Я спрятался в тени каштана, того самого, под которым сам Олег стоял в прошлый раз. Прислонился спиной к дереву, обхватывая ствол сзади себя руками.

Каштан – моё дерево, об этом мне тоже рассказал Олег, он и научил таким вот образом заряжаться от каштана здоровьем и силой.

Я стоял, наблюдал за Олегом, ярко освещённым луной, и мне было стыдно. Почему я совсем забыл о нём? Не подумал, что ему наверняка не меньше моего хочется прикоснуться к Мечу. Олег бы про меня не забыл. Он и в прошлый раз ради меня отказался от возможности ощутить себя Вселенной. Хотя знал, что эта возможность – скорее всего последняя. А я, когда увидел луну, об Олеге и не вспомнил, помчался к Необычному Месту один. С Камнем Олега помчался…

Всё‑таки хорошо, что сегодня я не смогу объединиться с Великой Пустотой, стать на какое‑то время всемогущим. Неизвестно, чем бы это могло обернуться. В прошлый раз я удержался от искушения как‑то испробовать на деле ту непредставимую силу, оказавшуюся вдруг у меня в руках. Но тогда не было ещё драки с Бурым, не было проблем с Тайсоном. А сумел бы я не наломать дров сегодня? Тем более, если бы рядом не было Олега?

Страшно даже представить.

А Олег, если всё же Меч окажется у него в руке, сумеет не наломать дров? Что я знаю о нём? Какие проблемы у него в жизни? Наверняка ведь немалые, у такого человека, как Олег, просто не может не быть очень серьёзных проблем. Не появится ли у него искушение решить эти проблемы с помощью Высших Сил?

Вопросы эти были глупыми. Понятно, что искушение у Олега, конечно же, появится. Но он справится с ним. Обязательно. Потому что Олег – не такой эгоист, как я. Он никогда не считал собственные проблемы главными, для него всегда было главным помогать другим, думать прежде всего о других.

Поэтому он ни за что не воспользуется силой Пустоты, которую, как он сам говорил, человек не может контролировать.

Олег долго стоял на колене совершенно неподвижно, и было непонятно, удалось ли ему прикоснуться к Мечу. Потом он встал и, не оглядываясь, так и не заметив меня, ушёл. Какой‑то вялый, с обвисшими плечами, совершенно на себя не похожий.

Мне почему‑то до боли стало жалко его.

В это трудно поверить, но в этот раз мама моей ночной прогулки не заметила. Обрадованный тем, что отпала необходимость оправдываться и успокаивать маму, добравшись, сопровождаемый беззвучно мяукающей Лапкой до постели, я сразу же заснул. И утром проснулся бодрым и решительно настроенным.

День предстоит нелёгкий и очень важный. Но это меня совершенно не угнетало! Наоборот! В теле так и звенело боевое нетерпение. Меня ждут сегодня великие дела! И я справлюсь! Скорее бы начать…

Так! Очень хорошо! Замечательно.

Я выпрыгнул из постели, перепуганная Лапка, спавшая под боком, шарахнулась от меня и возмущённо что‑то промяукала. Я засмеялся. Мне хотелось немедленно лететь к школе, встретить Тайсона и сразу же энергично начистить ему рыло. Спокойно! Важные дела не делают впопыхах. Прочь суетливую торопливость! Самураи, легендарные японские рыцари готовили себя к решающему бою, да и вообще к любому важному событию в жизни со сдержанной торжественностью. Очищали тело и дух, стремились прожить полностью, до конца каждый момент своей очень, скорее всего, недолгой жизни. А чем я хуже самураев?!

Скрутив нетерпение в тугую пружину, я открыл окно и несколько раз полной грудью, с наслаждением вдохнул утреннюю свежесть, всё ещё пахнущую грозой. Хорошо. Всё‑таки до чего хорошо жить!

Теперь – душ. Холодный кран – до отказа, радостный озноб, замирание дыхания, мурашки по коже, желание завопить от счастья во всё горло. Теперь резко – горячая вода, волна расслабления и блаженства по телу, ощущение приятного покалывания, как будто тысячью маленьких иголочек… Опять – холодная вода, озноба уже нет, наоборот, кожа начинает гореть ещё сильнее. Ещё раз – горячая… И опять – холодная. Растирание жёстким, специально купленным полотенцем, тело поёт, вибрирует, звенит. Здорово!

Теперь – самое главное. Зарядка. До знакомства с Олегом я не понимал, для чего принимать душ перед зарядкой. А не после, когда вспотел. Я много чего не понимал… Сейчас даже не верится, что когда‑то утренняя зарядка была для меня очень нелюбимым делом, от которого я так и норовил увильнуть.

