А потом в небо взвились четыре черных как ночь столба, клубящихся и уносящихся в бескрайнюю высь, будто вознамерившись погасить самые далекие звезды. Вознеслись, качнулись пару раз, а затем объятия света сжались и все пропало.
Все, включая четверку поднятых мертвецов. Лишь серые пузырящиеся лужицы какой-то непонятной субстанции остались в тех местах, где только что стояли разупокоенные. И словно легким ветром несомые, скользнули от них прочти прозрачные тени, устремившись к посоху, пожравшему их без следа.
«Неплохо! — Оценила получившийся результат Хода. — Этот мне даже больше нравится!»
Больше — не больше, но Осси тоже была довольна — с первой задачей она справилась. Правда, она и самой легкой была.
Естественно, что такой фейерверк не мог пройти незамеченным, и ожесточенная схватка монахов с наседающими на них умертвиями на миг замерла сама собой.
Все — и живые и мертвые разом повернулись на вспышку, а затем множество взоров устремилось к леди Кай, появление которой во дворе монастыря ознаменовалось явлением столь красочным и эффектным.
Пауза эта была, однако, недолгой и прервалась вероломным и совершенно бесчестным ударом молодого белобрысого монаха, который коротко взмахнув нагитой, разом подрубил голову ближайшего к нему мертвяка, а обратным ходом своего оружия, обращаться с которым он умел, по всему, весьма и весьма неплохо, развалил надвое еще одного противника. Поголовье умертвий, таким образом, скачком сократилось до двенадцати, что никак не могло не сказаться на боевом духе оставшихся в строю тварей.
Оно и сказалось.
Бой вспыхнул с новой силой, и почти сразу же одному из нападавших удалось дотянуться и зацепить широким пером нагиты второго монаха. Не сильно, но кровь из бедра брызнула, измазав бурыми кляксами выбеленную стену постройки, а толстяк в синем балахоне, припадая на левую ногу, отступил назад…
Пятерка разупокоенных, справедливо оценив леди Кай, как новую силу и потенциальную угрозу, отделилась от своих собратьев и бодро направилась к ней, немного расходясь в стороны и охватывая интессу полукольцом.
Мертвяки на этот раз были самые обычные. В том смысле, что никакие волны по ним не пробегали, и нити никакие от них тоже не тянулись. И это было хорошо.
Что было странно, так это то, что были они — разной степени попорченности. И не в том даже дело, что возраста эти разупокоенные мумии были самого разного. Это-то, как раз — понятно и естественно. А в том, что некоторые из них выглядели много лучше своих собратьев — и плоть, вроде, на них какая-никакая наросла, и кожа сухой не выглядела, — а как давеча у той четверки была влажной и блестящей, — да и глаза были временем не высушены, а сверкали ярче, чем у иного живого.
Но таких из той пятерки, что к Осси приближалась только двое было. Остальные выглядели, как мумиям и положено — худыми, сухими и серыми. Даром, что давно уже выпотрошены были…
Их сотоварищи, тем временем, потихоньку теснили отчаянно обороняющихся последователей Фатура. Что и немудрено, ибо у монахов в строю оставался один лишь белобрысый. Правда, пока он справлялся: раскрутив свою нагиту, что смертоносный веер, ему удавалось удерживать мертвяков на почтительном расстоянии, но долго так продолжаться не могло, и рано или поздно…
Раненный в ногу толстяк пытался в меру сил поддержать своего союзника, и прислонившись к стене, с остервенением тыкал широким лезвием своего орудия укрощения в подступающих все ближе врагов. Но слабел он прямо на глазах, и движения его становились все более и более неловкими.
Третий монах перестал подвывать и затих, скорчившись в углу, то ли потеряв сознание, то ли окончательно покинув этот мир.
В общем, плохо там дело было…
Мертвецы надвигались на Осси, ощетинившись острыми лепестками нагит, которые описывали небольшие круги и восьмерки, словно выискивая брешь в обороне интессы, и готовы были в любой момент ужалить, вспарывая плоть и отбирая жизнь.
В глазах пятерки разупокоенных не было ни жалости ни страха. Одно лишь обещание скорой смерти, замешанное на дикой звериной ненависти ко всему живому и полному равнодушию к своей участи. И в этом все эти мертвые глазки — и ожившие, впитавшие в себя какую-то неясную пока силу, и сухие и бесцветные — были едины.
