Паула, распрягавшая осла, обернулась к пим.

— Очень сильный туман, — сказала она.

И впервые улыбнулась. Ее лицо, порозовевшее от огня, стало более женственным, чем при свете лупы. «Какие у нее черные волосы!» — промелькнуло в голове Шеннона, пока он благодарил мужчину за гостеприимство.

— Шеннон… Вы англичанин или американец?

— Ирландец.

Паула привязала осла к сосне; туман уже начал обволакивать ее, словно желая скрыть. Она стала разворачивать плед.

— У меня есть отличный спальный мешок. Хотите им воспользоваться? — предложил Шеннон.

— Кто? Я? — засмеялась Паула, собираясь отказаться.

Но при виде спального мешка не устояла, словно маленькая девочка перед новой игрушкой.

— Не так-то ото просто! — восклицала она, пока Шеннон показывал ей, как им пользоваться. — Настоящая постель, — сказала она Шеннону, наконец устроившись. Затем, помолчав минуту, проговорила то, что, вероятно, нелегко ей далось: — Если бы не вы там, наверху… Ладно… Спокойной ночи.

Возвращаясь к костру, Шеннон увидел, как один из спящих приподнялся. Он был так безобразен, так чудовищен, что Шеннон подумал: «Может, я все еще в стране мифов, а те двое, наверное, карлики?» Он снова перевел взгляд на странное существо, но оно уже превратилось в бугор, укрытый бурым пледом.

Американец поджидал его у костра.

— Хотите перекусить?

— Спасибо. У меня еще есть хлеб, который я купил в Вильянуэве, и банка мясных консервов.

— Это намного лучше того, что могу предложить вам я, — улыбнулся мужчина, показав золотой зуб, блеснувший в свете костра. — У нас, сплавщиков, вы не найдете ничего, кроме оливок, лука да трески… Для такого господина, как вы, это не еда.

«Горд и полон достоинства, — подумал Шеннон, — как владетельный сеньор. В здешних краях это не редкость, особенно среди бедняков». Ему тоже следовало быть на высоте.

— На войне для меня такая еда нередко была настоящим пиршеством.

— А, на войне! — только и сказал Американец.

«Интересно, что он имел в виду? — подумал Шеннон.

Для многих война — это выстрелы, опасность, смерть. Если бы только это, куда ни шло. Но в ней есть и еще что-то, иное: что-то бесчеловечное, что-то… Нет, нет, нельзя думать об этом, — осадил он себя. — Надо все забыть. Как только что в горах. И так жить дальше».

— Пейте, — предложил Американец. — Оно немного терпкое, зато доброе.

И протянул Шеннону испанскую «флягу» — маленький мех для вина с горлышком из рога.

— Я еще не умею пить из таких, — сказал Шеннон, прежде чем поднести флягу к губам.

— Научитесь, если поживете в Испании.

— Вы не спите из-за меня.

— Не велика беда! Я вообще мало сплю.

Должно быть, он действительно мало спал, этот худощавый, аскетического вида человек, не докучавший Шеннону своими расспросами, пока тот ел. В тишине до них иногда доносилось журчание реки, обложенной туманом, словно ватой. Американец протянул к огню ноги, обутые в альпаргаты из дрока, завязанные на голой щиколотке у самых брюк. Совсем как у раненого, там, наверху…

«Наверху, — подумал Шеннон. Неужели прошло всего несколько часов?» Но как далек стал от него тот, другой мир, в котором он жил до сих пор! Что ждет его в этом новом мире; мире этой девушки, тумана, этих бесформенных существ и карликов? Шеннон вновь почувствовал интерес к жизни.

— Мне еще никогда не приходилось видеть сплавного леса.

— Любопытное зрелище.

«Зрелище, — заметил про себя Шеннон, — странно слышать это слово здесь, в стане едва ли не босых людей». Но думать ни о чем не хотелось. Безмерная усталость обрушилась на него. Он пожелал спокойной ночи Американцу.