Зарядка зарядке рознь. То, что теперь делаю я, это не просто тупое дрыганье руками и ногами. Это динамическая медитация. Боевой танец с деревянным мечом, попытка ощутить Гармонию, услышать Бога. Ощутить и услышать вокруг себя и в себе самом, возвысить дух до космических высот, очистить его от суетливости, нерешительности, страха, всякой другой грязи. А заниматься поиском Гармонии, очищением духа, не очистив перед этим тело – это… Ну, не то, чтобы совсем невозможно, но к чему такие сложности, если есть душ и он прекрасно работает?

Я взял в руки боккен, торжественно поднял его до уровня глаз и подержал так, стараясь ощутить, что мы с ним – одно целое. Я знал, что меч ответит, но как всегда ждал ответа со смесью радостного нетерпения и опаски, а вдруг сегодня не получится? Но вот в ладони, держащие боккен, мягко, но вполне ощутимо толкнулось тепло, щекочущей волной пробежало по телу, добавляя силы и спокойной решимости. Затаив дыхание, я медленно поклонился мечу.

Можно было начинать боевой танец. Но я решил сделать ещё кое‑что.

Осторожно взял Камень, подержал его, прислушиваясь к хрустальному звону, и вставил в углубление на конце рукояти боккена. Углубление я вырезал ещё дня три назад, но вставить Камень решился только сейчас. Лунный хрусталь вошёл в углубление легко и плотно. Как патрон в патронник. По деревянному лезвию пробежал металлический отблеск Лунного света, преобразившийся меч радостно зазвенел, приветствуя Камень.

Ещё раз поклонившись мечу, несущему теперь в себе частицу Луны, я начал выполнять с ним знакомые упражнения. Сначала – медленно и плавно, но с каждым взмахом – всё быстрее и резче, постепенно “отпуская поводья”, всё больше давая воли так и рвущейся наружу силе. Силе меча, подкреплённой звенящим Лунным светом и моей собственной силой.

Огненный танец, неистовый бой с воображаемым врагом быстро разгорался.

Воображение нарисовало мне вовсе не Тайсона, а настоящего, смертельного врага. Передо мной возник самурай в полном боевом снаряжении, и он атаковал меня мечом с яростной и непреклонной решимостью. Как только я расправился с врагом, на его месте немедленно появился следующий. И ещё один. И ещё.

Защищаясь, я использовал движения Айкидо школы Шинато, но сегодня выполнял эти движения очень агрессивно, с максимальной силой и скоростью, с такой же бешеной яростью, как и очередной воображаемый противник, стараясь выполнить каждый удар мечом так, как если бы он был последним в моей жизни.

Олег рассказывал, что когда Шинато работал на тренировках с оружием, то в каждом его движении была угроза неминуемой смерти… Но в последний момент смертельный удар приостанавливался или незаметно “обтекал” цель, оставляя её невредимой. Знаменитый мастер стремился научить технике, позволяющей щадить противника, щадить с позиции силы, уже имея возможность убить, но всё‑таки в итоге щадить…

Сегодня для меня это не годилось. У меня не было возможности пощадить Тайсона, это означало бы двойное предательство – Олега и Сашки. Поэтому на этой утренней тренировке я “заводил”, накручивал себя, стремился в этом “бою с тенью” подавить ярость противника своей ещё большей яростью, его решимость убить или умереть – своей ещё большей решимостью, рвался войти в состояние иай учи…

Олег объяснял нам когда‑то, что состояние иай учи вовсе не обрекало воина на неминуемую смерть во встречном бою. Напротив, тот, кому удавалось глубже и искреннее войти в это состояние, получал дополнительные шансы на победу и даже в итоге – на сохранение собственной жизни.

Мне было непонятно, почему у того, кто искреннее стремится к обоюдной смерти, оказывается больше шансов выжить. Это потому тебе непонятно, объяснял мне Олег, что мы живём не в эпоху средневековья, не в эпоху мечей, а в эпоху компьютеров и самолётов. Поэтому понятнее будет похожая ситуация, но не в поединке на мечах, а в воздушном бою. Лобовая атака, когда лётчики заходят друг другу навстречу. Решимость идти до конца на лобовое смертельное столкновение – это и есть решимость иай учи. И тот лётчик, кто действительно шёл на смерть до конца, часто получал возможность остаться в живых и победить “сломавшегося” врага, который, не выдержав, отворачивал в сторону и погибал, расстрелянный более стойким и искренним в своей решимости противником.