Вот только одной ненависти маловато будет…
Осси сделала шаг назад. Затем еще, вступив под свод клешора, и заманивая мертвецов за собой. Расчет был прост — увести их за собой, с тем, чтобы, оставшиеся в живых монахи не попали в сектор, где через мгновение должно было взбурлить изгоняющее смерть солнце. Уже и посох поднят был до нужного уровня, и оставалось сделать еще один шаг.
Дальше все происходило в полном соответствии с действующими уложениями, ни на йоту не отклоняясь от намеченной программы — удар, солнечный ветер, столбы, подпирающие небо, воспарившие над лужами прозрачные субстанции, и еще пятеро так не ко времени восставших переселились за Вуаль…
А белобрысому, тем временем, надоело вращать свой несущий смерть меч, и он перешел в наступление. Отчаянный, по всему судя, он парень был. Вот только зря он это сделал, — ему бы леди Кай дождаться, — может оно бы все и по-другому пошло…
Сделав два невероятно быстрых шага, монах пырнул острием зазевавшегося мертвяка, но то ли не рассчитал силу, то ли рука у него соскользнула, но широкое острие нагиты пропороло покойника насквозь и вышло из спины мертвяка почти на всю свою длину, напрочь застряв в пересушенной плоти старшего брата.
Белобрысый потратил несколько драгоценных мгновений в безуспешных попытках выдернуть свой меч из мертвой плоти, но зазевавшись, потерял контроль над ситуацией и тут же получил чудовищный по своей силе удар ногой в грудь, отбросивший его назад к стене.
Меч, правда, свой он так и не выпустил, и тот, последовав за своим уносящимся по воздуху хозяином, выдрал здоровый кусок плоти из туловища мертвеца. Белобрысый, однако, плодов своей маленькой победы вкусить так и не смог, потому как пролетев с пяток ардов упал на спину, и от этого второго подряд удара потерял сознание.
Воодушевленные таким поворотом дел, мертвяки не стали оплакивать своего безвозвратно потерянного товарища, а слаженно рванули в наступление, пытаясь если не развить, то хотя бы закрепить свой успех. Остановить их не смогли даже огненные шары, выпущенные, показавшейся к тому времени в дверном проеме леди Кай. На них они даже внимания не обратили, а прилетевшие один за другим сгустки огня, так и умерли, расплескавшись о стены и серые сумрачные фигуры, но так и не найдя себе пищи.
Действовали мертвые братья четко и дружно, будто многие годы провели они в неустанном оттачивании боевого мастерства, а не лежали спокойненько в каменных резных домовинах, восславляя даже после смерти своей светлых богов.
Рывком преодолев только что отыгранное у белобрысого расстояние, троица самых шустрых, — и, кстати говоря, самых свежих на вид, — покойников, разом воткнули свои мясницкие лезвия в тело истекающего кровью толстяка и резко, — как по команде, — подняли его вверх, насадив на длинные свои мечи, как свинью.
Как свинья он и визжал, надрывая горло и до дна опустошая легкие, пока его тело, подвешенное в воздухе на широких лепестках похожих на короткие копья мечей, шинковала оставшаяся троица разупокоенных. Тонкими ломтиками они его нарезали, но делали это на удивление быстро и аккуратно, будто не монахами они в прошлой жизни своей были, а служили на королевской кухне под началом легендарного мастера Соббы…
Со стоном зашевелился последний из братьев Фатура, но быстро вспомнив все, что предшествовало его замечательному полету, начал подниматься, мотая головой, чтобы скорее стряхнуть с себя дурь оцепенения.
С другой стороны к разупокоенным приближалась леди Кай, ради такой долгожданной встречи сменившая неудобный в ближнем бою посох на меч, который держала в руке далеко отнеся в сторону.
Собратья белобрысого по давно уже забытой религии быстро оценили изменения, происходящие на маленькой сцене военных действий, и отбросив в сторону то, что еще совсем недавно было бодрым и полным сил толстяком, разделились на две равные группы, явно намереваясь поскорее покончить с сопротивлением. Действия их были разумны и с точки зрения логики боя безусловно оправданы. На их месте Осси и сама бы так поступила.