородины и крыжовника, вдалеке – крохотный деревянный сарайчик с покосившейся крышей… Ни дать ни взять какая-нибудь старинная деревня из гравюры!

Я аккуратно прошла по дорожке, выложенной из гравия. Мельком успела подумать, что, похоже, стройматериал из нашей резиденции – нижние террасы у нас тоже выложены точно такими же камушками. Интересно, дядя Боря их выписал по льготной цене или просто воспользовался служебным положением и тупо перевёз их сюда?

Губы невольно скривила улыбка. Хоть маленький, но фактик, а самое главное – против Бориса Емельяновича.

Если нужно – воспользуюсь. Вообще-то я приехала извиняться, но ещё непонятно, куда выведет разговор. Нельзя исключать возможности, что, после того, как я его подставила, бывший начальник охраны меня и на порог не захочет пускать. Я ведь тоже могу здорово разозлиться…

Но мои опасения не оправдались. Не успела я взобраться на высокое деревянное крыльцо и поднять руку к звонку, дверь распахнулась. Прямо передо мной оказался Борис Емельянович. За, то время, что я его не видела, он здорово изменился – чуть похудел, осунулся, даже цвет лица стал вроде бы немножко другим – загорел он, что ли. Хотя, может быть, мне всё это показалось из-за того, что я привыкла видеть его в форме, а сейчас Борис Емельянович был одет в простой спортивный костюм.

Некоторое время мы разглядывали друг друга. Сначала дядя Боря смотрел на меня так, словно не узнавал, потом на его лице появилось некоторое замешательство.

– Полина… – Он запнулся и с видимым усилием докончил. – …Германовна?

Я поморщилась:

– Давай без официоза?

– Как хочешь.

– Можно пройти?

Он неловко посторонился, пропуская меня внутрь дома:

– Только там не прибрано…

– Я не из санитарной инспекции.

Проходя мимо хозяина дома, я уловила сильный запах алкоголя. Этого ещё не хватало! Ладно, будем думать, что наш бывший начальник не спивается, а акция, в результате которой он приобрёл такое амбре – одноразовая.

Очень скоро мне стало ясно, что первой я пошла зря: прихожая оказалась затхлой и тёмной, заставленной какой-то старой полусломанной мебелью. Я пробиралась вперёд, надеясь, что иду правильно, и бормотала под нос всякие ругательства. Не представляю, как можно жить в таком бардаке! Не буду говорить про себя, всё-таки весовая категория моего жилья совсем другая, но у Мишутки на Цитрее в самом обычном сарае, где хранится садовый инвентарь и всякие хозяйственные мелочи, порядка гораздо больше.

А что находится там, в доме, даже смотреть не хочется!

Я остановилась.

– Знаешь что, дядь Борь, давай лучше на улице поговорим. Вы были правы.

И сама себя поймала на том, что чуть ли не впервые в жизни обратилась к Борису Емельяновичу на "вы". Чует кошка, чьё мясо съела – так что ли?

Мы выбрались наружу. Не сговариваясь, чуть прошли по дорожке и устроились на скамейке под развесистым деревом. Я не очень разбираюсь в растениях средних широт, но мне кажется, что эта был классический клён.

– Ну, привет, дядь Борь!

– Здравствуй!

– Как ты?

– Как видишь. Живой, здоровый – чего ещё нужно?

– Я с Женькой познакомилась. Занятный пацанчик.

– Мой внук. Третий уже.

– Угу. Сколько ему?

– Четыре с половиной.

– Я думала, больше. Слишком хорошо говорит.

– Как и все дети.

– Я думала, только суперы начинают так рано говорить, а остальные лет в шесть-семь.

– Ты слишком плохо знаешь обычных детей.

– Может быть.

Я не знала, как можно начать нужный разговор. О чём ещё можно поговорить? О погоде, что ли?

Борис Емельянович помог мне.

– Ты сюда по делу или просто так, в гости?