Тот сдержанно ответил, подкинул в костер дров, чтобы огонь горел до утра, и лег спать. Шеннон завернулся в плед и тоже улегся спиной к огню. «Плед девушки, — промелькнуло у него в голове, — тот самый, в который она была закутана, когда увлекала меня в свой мир. А может быть, он волшебный?» Но никакого волшебства не произошло. От пледа исходил запах душистого можжевельника, хвои, слегка отдающий шерстью осла. Какую жизнь ведет эта женщина среди сплавщиков?

Оп ужо почти погрузился в сон, когда до него донесся голос Американца:

— Послушай… Паула… Ты ведь не спишь, верно?

— Нет, — не сразу отозвалась она, всхлипывая.

— Что с тобой, Паула?.. Почему ты не пошла домой… к своим?

— У меня… у меня там никого нет.

— Как? Ты же сама говорила мне…

Его прервал плач девушки. Шеннон услышал, как Американец подошел к ней. Захлебываясь слезами, она не переставала твердить:

— Нет у меня никого. Нет у меня никого на всем белом свете… Ах, сеньор Франсиско, уж лучше бы я умерла!

— Такая молодая! Не стыдно тебе так говорить? Послушай…

Дальше Шеннон ничего не смог разобрать. Паула, горестно всхлипывая, что-то говорила Американцу. Тот утешал ее. Еще одна тайна, с которой уже не могла справиться его растущая усталость, коварный сон, наконец овладевший Шенноном.

Сначала он спал крепко. Затем ему почудилось, то ли во сне, то ли наяву, будто спавшие у костра задвигались и исчезли. Сам же он шел и шел по незнакомой туманной планете за чем-то, что было иногда тенью, иногда светом, пока вдруг, чудом, какое бывает только во сне, не очутился перед прекрасным видением: золотисто-лазурной бухтой на одном из островов средиземноморского архипелага. Она покоилась под ясным солнцем, сосны карабкались вверх по скалистому мысу, на вершине которого возвышались разрушенные колонны храма, воздвигнутого в честь древних богов, сотворенных по образу и подобию человека. Глядя на этот мир, такой ясный, такой незыблемый, Шеннон понял, что наконец достиг своей цели. И заснул под благодатной сенью сосны на золотом песке.

ГЭНЬ

1

Ла-Эскалеруэла

Шеннон проснулся от холода, приоткрыл веки — и не поверил своим глазам: по реке шел человек. Он спокойно ступал по воде, продвигаясь вперед сквозь рассеивающуюся пелену тумана. Пораженный, Шеннон приподнялся, думая, что все еще спит. Но тут же понял: человек идет по бревнам. Шеннон сбросил с себя плед, посребренный инеем, и вскочил на ноги.

Вся река была устлана, словно паркетом, оголенными стволами длинных прямых сосен. Человек легко переходил от берега к берегу, временами опираясь на багор с острым наконечником. Русло реки в этом месте было слишком узким, а течение чересчур быстрым, и бревна наползали друг на друга. Огромный ствол, ставший поперек реки, преградил путь остальным бревнам, освободив зеленое пространство мутной воды. Человек легко подцепил крюком конец этого ствола, устраняя помеху, и скопище бревен вновь устремилось вперед.

— Выспались?

Шеннон обернулся и увидел Паулу. Сероватый свет утра делал ее лицо совсем юным, а взгляд — почти робким. Однако плотно сжатые губы, упругая грудь и ссадины на руках свидетельствовали о том, что она истинная горянка.

— А где остальные?

— Они пошли в обход скалы. Сегодня им предстоит тяжелая работа. Ущелье Ла-Эскалеруэла очень опасное место. — Она заправила под платок выбившиеся пряди волос и предложила: — Хотите позавтракать молоком? Американец оставил немного для вас из того, что нам дал вчера вечером пастух.

И показала на чугунок, придвинутый к горячим углям. Затем достала из дорожной котомки начатую буханку хлеба.