– Если я скажу, что в гости, вы же не поверите?

– Извини, Полина, нет. Слишком хорошо тебя знаю.

Я скривила уголки губ в улыбке:

– Да уж. Если хорошенько посчитать, наверное получится, что я общалась с тобой чуть ли не больше, чем с папой.

– Вряд ли.

– Это правда, что ты в отпуск ушёл?

– Тебе, значит, ЭТО сказали?

Я помрачнела:

– Так я и знала. Это из-за меня, да?

– Ты тут не при чём. Согласись, я уже не мальчик. Пора бы мне и отдохнуть, тебе так не кажется? Да и дел дома накопилось – невпроворот.

– Ты ушёл на пенсию?

– Да.

– Точнее, тебя отправили, – уточнила я.

– Ну, это как сказать…

– Так и говори, как есть. Не понимаю, вы что, сговорились, что ли?! Почему меня сегодня с утра все обманывают?! Даже карта на граве – и та заглючила, показала, что я чуть ли не на Южный полюс прилетела!!

Борис Емельянович расхохотался.

– Да, Полина Германовна, не везёт тебе сегодня.

Я вздохнула:

– Борис Емельянович, только не ври больше, ладно? Тебя уволили из-за меня?

– Глянь-ка, – деланно удивился мужчина, – за десять лет жизни всё-таки выучила моё отчество? Не думал, что до такого доживу!

Я ничего не ответила и продолжала выжидательно смотреть на своего собеседника.

Тот понял, что увернуться от ответа не получится и мотнул головой:

– Не совсем. Я уже давно подавал прошение об отставке, и каждый раз мне отказывали. А потом подняли старые бумаги… Ты просто ускорила естественный процесс.

– Значит всё-таки я виновата, – дрогнувшим голосом заключила я.

Не представляя, что можно сделать, я отошла на несколько шагов и принялась разглядывать буйную садовую листву. Вдали, между крохотными постройками мелькала красная панама.

Подул ветер – и с нижней ветки дерева на асфальтную дорожку прямо мне под ноги упало крупное жёлтое яблоко.

Я резко обернулась:

– Дядя Боря, если я попрошу прощения за свой побег, ты меня простишь?

Бывший начальник службы безопасности не смог сдержать улыбки:

– Конечно!

– Нет, дядь Борь, – мягко, словно кошка подошла к нему я, – ты меня не понимаешь. Одно дело, сказать, что ты меня простил, а про себя думать, что я – вредная маленькая эгоистка, которая умеет думать только о себе и ради собственной выгоды готова идти по чужим карьерам. А другое дело – простить на самом деле, когда ты против меня совсем-совсем ничего иметь не будешь.

– Почему ты так уверена, что я злюсь на тебя?

– Потому что поступила совершенно по-скотски. Ты думал, что я с тобой дружу, а я тебя обманула как самого последнего идиота, да ещё и подставила по полной программе! – Выпалив всё это на одном дыхании, я почувствовала, что покраснела – поняла, что по поводу "идиота" ляпнула совершенно не к месту.

Борис Емельянович поднял прутик и принялся задумчиво чертить на земле какие-то знаки. Казалось, он так поглощён этим процессом, что и думать забыл обо мне.

Я, донельзя мрачная, горящими глазами следила за ним и едва сдерживалась, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Ответил бы сразу – и я бы ушла. А так – молчит и молчит. Это что, такое изощрённое издевательство?

Когда я была готова встать и молча уйти, Борис Емельянович отбросил прутик в сторону.

– Какой же ты ещё ребёнок, Полиночка.

Взъерошенная недавними мыслями, я сгоряча решила, что обманутый охранник продолжает мстить. Конечно, чего ещё ожидать! Теперь, когда он перестал быть официальным лицом, то вполне может позволить и молчать по полчаса при разговоре, и Полиночкой меня называть, да хоть козой безрогой – я уже не имею права хоть как-нибудь наказать его!